Последний луч заходящего осеннего солнца золотил крыши домов за окном. В квартире пахло свежесваренным кофе и яблочным пирогом. Марина расставляла тарелки на столе, предвкушая тихий семейный ужин с мужем. Алексер вот-вот должен был вернуться с работы. Эти полчаса покоя перед его приходом были ее маленьким ежедневным ритуалом, островком безмятежности.
Звонок в дверь прозвучал как выстрел, разрывая уютную тишину. Марина нахмурилась. Не ждала никого. Курьера? Слишком поздно. Через глазок она увидела размытые силуэты. Не один, а несколько.
Она открыла дверь, и улыбка замерла на ее лице. На площадке стояла сестра Алексера, Светлана, с натянутой до ушей улыбкой. За ней маячил ее муж Игорь, скучающе оглядывающий стены, а рядом ерзал их десятилетний сын Костя, уже пытавшийся пальцем раздавить жука на обоях. Но больше всего Марину поразило не их появление, а то, что стояло у их ног: три больших, набитых битком чемодана.
— Встречайте гостей! — с пафосом провозгласила Светлана, не дожидаясь приглашения, и буквально вплыла в прихожую, оттесняя Марину. — Мы тут недельку поживём!
Ее голос звенел, но в глазах читалась не просьба, а констатация факта. Игорь молча подхватил чемоданы и внес их внутрь, поставив прямо на светлый паркет, оставляя на нем мокрые следы от уличной грязи.
Марина застыла на пороге, чувствуя, как ком подкатывает к горлу. Неделю? Сейчас только вечер субботы. Это значит, что все выходные, а затем и вся следующая неделя превратятся в ад.
— Света, мы… мы же не договаривались, — тихо, стараясь сдержать нарастающую панику, проговорила Марина. — У вас что-то случилось?
— Ах, да, ремонт у нас этот внезапный! — махнула рукой Светлана, снимая пальто и вешая его на вешалку, где уже висело пальто Марины, будто так и было всегда. — Трубу прорвало, знаешь ли, соседи залили. Ходить негде. Ну, ты же не выгонишь родню в такую непогодь?
Из глубины квартиры послышался звук ключа в замке. Вернулся Алексер. Его лицо, уставшее после рабочего дня, вмиг прояснилось при виде сестры.
— Светик! Игорь! — он улыбнулся, обнял сестру. — Какими судьбами?
— А мы к вам, братец, с визитом! — Светлана тут же перешла на сладкие, почти детские интонации. — На недельку. Нашу залили, мы в отчаянии.
Лицо Алексера на мигу омрачилось легкой тенью сомнения. Он перевел взгляд на Марину, поймал ее умоляющий, полный отчаяния взгляд. Но Светлана уже взяла его под руку.
— Алекс, не смотри такими глазами! Мы же не помешаем. Костель даже на полу поспит, если что, правда, сынок? Мы тише воды, ниже травы.
Костя в этот момент уже смотрел мультики на телефоне на полной громкости, нимало не интересуясь происходящим.
— Ну, конечно, — сдавленно проговорил Алексер, избегая взгляда жены. — Конечно, оставайтесь. Какие могут быть разговоры.
— Вот видишь! — торжествующе бросила Светлана в сторону Марины, а потом, не теряя ни секунды, обратилась к сыну: — Костя, беги в ту комнату, в гостевую! Она у них солнечная, тебе понравится. Разбирай свои игрушки.
Мальчик, не переставая смотреть в экран, побрел вглубь квартиры, как заправский завоеватель. Игорь, тяжело вздохнув, потянул чемоданы за ним.
Марина стояла в прихожей, глядя, как ее тихий вечер, ее уют, ее личное пространство буквально взламывают и оккупируют под радостные возгласы и притворно-виноватые улыбки. Она смотрела на спину мужа, который помогал Игорю затаскивать тяжелый чемодан, и понимала — ее не спросили. Ее просто поставили перед фактом. Словно она не хозяйка, а декорация в их внезапно изменившихся планах.
Она медленно повернулась и пошла на кухню. Кофе остыл. Пирог вдруг показался безвкусным. А из гостевой комнаты уже доносился довольный смех Светланы и грохот передвигаемой мебели. Они обустраивались. На неделю. И Марине внезапно стало до ужаса страшно, что эта «неделька» может никогда не закончиться.
