ПОСЛЕПОСЛЕСЛОВИЕ
(со слов Холста законспектировано поминспектора)
Уже десять минут как не заключённый, Чухонеллс с удовольствием принял в себя атмосферный воздух, потом снизу с отвращением увидел недалеко возвышавшуюся тюремную пограничную стену.
После недолгих умозаключений и раздумий решил взять курс от неё подальше в сторону, что было объяснимо. И поплыл, используя все имевшиеся на нём конечности.
Чуть погодя, ближе к вечеру, посмотрел из атлантической волны вокруг себя и увидел в восьми метрах к северо-востоку громадную стену - борт корабля.
Немного подумав и взесив, он вызвал к себе на беседу кого-нибудь из экипажа.
Однако наверху никого не оказалось, и тогда своё истошное "Помогите!!!" Чухонеллс повторил ещё раз.
Появилась добродушная голова седого боцмана с трубкой в трудолюбивых зубах и большой татуировкой якоря на левой щеке.
- Огоньку не найдётся, парень? - с интересом спросил боцман, сплёвывая в океан, - трубка, полтысячи чертей, тухнет и тухнет. Прям спасу нету.
- Мне б в Лондон, - откровенно признался Чухонеллс, - там у меня родные.
- Тогда, парень, правее бери, - боцман вытянул руку, - градусов пятнадцать зюйд. Компас-то с собой? Али налегке идёшь?
- Я гол. Есть только "Джульетта".
Он не соврал. Ядовитый предмет, обёрнутый бутылкой с пробкой, Чухонеллс держал в руке.
- Джульетта голому большое подспорье, - согласился боцман, - только с Лондоном вам непруха. Мы как раз из Англии и идём. Наоборот, в Австралию. Но раз такое дело, можно и обратно вырулить. Брайтон тебе не подойдёт? - полез в душу боцман, - до Лондона там рядышком, если лесом. Не столица, конечно, но пиво есть.
- А у меня там никого. Даже невесты.
- Кому и камбала - невеста.
- Кому и акула золовка, - шуткой на прибаутку ответил Чухонеллс.
- С тюрьмы следуешь?
- Ну а как же.
- Сбёг?
- Не удержался, - подтвердил Чухонеллс, с силой погружаясь в волну.
- А то зашёл бы, - неуверенно предложил боцман, - тяпнули бы по чарочке. Ты ром разбавляешь али чистосердечно?
- Ну а что? - рассудительно ответил Чухонеллс, когда волна снова вынесла его из впадины, - на это отважусь. Только мне б трап пригодился, а то тут натекло - сколезь.
- Поищем, - зевнул боцман, сходил, поискал свободного матроса, уломал его, тот вразвалку пришёл и сбросил верёвочную лестницу. Перекладина на ней, к сожалению, оказалась только одна, в самом низу, поэтому Чухонеллс чрезвычайно иструдился, карабкаясь по вертикальной верёвке с бутылью в руке.
Пили с боцманом молча - все темы разговора были исчерпаны ещё во время нижней точки Чухонеллса, когда он пил океанскую ширь.
Лайнер развернули, и он шёл назад, курсом на Брайтон. Чухонеллса там ссадили наземь и опять поехали в Австралию, как было. Зачем - неизвестно. Не исключено, чтоб кенгурей наловить.
Как бы там ни было в смысле Австралии, независимо от этого, Чухонеллс смог добраться до Окраин-Глуш, огляделся по сторонам - не видно ли где Пилинни, понюхал воздух и затаился в жутких помыслах.
Первым делом он потерял в деревне "Джульетту"; её потом, возвращаясь с рыбалки, нашли на земле Дибилли Чудоюдди и Окунни Рыбакитли.
Нашли они её с большим воодушевлением, поскольку эта была бутыль. Сердца рыбаков радостно затрепетали, их предчувствие сказало: уж не обволакивающий ли напиток здесь заложен, столь обнадёживающе приятный душе. Однако оказалось, что только сигара. Трудяги-рыбаки с сомнением свернули предохранительный колпачок, вдумчиво понюхали кончик изделия и тут же разглядели на небе гнетущую неестественность пейзажа - шаткую стойку бледного призрака. Чудоюдди в ужасе и огорчении зашвырнул сигару далеко в ночь, однако же своё сознание обоим рыбакам пришлось потерять. А чуть позже, как известно, они двое, будучи уже дома, осторожно скончались. Надо сказать, что до тех пор пока гиблую "Джульетту" не нашёл и не обезопасил Чеснок Холст, она попалась ещё пятерым селянам, и те пятеро, в свою очередь, тоже были бесстыжи на нюхание.
