Шесть месяцев. Ровно сто восемьдесят дней непрерывных откликов на вакансии, нервных собеседований и вежливых, но безликих отказов по электронной почте. Моя уверенность в себе таяла с каждым днем, как кусочек льда на раскаленной сковороде. Наш с Алексеем бюджет, и без того натянутый, как струна, из-за ипотеки трещал по всем швам. Мы экономили на всем, даже на кофе с собой, который когда-то казался такой мелочью.
Поэтому, когда в трубке прозвучал спокойный голос HR-менеджера: «Алина, мы хотели бы предложить вам должность ведущего менеджера по закупкам», — у меня перехватило дыхание. Компания была крупной, солидной, а цифра в предложении о зарплате заставила мое сердце забиться в бешеном ритме. Это был не просто шанс. Это было спасение.
Вечером я накрыла на стол, хоть и скромно: салат, горячее и даже бутылка недорогого шампанского, припасенная на какой-нибудь невероятный случай. Сегодняшний день как раз им и был.
Алексей пришел домой уставший, в пятнах от краски на старой рабочей куртке. Он работал прорабом на стройке, и его руки, шершавые и сильные, рассказывали истории тяжелого дня лучше любых слов. Я не стала томить его, выпалив новость сразу же, как только он переступил порог.
Его лицо, обычно такое сдержанное, озарила широкая, искренняя улыбка. Он подхватил меня на руки, закружил в нашей маленькой прихожей, и мы смеялись, как в первые дни нашего знакомства, забыв про усталость и долги.
— Дорогая, я так за тебя рад! — его глаза сияли. Он поставил меня на пол, но не отпустил, держа за плечи. — Это же «НефтьГазСнаб»? Серьезная контора. О них даже в новостях пишут.
— Да, — кивнула я, все еще не веря своему счастью. — Знаешь, что это значит? Мы сможем платить больше, чем минимальный платеж по ипотеке! Может, даже на отпуск накопим через пару лет.
— Конечно, сможем, — он потрепал меня по волосам, но я заметила, как тень легла на его взгляд. Он отвел глаза и разливал шампанское, став вдруг неестественно сосредоточенным.
Мы чокнулись, выпили. Игривые пузырьки щекотали нос, но тревога, крошечная и холодная, уже заползла мне в душу.
— Алекс, что-то не так? — осторожно спросила я. — Ты как будто не в себе.
Он тяжело вздохнул, поставил бокал и взял мои руки в свои. Его ладони были теплыми и шершавыми.
— Аля, я без ума от счастья за тебя. Ты это заслужила. Но… есть одно условие. Очень важное.
Я смотрела на него в полном недоумении. Какое может быть условие?
— Какое еще условие? — улыбнулась я, пытаясь снять напряжение.
— Не говори моей маме, где ты работаешь. Серьезно. Ни названия компании, ни должности, ни, тем более, про зарплату.
В комнате повисла тишина. Я слышала только тиканье наших настенных часов, подаренных на свадьбу.
— Ты это… серьезно? — прошептала я. — Почему?
— Лучше скажи, что устроилась администратором в салон красоты. Или менеджером в турагентство. Что угодно.
— Но это же смешно! Мы же будем врать твоей матери о моей работе? А если она узнает?
— Она не должна узнать! — его голос прозвучал резко, и он тут же смягчил интонацию, увидев мое испуганное лицо. — Поверь мне, Алина. Иначе можешь сильно пожалеть об этом. Мама — это особая статья.
В моей голове тут же всплыл образ Галины Ивановны. Высокая, подтянутая женщина с пронзительным взглядом и вечной, сладковато-ядовитой улыбкой на лице. Она всегда умела задавать самые неудобные вопросы и делала вид, что не замечает, как ее слова ранят.
Я вспомнила, как год назад она «случайно» нашла мой старый телефон, пока мы были в гостях, и потом, за чаем, не глядя на меня, заметила: «Какие милые смс вы с Лешей раньше писали. Прямо как дети». Тогда я покраснела до корней волос, а она лишь беззвучно улыбнулась, попивая чай. Она всегда была где-то на грани, никогда не переходя ее открыто, но постоянно давая понять, что контролирует ситуацию.
— Она что, сделает что-то? — спросила я, все еще не веря в абсурдность происходящего.
— Может, — Алексей опустил голову. — Я не могу сейчас объяснить все детали. Просто… пожалуйста. Доверься мне в этом.
Я тогда лишь вздохнула и кивнула, списав все на его странные, порой сложные отношения с матерью. Мы допили шампанское, разговор перешел на другие темы, но радость от нового места работы уже была не такой безоблачной. Я думала, что он просто перестраховывается. Если бы я знала, что через месяц его мать, Галина Ивановна, поставит на кон все, что у нас есть, я бы, наверное, послушалась его еще более внимательно. Но тогда я всего лишь посмеялась над его паранойей.
Новая работа поглотила меня с головой. Офис в стеклянной башне с видом на город, быстрый темп, важные задачи и коллеги, которые говорили на одном со мной профессиональном языке. Я снова чувствовала себя живой, нужной, частью большого и важного механизма. Каждый вечер я возвращалась домой уставшей, но невероятно довольной. Даже ипотека уже не казалась таким неподъемным грузом.