Утро следующего дня началось для Марины не с аромата кофе, а с грохота и возни, доносящихся из гостевой комнаты. Она лежала с открытыми глазами, слушая, как за стеной Светлана командовала Игорю, куда поставить сумки. Алексер храпел рядом, повернувшись к ней спиной. Вся ночь прошла в тревожном, поверхностном сне.
Она накинула халат и вышла на кухню, надеясь украсть несколько минут тишины. Но надежды рухнули сразу. На столе стояла пустая кастрюля из-под вчерашнего супа, рядом — грязная тарелка с засохшими остатками пищи, а на только что вымытом полу у плиты валялись крошки. Сердце Марины болезненно сжалось. Она привыкла к чистоте и порядку, каждая пылинка в ее доме была на своем месте.
Она заварила чай и села у окна, глядя на пустынный воскресный двор. Словно кто-то выключил цвет в ее жизни, заменив его на грязно-серый оттенок раздражения.
Из гостей комнаты вышла Светлана. Она была в Маринином халате — том самом, шелковом, с вышивкой, который Алексер подарил ей на прошлый день рождения.
— Ой, Марь, а халатик-то у тебя какой мягкий, — Светлана потянулась, как кошка. — Мой совсем простой, а этот прямо нежит. Ты не против, если я поношу?
Марина онемела. Это была не просьба. Это было заявление.
— Света, это… это подарок, — с трудом выдавила она.
— Ну я же не испорчу! — засмеялась та и, не дожидаясь ответа, направилась в ванную.
Марина вскочила и, как во сне, пошла в свою спальню. Дверь была приоткрыта. На ее туалетном столике царил хаос. Флаконы с духами были сдвинуты, крышки не закрыты. Любимая помада Марины, та самая, идеального оттенка, которую она полгода искала, лежала без колпачка, и часть ее была обломана. А Светланин сын, Костя, в это время сидел на кровати Марины и Алексера и что-то жевал, размазывая крошки по светлому покрывалу.
У Марины потемнело в глазах. Она резко развернулась и прошла в гостиную. Игорь, как и вчера, развалился на диване, уткнувшись в телефон. Рядом на чистейшей бежевой обивке лежала пепельница, принесенная им, видимо, из кухни, и в ней тлела сигарета. Пахло табаком.
В этот момент из спальни вышел Алексер, потягиваясь.
— Алекс, — голос Марины дрожал, она старалась говорить тише, чтобы не слышали из ванной. — Поговори с ними. Посмотри, что они творят! Мой халат, моя косметика… Игорь курит в комнате! Он пепел на пол стряхивает!
Алексер поморщился, посмотрел на Игоря, который сделал вид, что не слышит.
— Мар, успокойся. Ну поносит халат, и что? Он шелкий, не порвется. Косметику… ну, купишь новую. А насчет курения… — он понизил голос, — неудобно как-то делать замечание гостю. Они же не навсегда. Потерпи немного, они же уедут.
— Когда? — прошептала Марина, и в ее голосе послышались слезы. — Ты слышал, они даже не собираются! Они уже тут обживаются!
— Не драматизируй, — Алексер потрепал ее по плечу и двинулся на кухню, явно стремясь избежать конфликта. — Сейчас кофе сделаю, и все тебе покажется не таким страшным.
Но Марина понимала — ему не страшно. Ему не больно. Он не видел, как стираются границы его дома, как его жена превращается в прислугу и статиста в спектакле под названием «Визит родственников». Она осталась стоять одна посреди гостиной, глядя, как пепел с сигареты Игоря медленно опадает на пол, который она мыла два дня назад. Каждая крошка, каждая царапина от чемодана на паркете, каждый чужой волос на ее подушке — все это было каплей, точившей камень ее терпения.
Она посмотрела на дверь ванной, откуда доносилось довольное напевание Светланы, и поняла, что это только начало. Начало войны за ее территорию.
Воскресенье растянулось в бесконечную вереницу мелких унижений. Марина пыталась сохранять подобие нормальности, но каждый шаг по собственной квартире давался ей с трудом. Она чувствовала себя не хозяйкой, а смотрителем при странном и очень наглом музее, где экспонаты разбрасывали вещи и критиковали экскурсовода.