По деревне пошла череда невесёлых похорон. А так как вокруг покойника в такие часы обязательно были и многие из живых, то Чухонеллсу и Пилинни это очень затрудняло скрытность операции по извлечению сокровищ.
Бюджетто Пилинни приходился верным другом и надёжным товарищем Чуконеллсу, и по этой причине Чухонеллс хотел бы отыскать сокровища сам, в одиночестве, ничего товарищу не сообщая - тогда бы всю находку на одного и делить бы было проще, но нужно было сначала найти то место, ту могилу, где сокровища свалены. А днём, как назло, по кладбищу шастали люди: кто с поминками, а кто и с новинками. И кроме того, надо успевать, пока призрак выходит на службу, потому что это добрый знак. Если он перестанет являться, громить гробы уже будет мистически опасно - ведьма может насторожиться и кто её знает, какую штуку выкинет.
"Хорошо было б, если Пиллини уже в дороге погиб" - горячо надеялся на товарища Чухонеллс, когда нетерпеливо ждал момента.
А Пилинни же искренне мечтал, что дал бы бог, верный и проверенный друг Чухонеллс или где-нибудь захлебнулся Атлантическим океаном, или упал с трапа и убился.
Однажды Чухонеллс не выдержал и пошел. Украл мимоходом у кого-то со двора лопату и решился. И нашёл именно ту старейшую могилу, где молча проживала никому не известная персона, но под вывеской "...Кики-Мор", которой снабдил её коварный Пилинни. С большим упоением и наслаждением Чухонеллс стал дробить слежавшийся веками и затвердевший камнем грунт. А когда через два дня углубился метра на три, то остро призадумался: а отчего ж тут ничего так и нету? Уж не зря ли я копал?
В общем, золото ему не встретилось. В ту же секунду Чухонеллс подумал плохо и о Пилинни, и о Понте, и об устроености Вселенной.
- Да, - сказал себе Чухонеллс. И добавил: "Нет".
В этот момент за ним в украденный на досуге бинокль наблюдал из засады Бюджетто. С уважением и почтением беззвучно повторял: "Болдуин - он и в деревне болдуин. А я пойду другим путём".
Пилинни спрятал бинокль и наполнился выводом: "Теперь этот полудурень наверняка отсюда съедет несолоно нахлебавшись, а я тем временем разворочу настоящее захоронение, где и получу свою премию. Ха-ха, не так уж и уныло устроена Вселенная".
Однако разгорячённый Чухонеллс не спешил далеко удаляться. Ночи становились всё холоднее, а украденная где-то по пути одежда уже согреть не могла. Нужно было найти себе тайное пристанище и наблюдать - когда же появится туповатый Пилинни и что начнёт делать по прибытии на разведанное место.
С пристанищем не задавалось - везде жили люди, они могли запросто заметить у себя в доме излишнюю фигуру - появись такая там - тем более, лицо Чухонеллса ярко отражало бандитское начало и десятилетнюю замкнутость тюрьмы. Конечно, он мог бы уйти из тюрьмы и раньше, но там на дверях, как на грех, всегда оказывались запоры, как назло, всюду шастали разные дотошные тюремщики, а на окнах камеры, как будто специально, крепко сидели стальные пересекающиеся прутья. И кроме того, тюрьму, по нелепой случайности, окружала высочайшая пограничная стена. Всё это сильно мешало.
Могилу Чухонеллс закидал обратно, тщательно просеяв извлечённый грунт. Осколки всякой дряни были, ветхая мерзкая гниль была, золота - не было. Ни одного слитка. Противно.
•••
Пилинни с крупным негодованием в груди видел, что по окрестностям села стала ползать какая-то старуха-калека, а потом ещё появился и блуждающий поп с кадилом через плечо - сосредоточиться на задумке сделалось совершенно невозможным. Мало того, что и так многолюдно, что вновь явившееся постороннее лицо сразу увидят, ещё и эти два. А кроме того, откуда-то возник и придурок на велосипеде. Все эти факты в широкую душу итальянца нагнетали нудный непокой.
Однако ж ни Пилинни, ни его враг-друг Чухонеллс не удосужились вспомнить об ещё одной важной особенности проистекающей эпохи - в замке ИХ оставался на нарах коченеть в одиночестве старый, повидавший виды, мудрый Понт.
А там всё было тоже непросто.
Придя в камеру вечером за посудой, прилежный тюремщик ощутил в себе задачу для ума. Его, как послушного доброго семьянина, возмутила нетронутость вкусного ужина. Ужин на месте, заключенный - в отстранённой горизонтальности.