Алексей радовался за меня, это было видно. Но я замечала, как он напрягался каждый раз, когда у меня звонил телефон, и как его взгляд становился настороженным, когда я рассказывала что-то смешное про своих новых коллег. Его странная просьба висела между нами невидимым, но ощутимым барьером.
Через неделю после моего выхода на работу, как по расписанию, зазвонил мой телефон. На экране горело: «Чат „Дружная семья“». В чате были я, Алексей, его сестра Ирина и, конечно, Галина Ивановна.
Ирина: Ну что, новоиспеченная труженица, как первая неделя? Не сломалась?
Галина Ивановна: Да, Алиночка, поделись. Мы все переживаем. Хоть какая-то стабильность у вас с Лешей появится.
Я перечитала их сообщения, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Слова были обычными, но за ними читалось привычное снисхождение. Ирина, которая работала бухгалтером в какой-то конторе мужа своего друга, всегда считала свою позицию незыблемой. А Галина Ивановна… она просто давала понять, что наблюдает.
Я глубоко вздохнула и, поймав взгляд Алексея, кивнувшего мне из кухни, начала печатать, стараясь сохранить легкий тон.
— Все прекрасно, спасибо за беспокойство! Коллектив хороший, атмосфера приятная. Работаю администратором в салоне красоты «Эдем» в центре.
Ложь вышла горьковатым комком, но я ее проглотила.
Галина Ивановна ответила почти мгновенно.
— В салоне? Ну, хоть так. А то я думала, ты так и будешь на моем сыне сидеть. Зато, наверное, клиенты интересные, богатые. Сможешь себе что-нибудь в кредит сделать? Шикарно выглядеть надо, в такой-то компании.
Я сжала телефон так, что кости на пальцах побелели. Алексей, видя мою реакцию, подошел и положил руку мне на плечо.
— Не обращай внимания, — тихо сказал он. — Она всегда так. Просто игнорируй.
— Легко сказать, — прошипела я в ответ. — Она всегда знает, как уколоть.
Ирина тут же поддержала мать.
— А зарплата в этом вашем «Эдеме» хорошая? Или только на чаевых живешь?
Я чувствовала, как закипаю. Мне хотелось выложить им все: и название моей настоящей компании, и мою должность, и цифру зарплаты, чтобы просто посмотреть на их лица. Но я снова посмотрела на Алексея и увидела в его глазах тихую мольбу.
— Золотко, мы же с Алексом договорились не обсуждать финансы в общем чате? — напечатала я, стараясь, чтобы мой виртуальный голос звучал сладко.
— Ага, значит, копейки, — тут же пришло сообщение от Ирины.
Я бросила телефон на диван.
— Я больше не могу! Каждый раз один и тот же цирк! Почему я должна это терпеть?
— Потому что иначе будет хуже, — его голос прозвучал устало. — Поверь мне. Дай ей месяц, другой, она успокоится и переключится на что-нибудь другое.
Прошел месяц. Я втянулась в работу, обрела уверенность, и мои первые успехи были отмечены руководством. На корпоративе по случаю удачного закрытия крупного проекта царила радостная, непринужденная атмосфера. Мы фотографировались всей командой на фоне огромной логотипной стены компании — стильное серебристое «НефтьГазСнаб» на темном граните. Я, счастливая и немного выпившая, залила это фото в свой Instagram, в аккаунт, который был закрыт от посторонних и где было всего полтора десятка подписчиков — мои самые близкие друзья. В порыве эмоций я даже не подумала о фоне. Я думала только о том, как горда собой.
Я забыла об этом фото через пять минут. Публикация утонула в ленте, и я благополучно переключилась на рабочие будни.
Но кто-то другой его не забыл.
Галина Ивановна, которая давно и тщательно изучала все мои социальные сети через фейковый аккаунт, увидела его. Она не была в числе моих подписчиков, но ее никто не узнал среди вороха ботов, которые всегда появляются под любым постом с хештегами о бизнесе и успехе. Она увидела мое сияющее лицо и прочла поздравительный комментарий от моего директора: «Алина, ваш вклад в проект неоценим! Горжусь, что в моей команде есть такой сильный менеджер!»
И она сохранила это фото. Молча. Ничего не сказав. Просто положила его в копилку, как паук, почувствовавший вибрацию на краю своей паутины.
Прошло несколько дней после корпоратива. Напряжение первых недель сменилось уверенным ритмом работы, и я наконец начала чувствовать себя в новой должности как рыба в воде. Мы с Алексеем даже позволили себе купить хорошего красного вина и стейков, отмечая не только мои успехи, но и то, что Галина Ивановна в последнее время вела себя тихо. Чат «Дружная семья» молчал, и я понемногу начала надеяться, что странный страх Алексея был всего лишь преувеличением.
Я как раз разбирала документы по новому тендеру, когда на рабочем столе завибрировал телефон. На экране горело имя: «Галина Ивановна». Сердце на мгновение замерло, но я взяла себя в руки. Обычный звонок, ничего особенного.
— Алло, Галина, здравствуйте, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал ровно и приветливо.
