Русь нестеровская. Слышишь это сочетание, и перед мысленным взором сразу возникает череда живописных образов. Их не спутаешь ни с чем: строгая тишина среднерусских пейзажей, тоненький, какой-то неземной отрок Варфоломей, монахи-отшельники. Кто-то вспомнит Марфо-Мариинскую обитель в Москве: неповторимые сочетания глубоких синих, зеленых и нежных бело-розовых и серебристо-серых тонов росписи. «Благовещение», «Христос у Марфы и Марии», «Путь ко Христу».
«Самое драгоценное в искусстве – Божий дар, талант – должен служить к выражению чувств добрых и прекрасных, путем ли живописи, музыки или всеобъемлющей поэзии...»[i],– так писал в 1893 году М. П. Соловьеву сложившийся художник Михаил Васильевич Нестеров (1862–1942).
Интересно, что по собственным воспоминаниям, ребенком он был беспокойным, не особенно хотел учиться и не проявлял интереса к семейному делу. Родился Михаил в 1862 году в Уфе: из 12 детей выжили он и сестра Александра. Родители, люди образованные, глубоко верующие, оба выходцы из больших купеческих династий, сначала определили сына в гимназию. Через два года Михаила отправили в Москву: надеялись, что вдали от дома он станет более серьезным. Так и вышло. В одном классе реального училища с ним оказался сын художника К.А. Трутовского, который заметил незаурядные способности мальчика к рисованию.
Осенью 1877 года Михаил был принят в Училище живописи: так начался путь пятнадцатилетнего Нестерова в большое искусство.
Духовные поиски
Современники и ценители таланта художника сходятся во мнении, что главная тема его творчества – духовные искания русского человека, православная вера и воплощение идеала «святой Руси» – той светлой, непоруганной России, тоску по которой он пронес через всю жизнь.
Однако начинал Нестеров с более традиционных сюжетов. Под влиянием передвижников и преподавателей Василия Перова и Владимира Маковского создавал работы бытового и исторического характера («Экзамен в сельской школе», «Призвание М.Ф. Романова на царство»).
Серьезным переломом, повлиявшим на жизнь и творчество Нестерова, стала ранняя смерть жены Марии: в 1886 году, всего через два дня после рождения дочери. Переживание этой потери наполнило его полотна теми живыми чувствами и глубоким содержанием, которые никого не оставляют равнодушными. Мария стала прообразом для целой череды девушек и женщин, воплотивших идеал внутренней красоты и печали («Царевна», «Христова невеста»).
Спустя годы художник записал: «Все пережитое мною тогда было моим духовным перерождением, оно в свое время вызвало появление таких картин, как «Пустынник», «Отрок Варфоломей» и целый ряд последующих, создавших из меня того художника, каким остался я на всю последующую жизнь»[i]
Сергий Радонежский и живые лица святой Руси
Настоящее рождение Нестерова-художника связано с циклом картин о духовной жизни Древней Руси.
Первой стал «Пустынник» (1888–1889), с которого начался узнаваемый «нестеровский» стиль. Здесь впервые создана гармония между немудреным русским пейзажем и духовным подвигом отшельника, ушедшего от мира для молитвы. Показ на XVII Передвижной выставке оказался для Нестерова судьбоносным: картина не просто понравилась критикам, но ввела его в круг ведущих мастеров своего времени.
А потом было «Видение отроку Варфоломею» (1889–1890), которое Михаил Васильевич считал лучшей своей работой. Интересно, что замысел возник во время путешествия по Италии. Тогда в альбомах рядом с зарисовками южных пейзажей появились виды неброской, скромной русской природы. Вернувшись на родину, он принялся за поиски натуры – не фона, а души будущей картины. Таким местом стало Абрамцево, имение Саввы Мамонтова. Холмистая местность, тихая речка, нежная золотая осень задавали необходимый молитвенный настрой.
В соседней деревне Нестеров делал зарисовки фигур детей, но не доставало главного – того самого одухотворенного лица, которое рисовало его воображение. Наконец он увидел «девочку лет десяти, стриженную, с большими, широко открытыми удивленными глазами, болезненную, со скорбным, горячечно-дышащим ртом. Я замер как перед видением. Я нашел то, что грезилось мне»[ii].