К вечеру в холодильнике образовалась зияющая пустота. Запасы, заботливо купленные на неделю вперед, исчезли за одни сутки. Марина, стиснув зубы, начала составлять список продуктов. В этот момент из гостевой вышла Светлана, все в том же шелковом халате Марины.
— Марь, а ты не сходишь в магазин? — произнесла она, не как просьбу, а как констатацию факта. — Утром кофе почти закончился, тот, что в зернах, вкусный. И хлебца возьми, такого, с зернышками. И еще… — она заглянула в холодильник, — сыра вот этого, нарезки, купи побольше. Игорь любит.
Марина медленно повернулась к ней, сжимая в руке карандаш.
— Света, а вы не планируете… участвовать в закупках? — осторожно начала она. — Продукты сейчас дорогие.
Светлана широко улыбнулась, словно Марина сказала нечто забавное.
— Ой, мы же гости! Да и с деньгами у нас туго, ремонт ведь предстоит. Вы же не обеднеете, если приютите родню на пару деньков. Алексер хорошо зарабатывает, я знаю.
Она произнесла это так легко, что у Марины перехватило дыхание. Было ясно: они не просто не предлагали денег, они даже не думали, что должны это делать. Они сели на шею, и теперь их надо было кормить и поить.
В понедельник Алексер, к облегчению Марины, ушел на работу. Но его отсутствие лишь усугубило ситуацию. Светлана почувствовала себя полноправной хозяйкой. Марина, работавшая фрилансером из дома, пыталась сосредоточиться за компьютером, но ее постоянно отвлекали.
Костя включил телевизор в гостиной на полную громкость. Игорь громко разговаривал по телефону, обсуждая с кем-то свои дела. А Светлана, устроившись на кухне с чашкой Мариного дорогого кофе, начала вести душеспасительные беседы.
— Знаешь, Марина, я смотрю на твое хозяйство, — начала она с заботливой интонацией. — И понимаю, что тебе не хватает системности. Вот, смотри, посуду ты моешь, а потом не вытираешь сразу, остаются разводы. И порядок на полках… можно было бы лучше организовать. Тебе надо быть собраннее.
Марина молчала, впиваясь пальцами в клавиатуру. Она мысленно считала до десяти, чтобы не кричать.
Вечером, когда Алексер вернулся, она надеялась на его поддержку, на хоть какое-то замечание в адрес сестры. Но он был усталым и замкнутым. Он видел беспорядок, видел раздражение жены, но предпочел не замечать. За ужином Светлана весело щебетала о пустяках, Костя чавкал, а Игорь, достав бутылку пива из холодильника, не спросив, принялся его распивать.
— Алекс, — тихо сказала Марина, когда они остались одни на кухне, пока Светлана укладывала Костю спать в их же комнате. — Они говорят, что с ремонтом. Но я не вижу, чтобы они куда-то звонили, кого-то искали. Они даже не выходят из дома. Они просто… живут тут.
Алексер вздохнул и потер виски.
— Мар, не придумывай. Им же надо где-то жить. Дай им время. Не нагнетай.
— Я нагнетаю? — ее голос дрогнул. — Ты не видишь, что происходит? Твоя сестра уже дает мне советы, как мыть посуду! Они съели все, что было в холодильнике, и даже не думают скинуться. Я не могу работать! Я не могу находиться в своем доме!
— Перестань, — резковато оборвал он. — Они родственники. Надо проявить понимание. Выйди, прогуляйся, если тебе трудно.
Марина отшатнулась, словно он ее ударил. «Выйди, прогуляйся». Из своего же дома. Эта фраза прозвучала как приговор. Она поняла, что в этой войне за территорию она осталась одна. Ее главный союзник, ее муж, перешел на сторону противника под маской ложной терпимости и семейного долга.
Она молча вышла из кухни и заперлась в ванной. Включив воду, чтобы заглушить звуки, она опустилась на пол и, наконец, разрешила себе тихо плакать. Это были не слезы обиды, а слезы яростного, бессильного отчаяния. Она плакала о своем разрушенном уюте, о своем растоптанном праве на личное пространство, о муже, который не захотел ее защитить.
А за дверью слышался смех Светланы и громкий голос Игоря. Они не уезжали. Они обустраивались насовсем. И «неделька» превращалась в неопределенный, мучительный срок, границы которого ей одной предстояло установить.