— Алиночка, родная! Здравствуй! — ее голос был нарочито бодрым и сладким, как сироп. — Я вот подумала, давно не звонила. Как ты? Как твой салон? Как твои клиенты?
— Все хорошо, спасибо, — ответила я, чувствуя, как по спине пробегают мурашки. — Работается. Дела идут своим чередом.
— А я тут недавно с подругой разговаривала, — продолжала она, не меняя тона. — Ее дочка как раз в косметической компании работает. Так она мне столько всего интересного рассказала про ихнюю работу. Про какие-то там бьюти-консьержей, про профессиональную косметику для салонов. Я и не знала, что там такие тонкости!
Она сделала паузу, явно ожидая моей реакции. Я молчала, сжимая телефон в потной ладони.
— Ты ведь тоже сейчас во всех этих тонкостях разбираешься? — продолжила она. — Какие сейчас бренды в тренде? Какие линии салоны предпочитают закупать?
Мой мозг лихорадочно работал. Я не знала ни одного профессионального бренда, кроме тех, что видела в рекламе. Администратор в салоне могла и не разбираться в таких деталях.
— Да я, знаешь, больше по административной части, — с трудом выдавила я. — Не вникаю так глубоко в ассортимент. У нас закупщики есть для этого.
— Ах, вот как, — в голосе Галины Ивановны послышалось притворное удивление. — Понятно. Ну, это и правда, наверное, не твоего ума дело.
Она снова помолчала, и эта пауза была тяжелее любых слов.
— А я тут на днях в интернете картинки смотрела, — ее голос стал тише, интимнее, будто она делилась большой тайной. — Такой красивый у вас офис, оказывается... Современный, стильный. Я даже сначала не поверила, что это салон красоты. Очень солидно выглядит. «НефтьГазСнаб», кажется, называется?
В ушах зазвенело. Комната поплыла перед глазами. Я почувствовала, как кровь отливает от лица. Она знает. Она все видела.
— Галина... Я не совсем понимаю, о чем вы, — проговорила я, и мой голос прозвучал хрипло и неестественно. — Это... это фото со старой работы. С прошлой. Я его просто в соцсетях не удаляла.
— Со старой работы? — она растянула слова, и в ее тоне зазвучала неподдельная, ядовитая усмешка. — Алиночка, дорогая, так это же твоя новая фотография! Всего недельной давности. Ты там такая счастливая, в красивом платье, а на стене вашей компании герб такой... солидный. И директор твой тебя там так тепло поздравляет в комментариях. «Горжусь, что в моей команде есть такой сильный менеджер». Менеджер, а не администратор. Какая интересная метаморфоза.
Я не могла вымолвить ни слова. Она поймала меня. Она выследила меня, как дичь.
— Дочка, а кто у вас главный по закупкам? — ее голос вновь стал сладким и деловым. — Может, моей Ирине закинуть ему резюме? У нее же экономическое образование, она бы справилась. А ты бы ей про компанию все рассказала, помогла бы своей же золовочке устроиться. Одной ведь тяжело в такой большой компании, правда?
— Галина... — я попыталась собраться с мыслями, но паника сковывала горло. — Я не в курсе... Я же в салоне красоты, при чем тут закупки?
— Ах, да! — она фальшиво рассмеялась, и этот звук резанул по нервам. — Я и забыла! Ты же у нас администратор. Прости, возраст, память подводит. Ну ладно, не буду отвлекать от важных дел. Пока!
Она повесила трубку. Я сидела, уставившись в одну точку, все еще сжимая в руке телефон. По телу бежали ледяные мурашки. Она не поверила ни одному моему слову. Ее тон, ее вопросы — это была охота. И она вышла на след.
В тот вечер я все рассказала Алексею. Я сновала по кухне, как раненое животное, выпаливая обрывки фраз: «Она знает... Она видела фото... Она спрашивала про закупки, про Ирину...»
Алексей слушал молча, его лицо становилось все мрачнее. Он сидел за столом, сжимая в кулаке свою чашку с недопитым чаем, костяшки его пальцев побелели.
— Я же говорила, — наконец проговорил он, и его голос прозвучал глухо и устало. — Я просил тебя быть осторожнее.
— Я была осторожна! — взорвалась я. — Это был закрытый аккаунт! Как она вообще это нашла? Она что, шпионит за мной?
— Да! — резко встал он, и стул с грохотом отъехал назад. — Именно так! Она шпионит, она проверяет, она контролирует! Ты теперь это поняла?
Он прошелся по кухне, сгребая рукой волосы.
— И что теперь? — спросила я, и в моем голосе прозвучала мольба. — Что она сделает?
Алексей остановился напротив меня, и в его глазах я увидела не просто раздражение. Я увидела страх.
— Я не знаю, что именно она задумала, — тихо сказал он. — Но готовься. Начинается.
Тот звонок повис в нашем доме тяжелой, гнетущей дымкой. Мы с Алексеем перестали говорить о работе, а разговоры о будущем, об отпуске, о мебели для балкона, которые раньше доставляли нам такое удовольствие, теперь казались несбыточной фантазией. Мы ходили по квартире, словно по минному полю, вздрагивая от каждого звонка в дверь. Алексей стал молчаливым и замкнутым, а я ловила себя на том, что постоянно проверяю социальные сети, словно ожидая увидеть там разгромный пост от Галины Ивановны.
