Я написал этот рассказ давно и так нигде и не публиковал. Отчасти он основан на реальных событиях, но любые совпадения чисто случайны...
Петр Первый, стремясь переделать русского человека, рубил нещадно бороды, одевал подданных в европейские одежды, но самое главное, начал массированную инвазию русских в страны, которые считал образцом для подражания. За двести последующих лет русский тип значительно изменился, облагородился, изгладил черты нашего сумбурного, дикого и бесшабашного предка. Если таковой и остался, то глубоко в загадочной русской душе, вызволяемый оттуда, как джин из бутылки, только в результате переломных исторических событий. Как бы то ни было, но прекрасно владеющего языками дворянина европейцы опознавали русским только по масштабам его мотовства.
Двадцатый век принес железный занавес, русские перестали массово бывать в Европе, владение языками, а также некий европейский лоск были утрачены. Эта история произошла в конце этой эпохи мракобесия, когда первые ласточки пытались выпорхнуть на свободу, прокладывая свой путь, подражая Петру Великому – по водам Балтийского моря.
Надо отметить, что эти события пересказывались разными людьми и в разных вариантах, обросли бородами и анекдотами, таким образом, их достоверность снизилась до уровня художественной литературы, которую мы и попробуем предложить вам.
В начале 90-х яхтенный капитан Сосновский из Ленинграда списался с финским парусным союзом и получил приглашение придти поучаствовать небольшим флотом в яхтенных мероприятиях в Котке. Это мероприятие было ново, месяцы ушли на получение всяких согласований и разрешений, составился достаточно разномастный флот, ядро которого (опять же по Петровской традиции) составили военно-морские лодки. Сосновский, как адмирал, видя их печальное состояние, не покладая рук, пробивал материалы, снабжение, карты, навигационные инструменты, но более всего сил тратил на то, чтобы привести в чувство экипажи. Чтобы понять всю сложность процесса, погрузимся на минуту в атмосферу суровых, беспробудных реалий пост-советского яхтсмена…
- Лексеич, ты где эту доску долбанную сушил?
- (отпивая пиво) – Где-где, под кроватью, а чего – винтом?
- Винтом, то она всегда, но тут еще и сучек (отпивая пиво) на шпангоут, ус зарезал криво, к привальнику не притянуть…
- (наливая пиво) – Ты это, намочить надо, (отпивая пиво), на неделю, потом пойдет.
- Какую неделю, (отпивая пиво), нам через три дня на воде (наливая пиво) надо стоять.
- Сверли, Иваныч, (отпивая пиво), да куда ты! Прямо держи, там вант-путенс, мать его…
- (наливая пиво) - Тащи струбцину большую, в рундуке под гнилым стакселем (отпивая пиво) штормовым валяется, гнуть будем.
- Ага, (наливая пиво), так вместе со шпангоутом и выломаем (допивая пиво)…
- Где матрос-то, (допивая пиво) полчаса назад уже в магазин ушел.
- Никакого прока от молодежи…
В результате долгой, бескомпромиссной борьбы закаленных экипажей половина заявленных яхт была кое-как приготовлена к походу. Осмотрим их беспристрастно.
Флагман – яхта «Сказка» была безупречна. Борта сияли белой краской, мелодично позвякивали новые лебедки, тиковая палуба являла предмет заслуженной зависти, а экипаж состоял в основном из молодых, дисциплинированных курсантов военной академии.
Контрастно смотрелся с ней «Альдебаран». Ванты неуверенно держались за ржавые талрепы, с бортов свисали рваные линялые, связанные узлами швартовы, мачта имела следы ремонта в нескольких местах. Отдельно стоит добавить, что круглая труба пиллерса мачты была переделана под хранилище спирта с маленьким краником внизу. Небритый экипаж постоянно предавался алкогольным излишествам, довершая картину этого пиратского судна. Снабжение (макароны и тушенка) было усилено питательной жидкостью – смесью спирта и коньяка, закатанного для конспирации в трехлитровые банки из-под яблочного сока.
Особняком держался 30-футовик «Надир». Эта небольшая яхта в процессе подготовки показала чудеса вместительности своих трюмов. Два местных Садко – предприниматели Гоша и Витек, решили совместить приятное с полезным, и набивали лодку всякой коммерческой всячиной. Два лодочных мотора «Ветерок» соседствовали с ящиком трехгранных напильников, мешок солдатских пилоток прикрывал восемь адмиралтейских якорей, коробки с дельными вещами, выточенными на оборонном заводе, делили полки с матрешками… Наполнение товарами шло так активно, что капитан с грустью смотрел на погружающуюся в воду ватерлинию.