Наступил четверг. Обещанная «неделька» перевалила за экватор, и в поведении гостей исчезли последние следы скованности. Они жили с размахом и комфортом, которые оплачивались молчаливым нервным напряжением Марины и деньгами Алексера.
Марина пыталась укрыться от этого безумия за работой, заказав наушники с шумоподавлением. Но даже они не могли скрыть вибраций, сотрясавших квартиру, когда Костя гонял по коридору на самокате, который ему купил Игорь, не спросив ни у кого разрешения.
Развязка наступила вечером, с оглушительным грохотом и шипением, донесшимся из ванной. Марина сорвалась с места и бросилась туда. Из-под двери уже сочилась вода. Она распахнула ее и застыла в ужасе.
Посередине комнаты, словно змей, извивался и бился прорвавшийся шланг душа, окатывая все вокруг ледяными струями. На полке упали и разбились флаконы с дорогой косметикой, их содержимое растекалось по кафелю, смешиваясь с водой. А посреди этого потопа стоял перепуганный Костя, держа в руках оторванную душевую лейку.
— Я просто… я просто крутил! — захлебываясь, крикнул он.
В следующую секунду в дверном проеме возникла Светлана. Ее глаза сразу же оценили масштаб катастрофы, но вместо ужаса или извинений в них вспыхнуло обвинение.
— Марина! Что это у вас за сантехника такая ветхая! — взвизгнула она. — Это же опасно для ребенка! Костя мог получить травму!
Марину будто ошпарило. Она смотрела на хлюпающий по полу гель для душа, на свои разбитые баночки, на мокрого, но абсолютно невредимого мальчишку.
— Он… сломал… — начала она, но голос предательски дрогнул.
— Что он сломал? — перешла в контратаку Светлана, оттягивая сына за руку от эпицентра. — Он ребенок! Он не виноват, что у вас все держится на честном слове! Я сейчас Алексеру позвоню, пусть знает, в каких условиях мы вынуждены жить!
Это было последней каплей. Та самая, что переполнила чашу. Все дни унижений, молчаливого проглатывания оскорблений, предательства мужа — все это поднялось внутри нее горячей лавой.
— ВЫНУЖДЕНЫ? — голос Марины сорвался в крик, такой мощный и хриплый, что Светлана отшатнулась. — ВЫ сидите тут на нашей шее, жрете нашу еду, портите наши вещи, а сейчас ВЫНУЖДЕНЫ? Ты вообще понимаешь, что ты в доме у людей?
— У людей? — Светлана выпрямилась, ее лицо исказила злобная гримаса. — Это дом моего брата! И я здесь не чужая! А ты всегда была жадной и мелочной, Марь! Мой брат просто ошибся, когда связал с тобой жизнь! Ты ему не пара!
Из гостиной появился Игорь, но вид разъяренной Марины заставил его остановиться в нерешительности. Из своей комнаты, привлеченный криком, вышел бледный Алексер.
— Что происходит? — растерянно спросил он.
— Твоя ненормальная жена набросилась на меня и на ребенка! — instantly завопила Светлана. — Из-за какой-то ерунды! Трубу прорвало, а она винит Костю!
Марина не слушала ее. Она смотрела на мужа, и в ее взгляде было столько боли и гнева, что он не выдержал и опустил глаза.
— Алексер, — прошипела она, задыхаясь. — Они… или я. Решай. Сейчас.
И, развернувшись, она пошла в спальню, с грохотом захлопнув за собой дверь. Ее трясло. В ушах стоял оглушительный звон. Но сквозь этот звон она ясно слышала за дверью причитания Светланы и сдавленный, виноватый голос своего мужа.
Линия фронта была прорвана. Холодная война закончилась. Началась горячая. И Марина поняла, что отступать ей некуда. Позади был только обрыв.
Захлопнув дверь спальни, Марина прислонилась к ней спиной, словно пытаясь удержать за собой весь тот хаос, что бушевал снаружи. Ее тело дрожало от выброса адреналина, сердце колотилось где-то в горле. Она слышала за дверью приглушенные голоса: истеричный визг Светланы, низкий бас Игоря и сдавленный, беспомощный голос Алексера.
Она ждала. Ждала, что он сейчас же войдет, обнимет ее, скажет, что все понял, и попросит прощения. Что он выставит их наконец. Но дверь не открывалась. Снаружи стихли голоса, остался лишь шум льющейся в ванной воды и ее подавленное шипение.