Удар пришел ровно через неделю, в субботу утром. Мы нежились в постели, пытаясь поймать последние минуты безмятежного сна, когда в дверь раздался резкий, настойчивый звонок. Не дождавшись, что мы откроем, кто-то начал стучать — не в дверь, а в металлическую пластину звонка, отчего по квартире разнесся оглушительный, нетерпеливый трезвон.
Алексей встрепенулся, его лицо вытянулось.
—Это она.
Я накинула халат и, сжав кулаки, чтобы скрыть дрожь в пальцах, пошла открывать. Как я и предполагала, на пороге стояла Галина Ивановна. Она была одета в свой лучший костюм, с сумкой из хорошей кожи, и ее лицо выражало ледяное, непоколебимое спокойствие. За ее спиной, словно тень, стояла Ирина, избегая моего взгляда.
— Впускайте, что ли, замерзли уже в подъезде, — без всякого приветствия произнесла Галина Ивановна и, отстранив меня плечом, прошла в прихожую, как хозяйка.
Она проследовала в гостиную и, не снимая пальто, устроилась на нашем диване, положив сумку на колени. Ирина робко присела на краешек кресла. Алексей вышел из спальни, его лицо было каменным.
— Мама, что случилось? — спросил он, не двигаясь с места.
— А что, к матери теперь только по чрезвычайным происшествиям наведываться? — она сладко улыбнулась. — Соскучилась по сыночку. И по невестке, конечно.
Ее взгляд скользнул по мне, и в нем читалось холодное презрение.
— Мы к вам ненадолго, по делу, — продолжила она, расстегивая пряжку на сумке.
Мое сердце заколотилось где-то в горле. Она достала из сумки аккуратный файл и положила его на журнальный столик. Внутри лежали цветные распечатки. Мое фото с корпоратива. Увеличенный скриншот комментария моего директора. Распечатанная страница с сайта компании с описанием вакансии «Ведущий менеджер по закупкам» и примерным уровнем зарплаты, который она, видимо, взяла из подобных объявлений.
— Объясни это, — ее голос потерял всю сладость и стал ровным, металлическим.
Я молчала, не в силах оторвать взгляд от этих листков.
— Я не прошу, я требую, — сказала Галина, наклоняясь вперед, ее глаза впились в меня. — Ты отобрала у меня сына. Теперь ты вернешь долг моей дочери.
— Какой долг? — сорвался у Алексея возглас. — О чем ты, мама?
— Молчи! — она резко повернулась к нему. — Ты свое уже выбрал. А я говорю с ней. — Она снова посмотрела на меня. — Алина устроит Ирину к себе в отдел. Поможет ей. Поделится обязанностями. Введет в курс дел. Ирина умная девочка, она быстро втянется.
— Это невозможно, — прошептала я. — У нас нет вакансий. Я не могу просто так...
— Есть два варианта, — перебила она меня, не повышая тона. — Либо моя дочь начинает работать с тобой в одной компании на хорошей должности. Либо... — она сделала драматическую паузу, — я позвоню вашему начальству. И расскажу, что вы, Алина, на прошлой работе были замечены в сомнительных связях с поставщиками. Что вы получали откаты. И что я, как ваша обеспокоенная свекровь, не могу молчать, видя, как вы тащите эту порочную практику в такую уважаемую компанию.
В комнате повисла гробовая тишива. Даже Ирина выглядела шокированной.
— Ты с ума сошла! — Алексей сделал шаг вперед. — Это же чистейшая клевета!
— Это забота о репутации фирмы! — парировала она. — У меня есть «свидетель». Одна моя знакомая работала с тобой в той же конторе, Алина. Она готова подтвердить, что такие разговоры ходили. Юридически, может, это и не железно, но на твоей репутации, деточка, можно будет ставить крест. Тебя вышвырнут оттуда с волчьим билетом. Кто возьмет на работу менеджера по закупкам с таким пятном?
Я смотрела на ее самодовольное, жесткое лицо и понимала, что она не блефует. Она была готова на все. Она видела в нас не семью, а ресурс, который нужно использовать для блага ее дочери. И ради этого она была готова уничтожить мою карьеру, мое будущее, наши с Алексеем мечты.
В тот миг, глядя в ее холодные, лишенные всякой теплоты глаза, я поняла одну простую и страшную вещь. Договориться с этим человеком было нельзя. Нужно было воевать.
После ухода Галины Ивановны и притихшей, испуганной Ирины в квартире воцарилась мертвая тишина. Она была густой и тяжелой, словна пепел после пожара. Я стояла, прислонившись к косяку двери в гостиную, и не могла пошевелиться. Во рту пересохло, а внутри все сжалось в один тугой, болезненный комок. Слова свекрови висели в воздухе, как ядовитый туман.
Алексей первым нарушил молчание. Он с силой смахнул папку с распечатками со стола. Бумаги разлетелись по полу веером.