На реплики "Голодовка - не лучший союзник на пути к ожирению" реакции никакой, а сходство с трупом более чем налицо. С учётом фиолетовости кожи и конечностей.
Тюремщик позвал коллегу, они хором произнесли фразу о скачке графика смертности в этой камере и этой же ночью, не допуская волокиты, привычно сбросили незадачливого Понта в водяную бездонность.
Там, в уютной тишине бездны, к Понту вернулось самочувствие, он с некоторой опаской ощутил, что дышать ему нечем, а кругом рыбий мир. И он захотел другой жизни. Где есть взаимовыручка, братство, дружба, золото.
"Где же тут верх? - начал он вспоминать детство, а заодно и физику, - куда вынесет, то, наверно, там. Дышать пока не стану - это себе дороже. Потерплю. Не кит".
Его действительно вынесло и понесло. Он, поспешно надышавшись, увидел ночь, звёзды и тёмную океанскую гладь. С одной стороны вдали светился дрожью факельных огней какой-то незнакомый, неровный рельефом берег. Там уходила к небу высокая, незыблемая во времени тюрьма. Понт припомнил, что последние двадцать лет безвылазно провёл именно там.
- Прощай глупое безобразное строение! - с силой проорал Понт, а услужливая вода разнесла этот рёв далеко в стороны, в том числе и к тюремным часовым, удобно спавшим в закоулках тюремной наблюдательной башни.
Они с неохотой, но быстро стали глядеть вниз на чёрную гладь, пожелав понять: не кричит ли это какой-нибудь только что сбежавший из заключения узник.
И тюремщики, брасатели трупов, тоже вернулись, чтоб уточнить возникшее в ночи обстоятельство. И тоже зорко посмотрели на уровень моря.
Понт, окунувшись водой, затих в раздумье - не выдал ли он себя чем-нибудь?
Но часовые, со словами "отсюда не сбежишь" покачали ружьями и ушли обратно к личным сновидениям, а трупометатели, уверенные в молчаливости умерших, возжелали себе скорейшего окончания смены. И также, качаясь от успокоенности, поковыляли на пост.
Понт решился на то, чтоб больше не разговаривать и уйти по-английски.
И тогда он, не беря себя в руки, поплыл вразмашку куда-нибудь прочь, пусть в океан, но без тюрьмы на нём.
Утром в правое ухо уставилось выкарабкавшееся из восточных волн гигантское красное солнце. Оно хлестнуло по воде лучами, и Понт вдруг сзади услыхал громкое:
- Посторони-и-сь!
Оглядевшись - нет ли тут обочины, Понт лёг на бок и увидел сзади гребущего вёслами человека в лодке.
- Я рыбак, - строго представился посторонний, поравнявшись с уплывающим, - а вы кто, сэр?
- Живу тут, - недоверчиво ответил Понт, барахтаясь на волнах, рождённых веслом, - уж несколько часов. Путь мой - Лондон. Это населённый пункт. Слыхали?
- Да. Дыра дырой. И англичан там полно. Мне больше нравятся папуасы. Племени Грубо-Амба, например. Вот кто действительно может правильно ловить рыбу.
- Вы к ним?
- Нет, от них. Насилу утёк. Запечь меня хотели рядом с рыбой. Уже месяц как гребу.
- И куда?
- В Лондон, будь он неладен.
- Может, и меня с собой? Я на загребание учёный.
Рыбак свистящим способом вздохнул - на пассажирском месте лежало старое полотенце, его бы трогать лишний раз не хотелось, но люди моря - они мужественный народ - через полчаса - час рыбак согласился.
- Ладно, заползайте, сэр. Только рыбу не распугайте. Она у меня дикая, людей никогда не видала.
•••
Так что вскоре бывалый матёрый Понт тоже шёл в сторону Окраин-Глуш. Всё у него пока ложилось в план: два дурака уже, наверно, там и должны будут начать раскопки. Чтоб не трудиться лопатой самому, Понт и задумал как раз то, что и произошло. Эти двое его опередят, поработают, достанут. Тут как раз появится он и заберёт всё как победитель. С сокамерниками проведёт воспитательную работу или, на худой конец, пристрелит их обоих из пистолета. А пистолет он уже украл у рыбака, когда тот высаживал его на берег в устье Темзы.
Но придя на место, Понт увидел безобразную медлительность в действиях дураков - они, пугаясь людей, никак не отваживались начать. А наиболее тупой из них, Чухонеллс - так и вообще раскурочил чёрт знает что. Это было совсем не то место, о котором гласило народное предание.
