Встретились мы с Викторией случайно — в очереди за кофе. Она уронила телефон, я поднял. Банально до невозможности. Ей было двадцать три, мне — сорок восемь.
«Спасибо, папаша», — усмехнулась она, забирая телефон. В её голосе не было насмешки, скорее любопытство. Мы разговорились. Потом ещё встретились. И ещё.
Через месяц она представила меня подруге:
— Это Борис, мой папочка.
— В смысле? — опешила подруга.
— В прямом. Он меня удочерил, — серьёзно ответила Вика и рассмеялась. — Шучу. Это мой мужчина.
Подруга смотрела на нас, как на инопланетян.
Помню наш первый серьёзный разговор. Сидели в парке, Вика вертела в руках стаканчик с кофе.
— Борь, а ты понимаешь, что через десять лет тебе будет почти шестьдесят?
— Понимаю.
— И что я буду в самом расцвете, а ты...
— А я буду готовить тебе завтраки и водить нашего ребёнка в школу.
— Ребёнка? — она подняла брови.
— Если захочешь. Я уже взрослый мальчик, могу позволить себе быть хорошим отцом.
Она долго молчала, потом сказала:
— Мама считает, что я спятила. Говорит, ты мне в отцы годишься.
— Технически — да. Но я не твой отец. Я человек, который тебя любит.
— А твоя дочь? Ей же тридцать.
— Лена? Сначала была в шоке. Потом сказала: «Пап, если ты счастлив — я за тебя». Правда, добавила, что я старый дурак.
Вика засмеялась:
— Умная у тебя дочь.
Мы поженились через год. Без пышной свадьбы — просто расписались и уехали в Италию. В Венеции гондольер принял нас за отца с дочерью. Вика не стала исправлять, только подмигнула мне. С тех пор это стало нашей игрой.
— Папочка, купи мне мороженое, — просила она на людях.
— Всё для любимой дочки, — отвечал я.
Люди оборачивались. Некоторые с умилением, некоторые — с подозрением. Нам было всё равно.
Когда родился Тимофей, мне было пятьдесят два. Я помню, как держал его на руках в роддоме и думал: «Господи, дай мне сил увидеть, как он закончит школу».
— О чём задумался, папочка? — спросила Вика с больничной койки.
— Считаю, сколько мне будет, когда он женится.
— Не считай. Просто живи. Ты же у меня молодец — бегаешь по утрам, в зал ходишь. Многие в тридцать так не следят за собой.
Она была права. После встречи с ней я словно проснулся. Бросил курить, начал заниматься спортом. Коллеги шутили, что я нашёл эликсир молодости.
— Нашёл, — соглашался я. — Зовут Виктория.
Но были и трудные моменты. Однажды на родительском собрании в садике воспитательница спросила:
— А мама Тимофея придёт?
— Она здесь, — ответил я, показывая на Вику.
Воспитательница смутилась:
— Ой, простите, я думала, это старшая сестра.
Вика тогда долго молчала по дороге домой. Потом сказала:
— Знаешь, иногда мне страшно.
— Чего?
— Что ты уйдёшь раньше. Что я останусь одна с Тимкой. Что он не запомнит тебя.
Я остановил машину, повернулся к ней:
— Вик, я сделаю всё, чтобы быть с вами как можно дольше. Но если что... Ты молодая, красивая. Найдёшь себе...
— Заткнись, — перебила она. — Просто заткнись и обними меня.
Сейчас Тимофею пять. Я вожу его на карате, учу кататься на велосипеде. На площадке меня принимают за дедушку, но сын гордо поправляет: «Это мой папа!»
Вике тридцать. Она расцвела ещё больше. Иногда я ловлю на ней взгляды молодых мужчин и думаю: «А вдруг?»
— О чём задумался? — спрашивает она.
— Да так, ерунда.
— Опять свои страхи? Борь, я же тебе говорила...
— Знаю. Но я реалист. Мне пятьдесят пять. Через десять лет...
— Через десять лет Тимка будет подростком, и ты будешь учить его бриться. А я буду ревновать тебя к молодым мамашам на родительских собраниях.
— Каким мамашам? — смеюсь я.
— Которые будут строить глазки седовласому красавцу.
Мы оба знаем, что она приукрашивает. Но мне хочется в это верить.
Вчера встретил своего старого приятеля. Он моложе меня на три года, но выглядит на все семьдесят. Пьёт, курит, жалуется на жизнь.
— Как ты, старик? — спросил он.
— Нормально. Сын в садик пошёл.
— Сын? У тебя же дочь взрослая.
— И сын есть. Пять лет.
Он присвистнул:
— Да ты герой. И не боишься?
— Чего?
— Ну... Молодая жена, маленький ребёнок. А вдруг она найдёт кого помоложе?
Я пожал плечами:
— Вдруг. Но пока мы вместе — мы счастливы. А это главное.
Он покачал головой:
— Не понимаю я тебя.
И я подумал: а может, и не надо понимать. Может, надо просто жить.
Честно говоря, я не знаю, чем закончится эта история. Останется ли Виктория с Борисом, когда ему будет семьдесят, а ей — всего сорок пять? Или найдёт себе мужчину помоложе?
Жизнь непредсказуема. Я знаю пары с большой разницей в возрасте, которые прожили вместе до конца. Мужчина уходил первым, но женщина оставалась верна его памяти. «Он дал мне столько любви, что хватит на всю оставшуюся жизнь», — говорила одна такая вдова.
Но знаю и другие истории. Когда молодая жена не выдерживала. Когда разница в возрасте становилась пропастью. Когда появлялся кто-то третий — молодой, энергичный, способный дать то, чего уже не мог дать стареющий муж.
Это не делает таких женщин плохими. Это делает их людьми. Со своими страхами, желаниями, потребностями.
Неравный брак — это всегда риск. Это игра с временем. Это попытка обмануть природу. Иногда получается. Иногда — нет.
Но разве равный брак — гарантия? Разве ровесники не расходятся? Разве не изменяют друг другу?
Может быть, дело вообще не в возрасте. Может быть, дело в том, насколько два человека готовы быть вместе. Несмотря ни на что. Несмотря на косые взгляды, пересуды, собственные страхи.
Борис и Виктория пока вместе. Они счастливы сегодня, сейчас. А завтра... Кто знает, что будет завтра?
Что вы думаете? Есть ли будущее у таких пар? Или это красивая сказка с неизбежно грустным концом?
© Михаил Вяземский. Все права защищены. При цитировании или
копировании данного материала обязательно указание авторства и
размещение активной ссылки на оригинальный источник. Незаконное
использование публикации будет преследоваться в соответствии с
действующим законодательством.