— Ничего не делать! — его голос прозвучал хрипло и громко, нарушая давящую тишину. — Ничего! Это же бред! Чистой воды клевета!
— Она ведь не остановится, Алекс, — прошептала я, не в силах совладать с дрожью в голосе. — Ты же ее знаешь. Она действительно позвонит. И даже если ничего не докажут, запашок останется. В моей должности любое пятно на репутации — это смерть.
— Я поговорю с ней! Я все ей объясню! — он схватился за голову и стал метаться по комнате, его движения были резкими и отрывистыми. — Она не может так поступать! Это же мать!
— Она перестала быть просто матерью, когда начала шантажировать твою жену! — крикнула я, и в моем голосе прозвучали слезы отчаяния и злости. — Она поставила ультиматум! Или твоя сестра, или мое уничтожение! Какой тут может быть разговор?
Он остановился напротив меня, его лицо исказила гримаса боли.
— Ты не понимаешь... У нее есть рычаги. Она всегда найдет, как надавить.
— Какие рычаги? — уставилась я на него. — Что она может сделать тебе? Ты же взрослый, самостоятельный мужчина! Ты от нее не зависишь!
— Я зависел! — выкрикнул он, и его голос сорвался. — Раньше! И она этого не забыла и не простила!
Он тяжело дышал, словно только что пробежал марафон. Казалось, внутри него происходит борьба, и вот сейчас одна из сторон одержала верх.
— Помнишь, я рассказывал, что у меня была старая, раздолбанная «девятка»? — начал он тише, глядя куда-то в пол.
Я кивнула, не понимая, к чему он ведет.
— Я попал на ней в ДТП. Мне было восемнадцать. Я был молодой, глупый и перепуганный. Это было за городом, ночью. Я не заметил знак, выскочил на перекресток... и задел иномарку. Не сильно, бампер помял, но владелец был серьезный мужчина. Я испугался. У меня не было ни прав, ни денег на ремонт. Я... я с места скрылся.
Я смотрела на него, широко раскрыв глаза. Он никогда не рассказывал мне об этом.
— И что? — спросила я.
—А то, что через пару дней ко мне домой явился участковый. Кто-то запомнил номер. Меня бы ждала уголовная статья, лишение прав, огромный штраф. Все только начиналось... а уже могло закончиться. И тогда мама... она все уладила.
— Как уладила? — в моей душе зашевелился холодный, скользкий червь подозрения.
— Она сказала, что договорилась. Что дала взятку этому участковому, чтобы дело замяли. Она постоянно твердила мне об этом все эти годы. «Я тебя спасла, я на себя грех взяла, я ради тебя преступление совершила». И я верил! Я годами жил с этим чувством вины, с этим грузом! Я был обязан ей всей своей свободой, своей карьерой, своей жизнью!
Он засмеялся, но смех его был горьким и надтреснутым.
— А недавно я случайно встретил того самого участкового. Он уже на пенсии. Мы разговорились, и я, извиняясь, завел разговор о той истории. И знаешь, что он сказал?
Я молчала, затаив дыхание.
— Он сказал, что никакой взятки не было! Владелец той иномарки даже заявление не стал писать, посчитал мелочью. А мама... она просто пришла к участковому, разыграла спектакль о несчастном сыне-студенте, упросила его не портить мне жизнь. И все! Никакого преступления! Никакого подкупа! Она все это выдумала, чтобы я всю жизнь чувствовал себя ее должником! Чтобы я был у нее на крючке!
Я остолбенела. Целых десять лет мой муж жил под гнетом чудовищной лжи, искусно состряпанной его собственной матерью.
— И теперь, — Алексей поднял на меня глаза, и в них горела ярость, смешанная с болью, — теперь она использует этот старый козырь. Она говорит: «Вспомни, что я для тебя сделала! Вспомни, каким путем тебе сохранили будущее! А теперь ты отказываешься помочь родной сестре?» Она шантажирует меня выдуманным прошлым, чтобы разрушить наше настоящее!
В его голосе прозвучала такая беспомощность и отчаяние, что мне захотелось подойти и обнять его. Но ноги не слушались. Мы стояли в центре комнаты, как два корабля, разбитых одной бурей, бурей по имени Галина.
— Что же нам делать? — тихо спросила я. — Мы не можем позволить ей это.
— Я не знаю, — он снова опустился на стул. — Юридически ее угрозы против тебя — это клевета. Но она мастер создавать видимость. А ее вранье про мое ДТП... оно не оставляет следов, но отравляет все.
Мы сидели в полной тишине, придавленные грузом неразрешимой, казалось, ситуации. Но именно в этой тишине, в абсолютной точке отчаяния, рождалось новое, твердое чувство. Не страх, а решимость.
Я подняла голову и посмотрела на Алексея.
— Мы не можем бороться с ней ее же методами — ложью и шантажом, — сказала я четко. — Но мы можем использовать против нее правду. Есть один человек... Мой старый друг из университета, Максим. Он сейчас юрист. Очень хороший юрист.
Алексей устало поднял на меня глаза.
— И что он может сделать?
— Он может объяснить нам, как законно поставить эту... эту тигрицу в клетку, — в моем голосе впервые за этот вечер прозвучала уверенность. — Нам нужен план. Не эмоциональный, а холодный и расчетливый.