"Эдак я никогда не дождусь полагающихся мне ценностей" - с большим недовольством рассуждал Понт, прячась от села и ночуя под деревом липой, - что это, если не издевательство над человеком тюрьмы?"
•••
Чеснок Холст в то время, набросав на себя гиблые одеяния тысячелетней старухи, вёл разыскную деятельность. Чтоб понять, куда пойдёт Чухонеллс после археологических упражнений с посторонней могилой, ему захотелось взглянуть на его следы, оставленные им на месте работы. Для удовлетворения такой нужды пришлось попросить помощи у попа Вотштона. И пока доктор, завершив наполовину свой скорбный труд, ходил в село полежать в обмороке, Холст в темноте уверенно нашёл в вырытом грунте пепел сигарет, стряхнутый Чухонеллсом во время его перекуров. Перекуров оказалось ровно шестнадцать - Холст это точно определил по количеству, месторасположению и ориентации пепла в земле. Шестнадцать за два дня - это о многом говорило. Прежде всего о том, насколько ему хватит сил, чтоб после работ и огорчения пройти пешком. Самое вероятное - это был дом непоседливого сэра Алкашича. Холст сравнил результаты вычисления со своими предыдущими подозрениями, и они совпали. Потому он и посоветовал Вотштону забрать Гайку к себе. Чтоб Чухонеллс смог тихо отлежаться и уже потом, испугавшись многолюдия в ночи, покорно сдаться, думая что ловят именно его.
Юркий умом Пилинни замыслил не крушить истинную могилу сверху, а чтоб себя не выдать, подобраться к ней сбоку, из-за забора, путём узкого подкопа - благо могила находилась от забора недалеко - ярдов сорок.
Уже вдруг не стал выходить в свет призрак, но медлить больше не хотелось - неизвестный поп, шаставший по погосту ночами, выводил из себя.
Никто и знать не мог, что попытку Полумракелла выйти на корм коню и тем самым явить собой адское небесное знамение, пресёк Чеснок Холст, метко выстреливший в вышедшего на ночное дело гуманного Полумракелла. Выстрелившего мимо, нарочно, чтоб пуля пролетела как можно ближе к щеке, что придало бы тому более сильную степень испуга.
Пелинни приступил к рытью и скоро его труд приобрёл углублённость. Он рыл, рыл, рыл, и однажды ночью дорыл.
Сверил по бумажке координаты - должно быть здесь.
В эту секунду сверху что-то посыпалось, Пелинни недовольно глянул вверх, увидел звёздный зенит неба. Глухой голос ему произнёс:
- Руки вверх. Вы арестованы.
Такого приёма от царства мёртвых он не ожидал, поэтому охотно послушался и вышел на свежий воздух. Под прицелом его держало привидение в саване, которое, как выяснилось чуть позже, оказалось Чесноком Холстом.
•••
Холст закурил в пещере трубку.
- Ну, - строго спросил он собравшихся, - как вам моё послесловие?
- Так оно и было, сэр, - обречённым хором ответили опущенные головы задержанных.
Бесстрейд сильно негодовал:
- Судить. Только судить за это надо. Скрупулёзно, последовательно судить.
Но Холст, не обратив на него внимания, сказал:
- У нас остался ещё мистер Понт. Идёмте, инспектор. Вам выпадет честь задержать ещё одного узника ИХ.
- Вперёд! - обрадовался Бесстрейд, - где он, босяк-мореплаватель?
- В могиле, - сообщил мой друг.
- Вот жаль, - пожалел инспектор, - как бы он сейчас пригодился для ровного счёта.
Мы вышли из пещеры, и Холст прокричал на всё ночное кладбище:
- Понт! Восставайте! Мы вас ждём.
Сначала тишина, а потом откуда-то со стороны замогильное визжание:
- Не бери на понт, мусор.
Бесстрейд в одно мгновение ринулся на звук, проорал "Именем закона" и вскоре привёл к нам худого, но недружелюбного джентльмена, только что вышедшего из могилы престарелой Кики-Мор. Он пошёл по скользкому пути итальянца Пелинни - и вот.
- Знаете, джентльмены, - разочарованно и зло промолвил он, - а там нет ни хрена.
Троих арестованных усадили друг с другом рядышком - они сели, опустили глаза и понуро глядели в землю, как три стыдобища.
Холст дымнул трубкой и наставительно произнёс:
- Это ещё не всё, джентльмены. Послепослесловие моё не окончено. Нужна более оптимистическая нота. И не случайно эта нота - соль.
•••
(напоследок к послепослесловию чуть погодя)