В назначенный день состоялось торжественное прощание, начальник клуба, сияя парадным мундиром, произнес напутственную речь, строгую, но полную торжественности:
- Пересекая священную границу нашей Родины, Союза…, тфу! Российской Федерации, вы должны помнить, что являетесь лицом нашего клуба и страны, несете флаг. И, это, чтоб не так, как на открытии навигации натрескались тут все до чертиков, понимаешь… Иностранные товарищи должны увидеть культурных людей, а не папуасов! Короче, попутного ветра и семь футов под килем! Ура, товарищи!
Ответив троекратным «ура!» (третий раз – «повывисто»), экипажи стали оживленно прощаться с соклубниками, остающимися на берегу. Последние бодро напутствовали счастливчиков:
- Вы, это, там, давайте, окно в Европу нам прорубите, мы тоже приедем!
- Бухло финское не пейте, дорогое и невкусное.
- Финок всех не портьте, нам оставьте немного!
- Привезите чего-нибудь, что лечить потом не надо!
Стоял погожий июньский денек. Лодки начали отходить от бонов. В момент, когда белоснежная «Сказка» уже выходила из гавани, «Альдебаран» мужественно отпирался от соседней яхты, а «Надир» намотал на винт собственный швартовый, беспечно оставленный за бортом. Борьба с неурядицами заняла не более получаса и вот уже на выходе из бухты капитан «Альдебарана» отчитывал вахту:
- Эх, матросы недоделанные! Траверз Кроншпицов, а рюмки не налиты! Военно-морской позор! Традиции клуба забыли! Ща тренировочный галс делать будете!
Рюмки немедленно появились и были наполнены, позора и нарушения традиций удалось избежать...
Мы не будем рассказывать подробностей морского перехода, поскольку он не был насыщен приключениями, достойными поэмы Гомера. Да и где в наших холодных балтийских водах можно найти острова сирен, циклопов, Сциллу и Харибду. Пройдя Кронштадт, флот разошелся по широтам и долготам, ища выгодных ветров, счисляясь по немногочисленным ориентирам, устраняя невязки и борясь с многочисленными поломками. Достоверно мало чего известно об этом походе, но по оставшимся судовым журналам косвенно можно судить о трудностях, выпавших на долю экипажей.
Журнал «Сказки» заполнялся ровным, целеустремленным почерком, данные о курсе, скорости, отсчете лага велись педантично. Подчерк же капитана «Альдебарана» получал крен то направо, то налево, возможно, кренящую силу ему придавал растворяющийся в крови алкоголь. После отхода (а точнее, отползания) капитана ко сну, те же эволюции преодолел и подчерк сменившего его старпома. На «Надире» судовой журнал вообще не велся, так как штурманский стол был завален коммерческим грузом…
В районе острова Соммерс «Альдебаран» не вышел на связь с пограничниками – антенна на мачте никак не могла соединиться со старенькой рацией в единое устройство. Был выслан вельбот, честолюбивый лейтенант-пограничник, надеясь получить повышение, попытался задержать нарушителей, но получил суровый отпор от счастливо оказавшегося на борту яхты контр-адмирала. Адмирал стоял, пошатываясь, на палубе и вещал зычным голосом так, что дрожали переборки:
- Ты у меня, пудель, на Кильдин поедешь служить! На Южный берег! К медведям белым! Убирай нахрен свою жестянку!
«Надир», ведомый к цели опытным капитаном, шел в графике, но у пассажиров-купцов обнаружилась морская болезнь. Они разлеглись по двум бортам в кокпите и, свесив головы за леера, делились с Нептуном содержимым желудков, злобно переругиваясь.
- Чтоб я еще раз впрягся в твои авантюры… ооо… - стонал Витек.
- Ты же сказал, что готов вписаться в любой кипишь, кроме… ооо.. голодовки и зимней рыбалки… - вяло отвечал Гоша.
- Так я же бухой был, не соображал…
- Ну что, матросики, может, по бутербродику? – примирительно предложил капитан.
- Ооооо…
- Ни слова… оооо….