В тот вечер мы не спали. Мы сидели на кухне, и я рассказывала Алексею о Максиме, о его остром уме и умении находить нестандартные решения. Мы не знали, что именно придумаем, но мы знали одно: отступать больше некуда. Пришло время перейти от обороны к нападению.
Встреча с Максимом была назначена в тихом кафе в центре города, вдали от наших привычных маршрутов и любопытных глаз. Я увидела его сразу — он сидел в углу с ноутбуком, и его спокойная, сосредоточенная поза действовала умиротворяюще. Мы с Алексеем, наоборот, чувствовали себя как натянутая струна.
Максим поднял на нас взгляд и коротко улыбнулся. Никаких лишних вопросов, только деловой кивок. Я ценила это в нем еще со времен университета.
— Рассказывайте, — сказал он, закрыв крышку ноутбука. — С самого начала.
Мы рассказали ему все. Сначала я, сбивчиво, потом Алексей, вставляя мрачные детали о своем прошлом. Максим слушал молча, не перебивая, его лицо оставалось невозмутимым. Когда мы закончили, в его глазах не было ни жалости, ни осуждения — лишь холодный, профессиональный интерес.
— Итак, резюмирую, — он сложил пальцы домиком. — Галина Ивановна угрожает оклеветать Алину на текущем месте работы, используя ложные сведения о якобы имевшей место коррупционной деятельности на предыдущем. Цель — принудить к трудоустройству ее дочь. Основание для шантажа в отношении Алексея — манипуляция чувством вины за несуществующее правонарушение. Верно?
Мы кивнули.
— С точки зрения права, — продолжил Максим, — ее действия подпадают под статью 128.1 УК РФ «Клевета», а также под статью 163 «Вымогательство», так как требование передать рабочее место Ирине под угрозой распространения порочащих сведений — это и есть вымогательство имущественных прав. Однако сложность в том, чтобы это доказать. Ее слова в частной беседе — это одно. А вот ее официальное заявление вашему работодателю — уже совсем другое. Нам нужно не дать ей сделать этот шаг, имея на руках железобетонные контраргументы.
— То есть, мы ничего не можем сделать? — в голосе Алексея прозвучало разочарование.
— Можем, — Максим покачал головой. — Но вам придется проявить хладнокровие. Вам нужно зафиксировать ее угрозы. Лучший способ — аудиозапись.
Я и Алексей переглянулись.
— Это же... как-то некрасиво, — неуверенно сказала я.
— Суды принимают такие записи в качестве доказательств по гражданским делам, если есть подтверждение, что запись не сфальсифицирована и одна из сторон согласна на ее использование, — спокойно объяснил Максим. — В данном случае, вы как участник разговора имеете право его записывать. Но есть важный нюанс. Вам нужно в ходе беседы четко обозначить, что разговор записывается. Это обезоружит ее и лишит ее в будущем возможности заявить о нарушении тайны переговоров.
Он посмотрел на нас строго.
— Вы готовы на такую провокацию? Это будет неприятно. Она не станет сдерживаться, узнав о записи.
— У нас нет выбора, — тихо, но твердо сказал Алексей. — Мы перепробовали все мирные способы.
— Хорошо, — Максим достал из портфеля небольшой диктофон. — Вот. Простой в использовании. Включается вот здесь. Ваша задача — организовать встречу. Спровоцировать ее на повторение угроз. И в самый разгар, когда она будет особенно уверена в себе, выложить этот козырь. Сказать что-то вроде: «Галина Ивановна, вы понимаете, что ваши слова о клевете в адрес моей жены записываются и будут переданы в правоохранительные органы?»
Мое сердце заколотилось. Мысль о предстоящем разговоре вызывала тошноту.
— А если она все равно пойдет ва-банк? — спросила я.
— Тогда у вас на руках будет неоспоримое доказательство для суда. И для вашего работодателя, если до этого дойдет. Одна только запись с подобными угрозами заставит ее отступить. Люди, подобные вашей свекрови, смелы только до тех пор, пока чувствуют свою безнаказанность.
Мы вышли из кафе с диктофоном в кармане, который жгал мне кожу словно раскаленный уголь. На следующий день Алексей, собравшись с духом, позвонил матери.
— Мама, нам нужно встретиться. Обсудить твое предложение, — сказал он нейтральным тоном.
Она тут же согласилась, ее голос зазвучал торжествующе. Она решила, что мы сдаемся.
Она снова пришла к нам домой, на этот раз одна. Ирина, видимо, осталась в стороне, стыдясь происходящего. Галина Ивановна восседала на диване, как королева, готовящаяся принести помилование.
— Ну что, одумались? — начала она, не теряя ни секунды. — Готовы помочь своей семье?
Алексей сидел напротив, его лицо было каменным. Я стояла рядом, сжимая в кармане халата диктофон. Я нажала кнопку записи.
— Мама, давай еще раз все обсудим, — сказал Алексей. — Ты требуешь, чтобы Алина устроила Ирину к себе в отдел, угрожая в противном случае оклеветать ее перед начальством. Я правильно понимаю суть твоих требований?
