Найти в Дзене
Галина Мерзликина

СТОП - как начало. Мир Эрика Булатова

Ушел Эрик Булатов… В истории русского искусства второй половины XX века имя Эрика Булатова занимает особое, почти символическое место. Его творчество стало пространством пересечения языка власти и языка свободы, живописи и слова, образа и пространства. Булатов — художник, который сумел превратить изобразительное поле в арену столкновения идеологического и личного, официального и внутреннего, реального и воображаемого. Выпускник МГХИ им. Сурикова, Булатов начинал как иллюстратор детских книг. Его ранние работы пронизаны дисциплиной реалистического рисунка и верой в силу художественного пространства. Но уже в 1960–70-е годы он совершает решительный поворот: начинает осмысливать саму природу изображения в контексте советской визуальной культуры. Булатов, как и его близкие друзья — Илья Кабаков, Виктор Пивоваров, Андрей Монастырский, — оказался в сердце того, что позднее назовут московским концептуализмом. Однако в отличие от «чистых» концептуалистов, он не отказался от живописи: напрот

Ушел Эрик Булатов…

В истории русского искусства второй половины XX века имя Эрика Булатова занимает особое, почти символическое место. Его творчество стало пространством пересечения языка власти и языка свободы, живописи и слова, образа и пространства. Булатов — художник, который сумел превратить изобразительное поле в арену столкновения идеологического и личного, официального и внутреннего, реального и воображаемого.

Выпускник МГХИ им. Сурикова, Булатов начинал как иллюстратор детских книг. Его ранние работы пронизаны дисциплиной реалистического рисунка и верой в силу художественного пространства. Но уже в 1960–70-е годы он совершает решительный поворот: начинает осмысливать саму природу изображения в контексте советской визуальной культуры.

Булатов, как и его близкие друзья — Илья Кабаков, Виктор Пивоваров, Андрей Монастырский, — оказался в сердце того, что позднее назовут московским концептуализмом. Однако в отличие от «чистых» концептуалистов, он не отказался от живописи: напротив, его холсты стали интеллектуальными конструкциями, где изобразительная поверхность несёт не меньше смысла, чем текст.

Знаковые надписи — «Стоп», «Слава КПСС», «Проход запрещён» — накладываются у Булатова на пейзажи, небо, лица, превращая идиллическое пространство картины в зону идеологического напряжения. Слова здесь не просто элементы композиции: они становятся барьерами, ограничивающими взгляд, символами внешнего контроля.

Но зритель, сталкиваясь с этими запретами, не останавливается — напротив, он начинает видеть глубже. Булатов создаёт парадокс: чем сильнее визуальное «давление» текста, тем мощнее стремление взгляда прорваться сквозь него — к свету, к свободе, к бесконечности. В этом противоречии и заключается философия его живописи.

Булатов не просто изображает мир — он вскрывает структуру видения. Его небо — не фон, а воплощение идеи свободы, бесконечности. Перспектива, уходящая в глубину, напоминает о постоянном человеческом стремлении преодолеть границы, будь то физические, идеологические или ментальные.

В этом смысле Булатов — художник-поэт. Его полотна сродни метафизике русской литературы XX века: в них есть и тоска Платонова, и ирония Хармса, и ясность Мандельштама.

С начала 1990-х Булатов живёт во Франции, но остаётся глубоко русским художником. Его творчество соединяет советское прошлое и европейский контекст, внутренний мир интеллигента и глобальную художественную сцену. Выставки в Центре Помпиду, Тейт Модерн, Государственной Третьяковской галерее подтверждают: его язык универсален, потому что говорит о вещах, близких каждому — о свободе, границах и человеческом взгляде, устремлённом в бесконечность.

Сегодня, когда мир снова переживает эпоху идеологических и визуальных перегрузок, искусство Булатова звучит с новой силой. Его картины напоминают: за любым «СТОП» всегда есть перспектива, за каждым запретом — пространство выбора.

Булатов показал, что живопись может быть актом свободы, что художник — не только свидетель эпохи, но и её преодоление. Его искусство — это путь от внешнего к внутреннему, от политического к экзистенциальному, от буквы к свету.