Кромы. Сырая мгла расползалась по лесу, цепляясь за бороды вятичей, вышедших ещё до петухов на промысел. Тихо было, лишь вороньё сонное каркнуло где-то вдали, да под ногами хлюпала прошлогодняя листва. Мужики, словно тени, брели один за другим, ведомые стариком Борщом, что след лисий читал как грамоту.
Вятичи двигались бесшумно, словно волки, – пригнувшись к земле, чуя запах дичи и, дай Перун, удачи. Борщ, старый, будто пень трухлявый, но глаза зоркие и чутье не подводит. Он вел их вглубь чащобы, где, поговаривали, даже черт зуб сломит.Из оружия – рогатины да копья, да тесаки короткие на поясах. Собаки, взъерошенные и злобные, тянули поводки, чуя кровь. Борщ поднял руку – стоп! Тихо. Ветер донёс едва уловимый запах дыма и дичины. Кто-то тут побывал до них… Не к добру это.
Борщ оглядел своих: Митька Кривой – силища медвежья, да дурак дураком; Лёха Жук – стрелок меткий, но трусоват; Игнат – парень молодой, но сноровистый… Эх, не войско, а сброд! Но выбирать не приходилось. Зима на носу, а запасы пустые.
Старик махнул рукой – вперёд! И словно растворились вятичи в утренней мгле, оставив позади только след, да глухое рычание собак, предвещающее скорую схватку. Что их там ждёт в лесу – зверь ли лютый, лихой человек, или просто удача улыбнётся – одному лешему ведомо…
Вятичи насторожились, сжали оружие. Тишина давит на уши, лишь ветер воет в ветвях деревьев, словно плач по покинутым душам. Борщ сплюнул: «Будь что будет!» И двинулся вперед, а за ним – и остальные, готовые к любой встрече, хоть с волком, хоть с разбойником, хоть с самим лешим. Ибо вятич – он не робкого десятка, и за свою землю, за свою семью порвет любого… Пусть даже самого черта!