Галина Ивановна фыркнула.
— Ты слишком драматизируешь, сынок. Я не угрожаю, я констатирую факт. Если Алина не проявит семейную солидарность, мне придется предупредить ее руководство о ее сомнительном прошлом. Я же не могу молчать, зная о таких вещах? Это мой гражданский долг.
Ее глаза блестели от уверенности в своей безнаказанности.
— И ты готова пойти на это? Разрушить карьеру твоей невестки? Испортить ей жизнь? — голос Алексея дрогнул.
— Она сама себя разрушает своей жадностью и неблагодарностью! — ее тон стал жестким. — Я вам с сестрой всю жизнь отдала! А вы... вы живете тут в своей квартире, строите свои планы, а про родную кровь забыли! Так не пойдет! Или Ирина получает хорошую должность, или Алина лишается своей. Выбор за вами.
В ее словах была такая наглая, неприкрытая жестокость, что у меня перехватило дыхание. Это был наш шанс.
Алексей медленно достал диктофон из моего кармана и положил его на стол между нами. Красный огонек индикатора ярко горел в полумраке комнаты.
— Мама, — его голос прозвучал звеняще-спокойно. — Ты только что в присутствии свидетелей и под запись подтвердила факт вымогательства и клеветы. Ты понимаешь, что эта запись станет главным доказательством, если ты сделаешь хотя бы один шаг в сторону Алины или ее работы?
Галина Ивановна замерла. Ее глаза, широко раскрытые, перебегали с диктофона на лицо сына и обратно. Ее уверенность растаяла как дым, сменяясь шоком, а затем леденящей душу ненавистью. Она смотрела на нас не как на родных, а как на врагов, переигравших ее ее же оружием.
Она не сказала больше ни слова. Медленно, с мертвенной бледностью на лице, она поднялась и, не глядя на нас, вышла из квартиры. Дверь закрылась с тихим щелчком.
Мы сидели в гробовой тишине, глядя на мигающий диктофон. Мы выиграли этот раунд. Но в ее молчании была такая угроза, что праздновать победу не хотелось. Мы понимали — война только началась.
Тишина, наступившая после ухода Галины Ивановны, была оглушительной. Мы с Алексеем просидели в гостиной, не двигаясь, еще с полчаса, прислушиваясь к гулу в собственных ушах и к стуку сердец. Мигающий красный огонек диктофона на столе казался единственной живой точкой в застывшем мире. Мы выиграли битву, но не войну. И мы оба понимали: следующее слово должно быть за нами. Ждать, пока она оправится от шока и придумает новый, более изощренный план, было нельзя.
На следующий день Алексей позвонил Ирине. Коротко и без эмоций он сказал, что мы приедем к ним вечером, чтобы все окончательно обсудить. В его голосе была сталь, которую я раньше не слышала. Ирина что-то пробормотала в ответ и быстро положила трубку.
Ровно в восемь мы стояли на пороге квартиры Галины Ивановны. Алексей держал в руке тот самый диктофон. Он глубоко вздохнул и нажал на звонок.
Дверь открыла Ирина. Она выглядела испуганной и потерянной, ее глаза были красными от слез. Она молча пропустила нас внутрь.
Галина Ивановна сидела в гостиной в своем вольтеровском кресле, прямая и негнущаяся, как монумент. Ее лицо было бледным и подернутым инеем холодной ненависти. Она смотрела на нас, не мигая, и в ее взгляде читалось обещание мести.
— Что, пришли окончательно добивать? — ее голос скрипел, как ржавая пружина. — Показать, какие вы умные?
Алексей не стал ничего говорить. Он поставил диктофон на журнальный столик рядом с ее креслом и нажал кнопку воспроизведения.
Из динамика полился ее собственный голос — уверенный, ядовитый, полный самодовольства.
«...Или Ирина получает хорошую должность, или Алина лишается своей. Выбор за вами».
Он остановил запись. В комнате снова воцарилась тишина, теперь еще более тягостная.
— Мама, — сказал Алексей, и его голос был тихим, но абсолютно четким, словно отточенный клинок. — Ты больше не имеешь надо мной власти. Ты отравляла мою жизнь годами, манипулируя выдуманной виной. А теперь решила отравить жизнь моей жены. Все кончено.
Галина Ивановна попыталась встать, но ее ноги, казалось, приросли к полу.
—Сынок! Я же твоя мать! Всю жизнь на тебя положила! И ты из-за этой... — она бросила в мою сторону уничтожающий взгляд, но Алексей резко прервал ее.
— Хватит! — его слово прозвучало как хлопок. — Ни одного слова против Алины. Ты перешла все границы. Ты шантажировала и угрожала, как бандит с большой дороги. И я больше не позволю тебе разрушать то, что мы строим.
Он посмотил ей прямо в глаза, и в его взгляде не осталось ни капли сыновьей жалости.
—Вот мой ультиматум. Если ты сделаешь хотя бы один шаг — один звонок, одно письмо, один намек в сторону Алины, ее работы или нашей с ней жизни, эта запись отправится прямиком в прокуратуру. Я не буду разбираться с тобой, мама. Я передам тебя в руки закона. И тогда ты сама узнаешь, что такое настоящие проблемы.