Выстраданная картина стала для художника не просто сюжетом из жития святого, а глубоко личным актом веры. Кропотливый поиск натуры и состояние полного духовного погружения в работу ещё раз подтверждают, что Нестеров творил как подвижник, сделавший свои полотна символом национальной религиозной души.
Всего в цикл художника о Сергии Радонежском входит 15 больших полотен.
Храмовое искусство и церковные росписи
Владимирский собор (1890-е годы)
В 1890 году историк искусств, профессор Адриан Прахов, который руководил работами по росписи Владимирского собора, побывал на выставке передвижников. Сильное впечатление произвёл на него «Отрок Варфоломей». Адриан Викторович уговорил художника попробовать себя в церковной росписи. Перед началом нового для себя дела, Нестеров совершил поездку по европейским городам: хотел лучше изучить традиции византийского искусства. Живописными работами в храме руководил Виктор Васнецов, который думал поручить Михаилу Васильевичу строго следовать собственным задумкам: писать образы русских святых на столбах собора. Но от мастера не мог укрыться самобытный талант Нестерова. Тот давно перерос роль подмастерья, что и доказал, создав собственные оригинальные композиции: «Рождество Христово», «Воскресение», «Крещение Господне».
Его стиль, лиричный и тонкий, с узнаваемым «жемчужным» колоритом, сознательно противопоставлялся монументальной мощи Васнецова. Нестеров ввёл в канонические сцены натурный пейзаж, придавая им объем и особую поэтичность. Критики указывали на неуместный (для строгого церковного канона) «лиризм», но художник отстаивал право формировать собственное видение религиозного образа.
Храм Святого Александра Невского (1898–1904)
Вторым проектом стала работа в небольшом грузинском поселке Абастумани. Михаилу Васильевичу понравилась возможность самостоятельной деятельности. Он посетил несколько старинных церквей и глубоко изучил традиционную грузинскую фресковую манеру живописи, а потом разработал и исполнил все росписи. Позднее эскизы, написанные для храма, легли в основу двух полотен – «Голгофа» и «Воскрешение Лазаря».
Храм Митрополита Петра в Новой Чартории (1899–1902)
Нестерова пригласили руководить художественными работами по росписи и созданию икон для усыпальницы князя Оржевского на Волыни. Оригинальным решением стала композиция «Шум ангелов» в барабане купола: небесный свод был изображен как трепещущая масса белоснежных крыльев. К сожалению, храм был серьезно поврежден в советское время, а местонахождение оригинальных эскизов до сих пор неизвестно.
Покровский храм Марфо-Мариинской обители (1907–1912)
Вершина церковного творчества Нестерова и яркий пример синтеза искусств эпохи модерна.
Задача была непростой: создать росписи для собора в традиционном новгородско-псковском стиле, который задал архитектор А.В. Щусев, и не нарушить общую композицию. А ведь художник хотел отступить от общепринятой практики сплошной росписи и стилизации под древность и создать воздушное, живое наполнение сводов.
В своем дневнике он писал: «…я продолжал мечтать испытать религиозное воодушевление не в готовых, давно созданных образцах, стилях, формах, где все было закончено, найдено, где нечего было добавить, не нарушая иконописных канонов»[i].
Идея понравилась великой княгине Елисавете Феодоровне, создательнице и покровительнице обители. Она навестила художника в его квартире в Москве, внимательно изучила эскизы и благословила воплотить задуманное.
«Великая княгиня, поблагодарив меня и ласково простившись, уехала, оставив во мне радостное чувство, вызванное, быть может, той гармонией нравственной красоты, внешнего обаяния и трогательной женственности, коими в такой полной мере обладала Великая княгиня Елизавета Федоровна»[ii].
Творческий союз выдающегося архитектора, самобытного живописца и доброе расположение великой княгини подарили современникам и потомкам настоящий шедевр храмового искусства, который сегодня может увидеть любой житель и гость столицы.