Тогда Марина выпрямилась. Дрожь прошла, сменившись ледяным, кристальным спокойствием. Она подошла к шкафу и достала с верхней полки большую дорожную сумку. Медленно, методично, не глядя на дверь, она начала складывать в нее свои вещи. Не все, только самое необходимое. Косметичку, документы, несколько комплектов одежды, ноутбук. Каждое движение было точным и выверенным, будто она собиралась не просто уйти, а совершить хирургическую операцию по удалению самой себя из этой жизни.
Звук застегивающейся молнии прозвучал оглушительно громко в тишине комнаты. В этот момент дверь скрипнула и открылся Алексер. Он стоял на пороге, бледный, помятый. Его взгляд скользнул по сумке, и в глазах мелькнул настоящий, животный страх.
— Марна… что ты делаешь? — его голос был хриплым шепотом.
— Ухожу, — просто ответила она, не глядя на него, проверяя, выключен ли зарядник в розетке.
— Куда? Прекрати это! Мы же можем поговорить!
Она наконец подняла на него глаза. И он увидел в них не слезы, не истерику, а пугающую, бездонную усталость.
— Говорить? Мы уже все говорили, Алекс. Я говорила, что мне тяжело. Говорила, что не могу так. Ты отвечал, что я драматизирую. Что мне надо потерпеть. Что я должна «выйти прогуляться» из собственного дома. Так вот я и выхожу. Навсегда.
— Но они же родня! — вырвалось у него, и в его тоне слышалась знакомяя ей до тошноты нота оправдания. — Света… она же одна, с ребенком. Куда они денутся?
Марина взяла сумку с кровати и поставила ее на пол. Этот звук — глухой удар по паркету — прозвучал как точка.
— Алекс, они съели не просто макароны и не просто сломали трубу. Они съели мое терпение. Они сломали мое уважение к тебе. Они уничтожили нашу семью. И ты им в этом помогал. Ты стоял и смотрел, как они это делают.
Она посмотрела на него прямо.
— Так что выбирай. Прямо сейчас. Или они уходят, или ухожу я. Третьего не дано.
Алексер опустился на край кровати, сгорбившись. Он сжал голову в ладонях.
— Ты не понимаешь… Она же моя сестра. Когда родители умерли, она за мной смотрела, защищала меня в школе… Я не могу просто вышвырнуть ее на улицу!
— А вышвырнуть меня — можешь? — тихо спросила Марина. — Потому что именно это ты сейчас и делаешь. Ты выбираешь между человеком, который тебя предал и использует, и человеком, который любил тебя и делил с тобой жизнь. Выбирай.
Она не давила на него. Она просто констатировала факт. И в этом ледяном спокойствии была такая сила, что Алексер понял — это не шантаж. Это конец.
Он поднялся и, не глядя на нее, вышел из комнаты. Марина слышала, как он прошел в гостиную, где у телевизора сидели Светлана с Игорем.
— Свет, нам нужно поговорить, — услышала она его голос, дрожащий от неуверенности.
— О чем говорить? — тут же взвинтила голос Светлана. — После того как твоя жена на нас набросилась? Мы никуда не уйдем! У нас негде жить! Ты что, свою семью на улицу выбросишь? Ради нее? Да она тебя скоро совсем под каблук запрячет!
Марина не слышала ответа Алексера. Только сдавленное мычание. Он снова отступил. Он не смог сделать выбор. А значит, он его уже сделал.
Она взяла сумку, накинула пальто и вышла из спальни. Она прошла по коридору, глядя прямо перед собой. Алексер стоял посреди гостиной, опустив голову. Светлана смотрела на нее с плохо скрытым торжеством.
Ни слова не сказав, Марина открыла входную дверь и вышла на лестничную площадку. Дверь захлопнулась за ее спиной с глухим, финальным стуком.
Она ушла. А он остался. Остался со своей «родней», со своим чувством долга и с пустотой в том месте, где еще недавно был его дом.
Три дня Марина жила в тишине съемной квартирки-студии, которую нашла в спешке. Три дня ее телефон взрывался от звонков и сообщений. Сначала Алексера — растерянные, полные вины, потом — все более настойчивые и требовательные. Потом подключилась Светлана. Ее сообщения были шедеврами манипуляции: то визгливые обвинения в развале семьи, то слащавые призывы к благоразумию.