Он сделал паузу, давая ей осознать сказанное.
—И знаешь, что самое ужасное в этой истории? — его голос дрогнул, но он взял себя в руки. — Что ты — моя мать. И что все это можно было бы избежать, если бы в твоем сердце нашлось хоть немного любви, а не только расчет и желание контролировать.
Галина Ивановна беззвучно шевельнула губами. В ее глазах, всегда таких уверенных, мелькнуло что-то похожее на страх, а затем на пустоту. Она проиграла. И проиграла окончательно.
В этот момент с дивана поднялась Ирина. Ее лицо было мокрым от слез.
—Мама, довольно, — прошептала она, и ее голос сорвался. — Ты всех уничтожила. Своей злобой и своими манипуляциями. Ты думала только о себе. Теперь... теперь останешься одна.
Она бросила на мать полный отчаяния взгляд, схватила свою сумку и, не глядя ни на кого, выбежала из гостиной. Через мгновение мы услышали, как хлопнула входная дверь.
Галина Ивановна осталась сидеть в своем кресле, маленькая, внезапно постаревшая женщина, потерпевшая крах в собственном безумии.
Мы с Алексеем развернулись и молча вышли из квартиры. Дверь закрылась за нами с тихим, но окончательным щелчком. Будто захлопнулась тяжелая книга под названием «Прошлое». Мы не чувствовали радости, только горькое облегчение и пустоту, которая оставалась после долгой и грязной битвы. Мы шли по темной улице, держась за руки, и тишина между нами была уже не враждебной, а мирной. Мы выбрали друг друга. И это был единственно верный выбор.
Тишина. Первые недели после того вечера эта тишина казалась неестественной, звенящей. Мы инстинктивно вздрагивали от каждого звонка, каждый раз проверяли неизвестные номера. Но звонков от Галины Ивановны не было. Ни одного. Она исчезла из нашей жизни так же резко, как и ворвалась в нее с угрозами.
Через два месяца мы получили от Ирины короткое сообщение: «Я переехала. Снимаю квартиру с подругой. Устроилась на другую работу. Живу». Мы не стали расспрашивать. Это было ее решение, ее путь к свободе.
Жизнь медленно, но верно возвращалась в свое русло. Спокойное, предсказуемое, свое. Я полностью погрузилась в работу, и мои успехи были заметны — мне доверили ведение крупного, перспективного проекта. Алексей, сбросивший с плеч многолетний груз вины, словно помолодел. Он стал чаще смеяться, его глаза потеряли ту вечную настороженную тень.
Через полгода мы сделали то, о чем раньше не могли и мечтать — мы погасили большую часть ипотеки, совершив огромный, финальный платеж. Когда мы получили из банка справку об почти нулевом остатке долга, мы устроили самый дурацкий и счастливый танец посреди нашей гостиной. Это была не просто финансовая победа. Это была победа нас самих над теми обстоятельствами, что пытались нас сломать.
А потом случилось чудо. Чудо, которое поставило окончательную точку в той старой истории и открыло новую главу. На тесте проступили две четкие полоски.
Сегодня нашему сыну Егору исполняется ровно месяц. Он спит в своей кроватке, закутанный в голубое одеялко, и его ровное дыхание — самый прекрасный звук на свете. Я сижу рядом, попивая чай, и смотрю на него. Алексей подходит сзади, обнимает меня и целует в макушку.
— Все хорошо? — тихо спрашивает он.
— Идеально, — так же тихо отвечаю я.
На столе рядом с кроваткой лежит наш старый диктофон. Мы ни разу не воспользовались угрозой, которую он в себе хранил. Он превратился из оружия в символ — символ того, что мы смогли постоять за себя и за наше право на собственную жизнь.
Иногда я ловлю себя на мысли, что мне жаль ее. Одинокая, озлобленная женщина в пустой квартире, от которой отвернулись и сын, и дочь. Но потом я вспоминаю тот ультиматум, ее глаза, полные ненависти, и понимаю — мы выбрали единственно верный путь. Мы выбрали друг друга.
На днях я встретила ее в супермаркете. Вернее, увидела со спины. Она стояла у полки с крупами, кажется, постаревшая и какая-то очень маленькая. Она обернулась, и наши взгляды встретились на секунду. В ее глазах не было ни злобы, ни упрека. Только пустота и какое-то бесконечное, ледяное одиночество. Она молча отвернулась и пошла прочь, не взяв ни одной упаковки.
Мы с Алексеем никогда не станем говорить об этом вслух, но мы оба знаем: та дверь закрыта навсегда. И мы не жалеем. Потому что, защищая свой маленький мир, мы не разрушали чужой. Мы просто отгородились от того, что было ядовитым и опасным. И теперь в нашем мире есть место только для любви, для планов на будущее и для тихого счастья, которое мы так отчаянно защищали.
Я подхожу к кроватке и поправляю одеяльце на нашем спящем сыне. Он ничего не знает о тех бурях, что бушевали до его прихода. И, я надеюсь, никогда не узнает.
А вы сталкивались с такими наглыми родственниками? Как вы поступили бы на нашем месте? Напишите в комментариях