Троицкий собор в Сумах (1912–1914)
Последним в ряду храмовых работ стал иконостас для собора в Сумах. Для него художник продумал и органично вписал шесть новых икон в готовый барочный интерьер. Он объединил всё сложным ритмом фигур и фоном с клубящимися облаками.
Так прошел Нестеров свой путь от ученичества к новаторству, наполнив церковное искусство глубоким личным чувством и современным религиозным переживанием.
Душа народа
Михаил Васильевич постоянно размышлял о том, как человек связан с родной землей, со своим народом. Так появлялись не только монументальные полотна («Святая Русь» (1901–1907), «На Руси» («Душа народа») (1914–1916), но и целая череда портретов.
«Святую Русь» Нестеров писал шесть лет: с момента возвращения к станковой живописи после долгой работы над росписями храмов. За вдохновением и образами героев он отправился в Соловецкий монастырь на Белом море, с его суровой природой и будто замершим старинным укладом жизни.
В одном из писем он рассказал о своём замысле: «Среди зимнего северного пейзажа притаился монастырь. К нему идут-бредут и стар, и млад со всей земли. Тут всяческие «калеки», люди, ищущие своего бога, искатели идеала, которыми полна наша «святая Русь». Навстречу толпе, стоящей у ворот монастыря, выходит светлый, благой и добрый Христос с предстоящими ему святителями Николаем, Сергием и Георгием (народные святые). Вот вкратце тема моей картины, которая нравится, в которой есть живые места, но надо ее достойно кончить»[i].
Почти одновременно с работой над большим полотном, в 1905–1906 годах, художник, по его собственному признанию, ощутил вдруг «тоску по человеку» и начал писать портреты своих современников и близких. Первой стала «Амазонка» (1906): дочь художника Ольга. Этот образ стал своеобразным символом ускользающего Серебряного века.
В 1917 году был создан портрет религиозного мыслителя А.П. Храповицкого «Архиепископ Антоний». Это было время, когда архиерей, как один из кандидатов на Патриарший престол, жил в Москве. Поэтому для сюжета Нестеров выбрал момент произнесения архиепископом проповеди в церкви Высоко-Петровского монастыря. После революции Антоний эмигрировал и возглавил Русскую Православную Церковь за границей.
В том же году Нестеров написал один из самых известных портретов: русских мыслителей, философов С.Н. Булгакова и П.А. Флоренского. Работал он без эскизов – настолько увлекла его идея. Позже С.Н. Булгаков записал в «Автобиографических заметках»: «Это был, по замыслу художника, не только портрет двух друзей..., но и духовное видение эпохи. Оба лица выражали одно и то же постижение, но по-разному, одному из них как видение ужаса, другому же – как мира, радости, победного преодоления. То было художественное ясновидение двух образов русского апокалипсиса, по сю и по ту сторону земного бытия, первый образ в борьбе и смятении (а в душе моей оно относилось именно к судьбе моего друга), другой же к побежденному свершению, которое нынче созерцаем...».[ii]
Среди более поздних работ Михаила Васильевича можно отметить портреты художников В.М. Васнецова, братьев Павла и Александра Кориных, философа С.Н. Дурылина, хирурга С.С. Юдина, офортистки Е.С. Кругликовой, архитектора А.В. Щусева».
Суровые перемены, которые изменили жизнь любимой страны, не сломили веру художника в величие святой Руси как духовного идеала русской нации. Его живопись – светлый путь от молитвенной тишины к внутреннему обновлению и спасению. Полотна Нестерова и сегодня напоминают о гармонии природы и человека, почитании подвижников и святых, хранят свет духовности и надежды.
[i] Нестеров М. В. Давние дни: Встречи и воспоминания. М., 2005. – с. 9.
[i]Там же. – с. 65.
[ii]Там же. – с. 70.
[i]Нестеров М. В. О пережитом. 1862–1917 гг. Воспоминания. М., 2006. – с. 403.
[ii]Там же. – с. 404.
[i]Нестеров М.В. Из писем. М., 1968. – с. 161.
[ii] Булгаков ., прот. Автобиографические заметки. Париж, 1946. – С. 89.
Статья впервые была опубликована в журнале Сретенского монастыря.