«Сказка» летела к цели как стрела, представляя собой образец несения судовой службы, вахты менялись четко, прокладка велась идеально, но ночью яхта неожиданно села на мель… По всем законам морской науки был заведен на спасательном круге якорь, и еще два часа команда натягивала трос на лебедке. Трос трещал, но яхта не шла, ее пытались откренивать, но безуспешно, к утру обнаружили, что пытались вытащить «Сказку» на самую середину мели, увенчанную грудой камней. Свежий западный ветер нагнал воды и спас положение, позволив отойти без серьезных повреждений…
К вечеру следующего дня флот прибыл в Котку. Предчувствуя дружеские объятия свободного мира, экипаж «Альдебарана» радостно приникал к трехлитровым банкам с адской смесью спирта и коньяка. Однако, свободный мир не сразу открылся, сопровождаемые катерами финской береговой охраны, яхты были препровождены в огороженную колючей проволокой зону таможенного досмотра.
Лодки стали лагом к пирсу, вначале «Альдебаран», потом «Сказка», а к ней привязался самый маленький «Надир», образовав своеобразный плот. Вскоре появилась группа финских таможенников, возглавляемая женщиной – офицером. Оглядев ее внушительные формы, яхтсмены присвистнули:
- Вот это корма!
- Терве, - холодно сверкнув глазами, сказала офицер и приступила к досмотру.
Вошедших на борт блюстителей ожидали сюрпризы. Обстановка внутри «Альдебарана» напоминала последствия серьезного шторма. Вещи были раскиданы, по пайолам катались пустые бутылки и банки, запах испорченного лука и перегара перемешивался с сыростью. Из носовой каюты раздавался могучий храп капитана. Таможенник слегка пошатнулся, но тут откуда-то выползший пьяный матрос со значительно отпитой трехлитровой банкой «яблочного сока» и произнес:
- Надо бухло затарить, пока эти козлы не… ой, здрасьте…
- Что-о эт-то? – протяжно спросил финн.
- Так… компот… вот, попробуйте… - смущенно протянул банку матрос.
От запаха этого коктейля несчастный отшатнулся и, не в силах подвить рвотный рефлекс, выскочил в кокпит.
- Перкеле! Перкеле венная! – хрипел таможенник, исторгая за борт остатки хорошего ужина.
Другой разговор происходил в это время на «Надире». Схожесть его с плавучим магазином изумила финнов. Коммерсанты парировали вопросы, утверждая, что все эти вещи – неотъемлимая часть оснащения яхты. В это время таможенники извлекали, один за одним, восемь якорей.
- Запасные, - неуверенно заявил капитан. Однако, когда ему было предложено показать достаточное количество якорных концов, он сдался, ибо таковых было всего два.
Кода на досматривающих, при попытке извлечь новенький подвесной «Ветерок», посыпались напильники и пилотки, офицер, пронзив коробейников молнией взгляда, принялась заполнять протокол.
В этот момент на гавань подул свежий ветерок, старые веревки на «Альдебаране» предательски заскрипели. Очнувшийся, но еще ничего не соображающий капитан, закричал:
- Носовой! Носовой перезаведите! Шпринг на корму! Быстрее!
Команда начала хаотические метания по лодке и пирсу, брошенный конец оказался непривязан, а старпом упал в воду при попытке удержать отходящую лодку. Плот из яхт начал отваливать от берега. Не поняв смысла происходящего, финские таможенники подумали, что русские решили уйти, и стали, испуганно покидать яхты, перепрыгивая с лодки на лодку на берег. Последней прыгнула дородная женщина-офицер, но, не долетев до пирса, рухнула в воду. Фонтан брызг окатил участников действа, а капитан «Альдебарана» произнес:
- Нимфа булькнула…
… …
Неприятности, навалившиеся на русский флот, однако, не смогли испортить программы яхтенного фестиваля. Финские власти извинили нашим яхтсменам их дикость и многочисленные нарушения, коммерсантов же Гошу и Витька выслали из страны. Программа была интересной, концерты, встречи, совместные выходы в море сдружили финнов и русских, а громогласно исполненная экипажем «Альдебарана» песня про возвращение в Портленд била все рекорды популярности и была переведена на финский язык. Чаще, чем на другие лодки, гости наведывались на «Альдебаран», в восторге изучали устройство его пиллерса и выходили заполночь, изрядно шатаясь.
Яхты, вышедшие из Ленинграда, вернулись в Санкт-Петербург. Время неуклонно менялось, границы открывались, все больше и больше яхт стало ходить заграницу, но воспоминания об этом походе живы и по сей день. Яхты состарились, капитаны сменились, но и сейчас, бывает, услышишь:
- Матросы! Что за дела! Кроншпицы на траверзе, а рюмок нет! Эх, в Котке вас не было, салаги…