Марина не отвечала. Ей нужно было время, чтобы остыть, чтобы перестать дрожать изнутри. Она ходила на работу, смотрела в окно на чужой двор и по кругу прокручивала одну и ту же мысль: «Что там происходит?»
Ответ пришел сам, в виде сообщения от их соседки снизу, тети Лиды, с которой они всегда поддерживали добрые отношения.
«Мариш, ты не беспокойся, конечно, но у вас там очень шумно. Днем и вечером. Музыка, крики. И сегодня воду отключали, сантехника вызывали. У вас все в порядке?»
Лед сжал ее сердце. Сантехника. Значит, трубу толком не починили. Или сломали что-то еще. Музыка и крики. Ее дом превратился в проходной двор.
Вечером того же дня ее молчание было нарушено. На экране телефона загорелось имя «Алексер». В десятый раз за день. Марина, движимая внезапным порывом, нажала «принять». Но вместо голоса мужа она услышала настойчивые, громкие звуки какой-то попсы и довольный смех Светланы.
— Алло, алло, Марьванна? — в трубке раздался ее сладкий, ядовитый голос. — Это я, Света! Мы тут смотрим фотографии твои старые, которые Алексер хранил. Ой, какая ты тут пухленькая была! Прямо конфетка!
Марину бросило в жар. Эти фотографии были ее личными, с другой, студенческой жизни. Она ненавидела их, и Алексер знал это.
— Положи трубку и передай телефон мужу, — сквозь зубы произнесла Марина.
— Не могу, он в душе! А мы тут с Игорем думаем… — голос Светланы стал нарочито-задумчивым, — а имеем ли мы вообще право тут жить спокойно? Вы ведь не бедствуете, квартира большая. А нам сейчас так тяжело, ремонт там, проблемы… Закон, он, между прочим, на стороне слабых и нуждающихся. Мы ведь уже почти прописались тут, морально так сказать.
Марина слушала, и ее пальцы так сильно сжали телефон, что костяшки побелели. Это была не просто наглость. Это была уже угроза, пусть и couched в бытовых, манипулятивных выражениях. Они не просто не уезжали — они заявляли права на ее дом.
— Света, — тихо, но очень четко сказала Марина. — Ты слышишь меня?
— Конечно, слышу!
— Передай Алексеру. Если он человек, а не тряпка, он сам мне перезвонит. А если нет… то вам всем скоро придется вспомнить не только о моральных, но и о настоящих законах.
Она положила трубку, не дожидаясь ответа. Дрожь вернулась, но теперь это была не дрожь отчаяния, а нервная, холодная вибрация собравшейся воли. Она подошла к столу, открыла ноутбук и запустила браузер.
Ее пальцы замерли над клавиатурой на секунду, а затем четко вывели в поисковой строке: «Как выписать из квартиры незаконно проживающих лиц». Она нажала «Enter». На экране загорелись ссылки на юридические форумы, статьи Гражданского кодекса, контакты юридических контор.
Она больше не была жертвой. Она стала стратегом. И война только начиналась.
Следующие несколько дней Марина жила в странном, отстраненном состоянии. Ее мир сузился до размеров студии, экрана ноутбука и блокнота, испещренного ровным, безэмоциональным почерком. Она больше не плакала и не злилась. Она собирала информацию, как робот, собирающий детали для сложного механизма.
Она изучила десятки статей и форумов. Выписала ключевые моменты: «отсутствие регистрации», «непринятие мер к вселению», «нарушение прав и законных интересов соседей», «порча имущества». Каждая фраза ложилась в основу будущего заявления.
Наконец, она набрала номер юридической конторы, специализирующейся на жилищных спорах. Записалась на консультацию на следующий день.
Прием вела женщина лет сорока с умными, внимательными глазами и спокойным голосом. Ее звали Виктория Петровна. Марина, стараясь не сбиваться, изложила всю историю, от звонка в дверь до угроз о «моральной прописке».
Юрист слушала, изредка делая пометки, не перебивая.
— Я понимаю ваше положение, — сказала она, когда Марина закончила. — Ситуация, к сожалению, типовая. Ваши гости не имеют никаких прав на жилплощадь, поскольку не являются ни собственниками, ни зарегистрированными жильцами. Они — временные сожители, и вы вправе в любой момент потребовать их выселения.
— Но как это сделать, если они не уходят? Муж… муж не поддерживает меня.
— Вам не нужно его поддержка в юридическом смысле, если вы собственник или зарегистрированы там. Вы можете действовать самостоятельно. Самый простой и быстрый путь — обращение к участковому уполномоченному. Основанием является факт незаконного проживания, нарушающий ваш порядок и покой. Участковый проведет проверку, опросит соседей, составит протокол и вынесет предписание о выселении. Если они откажутся, далее — суд, но по такой очевидной ситуации суд идет быстро.
Виктория Петровна посмотрела на Марину прямо.
— Но вам нужно зафиксировать факты. Фотографии, аудиозаписи, свидетельские показания соседей о нарушении общественного порядка. Чем больше доказательств, тем проще и быстрее участковый примет решение.
Марина кивнула. В ее голове уже складывался план.
— А если они начнут говорить, что я их пустила, что это мое согласие?
— Пустить пожить — не значит дать право на постоянное проживание. Вы можете в любой момент это право отозвать. Их отказ покинуть помещение как раз и является правонарушением.
Выйдя из конторы, Марина почувствовала под ногами твердую почву. Не эмоции, не крики, а закон. Сухой, четкий и неумолимый.
В тот же вечер она позвонила тете Лиде.
— Лида Михайловна, это Марина. Извините за беспокойство… Вы не могли бы… я могу к вам зайти? Мне нужна ваша помощь.
Она пришла с блокнотом и диктофоном в сумке. Рассказала все, опуская лишь самые горькие личные подробности. Соседка слушала, качая головой, ее доброе лицо выражало искреннее сочувствие.
— Конечно, Мариша, конечно! Я все подтвержу! Они там тут каждый день как на вокзале! И крики, и музыка, и этот мальчишка топает так, что люстра у нас дрожит! Я хоть и глуховата, но такое не пропустишь. Ты пиши заявление, я подпишу.
На следующий день Марина купила себе простой, но надежный диктофон. Она положила его в карман пальто и отправилась в свой бывший дом. Ей нужно было зафиксировать наглость Светланы из первых уст.
Алексер открыл дверь. Он выглядел ужасно: осунувшийся, с темными кругами под глазами. За его спиной в квартире пахло затхлостью и чужим табаком.
— Марина… — он попытался взять ее за руку, но она отстранилась.
— Я пришла забрать еще кое-какие свои вещи.
Она прошла внутрь. Картина была удручающей: гора грязной посуды в раковине, вещи Игоря на ее кресле, повсюду крошки и пятна. Светлана, услышав ее, вышла из гостевой комнаты. На ее лице расплылась самодовольная улыбка.
— А, вернулась наконец-то? Простилась со своими глупостями? — она подошла ближе. — А мы тут без тебя так хорошо устроились. Я даже думаю, тебе тут уже и не место. Места мало. Ты понимаешь? Тебе надо искать другое жилье. Постоянно.
Марина молчала, чувствуя, как диктофон в кармане тихо фиксирует каждый звук.
— Ты что, немая? — фыркнула Светлана. — Я тебе по-хорошему говорю. Уезжай отсюда. Это теперь наш дом. Мы тут прописались. И не пытайся жаловаться Алексеру, он на нашей стороне. Он свою семью не бросит.
Марина посмотлала на мужа. Он стоял, опустив голову, и молчал. В его молчании она прочитала все.
— Я все поняла, — тихо сказала она и, повернувшись, пошла в спальню, чтобы собрать оставшиеся книги.
Она получила все, что хотела. Явную угрозу, озвученное намерение выжить ее из собственной квартиры и молчаливое согласие Алексера. Теперь у нее были не только слова закона, но и голоса, которые этот закон подтверждали.
Выйдя на улицу, она достала диктофон и нажала кнопку остановки. У нее было все. Холодная война подходила к концу. Пришло время для решающего наступления.
Ровно в десять утра в понедельник Марина стояла у дверей своей квартиры в сопровождении участкового — молодоватого, но с серьезным лицом мужчины в форме, представившегося Игорем Сергеевичем, и тети Лиды, которая твердо пообещала подтвердить все, что требуется.
Марина сделала глубокий вдох. Она не звонила и не предупреждала Алексера. Ее рука была совершенно steady, когда она вставила ключ в замок и повернула его.
В квартире пахло затхлым воздухом, жареным маслом и безразличием. В гостиной на диване, уткнувшись в телефон, сидел Игорь. Увидев участкового, он медленно, с преувеличенным безразличием поднялся.
— А это к нам гости? — прорычал он.
Из кухни вышла Светлана, вытирая руки о Маринин фартук. Ее улыбка замерла, едва она увидела форму.
— Марина? Что это значит? — ее голос сразу же стал визгливым. — Ты привела милицию? На свою же семью?
— Я привела участкового уполномоченного, — четко произнесла Марина. — Для составления протокола о незаконном проживании.
В этот момент из спальни выбежал Алексер. Он был бледен как полотно, его глаза метались от жены к сестре, к участковому.
— Что происходит? Марна…
— Алексей? — участковый обратился к нему, открыв блокнот. — Это ваша квартира?
— Да… то есть, моя и моей жены, мы собственники…
— И эти граждане, — Игорь Сергеевич кивнул на Светлану и ее мужа, — прописаны здесь?
— Нет, конечно нет! — ответил за него Алексер, и в его голосе впервые зазвучала уверенность.
— Мы гости! Родственники! — взвизгнула Светлана, пытаясь подойти ближе. — Она сама нас пустила! А теперь хочет выгнать! Это клевета!
— Тише, гражданка, — строго сказал участковый. — Факт непроживания по месту регистрации и проживания в чужом жилом помещении без правовых оснований — налицо. Кроме того, имеются жалобы соседей на систематическое нарушение общественного порядка.
Тетя Лида, стоявшая в дверном проеме, решительно кивнула.
— Да, подтверждаю! Каждый день крики, топот, музыка! Жить невозможно!
— Это ложь! — закричала Светлана, но ее голос срывался от ярости и страха. — Алекс, скажи же им! Выгони их! Это же твой дом!
Все посмотрели на Алексера. Он стоял, сжав кулаки, глядя на сестру. Он видел в ее глазах не мольбу, а привычный приказ. И видел в глазах Марины — ледяное спокойствие и ожидание его выбора. Того выбора, который он не смог сделать неделю назад.
Он сделал глубокий вдох, выпрямился и посмотрел на сестру.
— Света, всё. Ты перешла все границы. Ты оскорбляла мою жену в нашем доме. Ты думала только о себе. Уезжайте. Сейчас.
Тишина, повисшая после его слов, была оглушительной. Светлана смотрела на него с таким выражением, будто он ударил ее ножом в спину. Ее лицо исказилось от ненависти.
— Предатель! Тряпка! Я тебя посажу! Я на тебя заявление напишу! Клевета! — она начала метаться по комнате, хватая свои вещи и швыряя их в чемоданы. Игорь молча, с ненавидящим взглядом, последовал ее примеру.
Участковый спокойно наблюдал за этим, периодически делая пометки.
Через сорок минут, под заполненный протокол, они стояли у входной двери. Три чемодана, когда-то внесенные сюда с такой наглостью, теперь так же выносились наружу. Светлана, проходя мимо Марины, прошипела ей в лицо:
— Ты этого не простишь никогда. Я тебе обещаю.
Марина не ответила. Она просто смотрела, как они спускаются по лестнице, как дверь подъезда закрывается за ними.
Участковый и тетя Лида ушли, оставив их одних в прихожей. Дверь в квартиру закрылась. Наступила тишина. Не просто отсутствие звуков, а густая, почти звенящая тишина, которой так не хватало все эти дни.
Алексер стоял, опустив голову.
— Марина… — он попытался заговорить.
Она медленно обернулась и посмотрела на него. На его виноватые, уставшие глаза. На разгромленную, грязную квартиру, которая когда-то была их домом.
— Алекс, — ее голос был тихим и безразличным от пережитого. — Мы будем заваривать чай. И молчать. Просто молчать. В нашем доме.
Она повернулась и пошла на кухню, обходя разбросанные вещи и пятна на полу. Она включала чайник, и этот привычный, домашний звук был первым шагом назад к нормальной жизни. Шагом, который дался невероятно дорого.
Она не знала, простят ли они друг друга. Не знала, смогут ли восстановить то, что было сломано. Но она знала одно — тирания «гостей на недельку» закончилась. Ее терпение лопнуло, и наступила пора собирать осколки.