— Слышишь, Марин? Квартиру продадим. Купим две поменьше. Мне с мамой, а тебе с детьми.
Ложка звякнула о край чашки. Звук получился противный, тонкий, как будто стекло треснуло. Марина не подняла головы. Она смотрела, как в густой овсяной каше тонет кусочек масла — желтое пятно медленно расплывалось, теряя форму, превращаясь в жирную лужицу.
На кухне пахло подгоревшим тостом и почему-то старой обувью, хотя коридор был далеко.
— Чего молчишь? — Сергей отодвинул тарелку. Не доел. По краю размазан джем, хлебная корка надкусана и брошена. Как всегда.
Марина наконец подняла глаза. Муж сидел, откинувшись на спинку стула, и барабанил пальцами по клеенке. Той самой, с лимонами, которую она купила на распродаже два года назад. У него на мизинце заусенец, он его всё время теребит, до крови, но не срезает.
— Кому — нам? — голос получился хриплым, пришлось откашляться. — В смысле, тебе с мамой?
— Ну а что? — Сергей дернул плечом, будто ему жал воротник футболки. — Мать болеет, ты же видишь. Ей уход нужен. А у нас тут проходной двор. Дети орут, Пашка уроки учит до ночи, музыка эта твоя... Алинка вечно с подружками на телефоне. Матери покой нужен.
— Так забери её к нам, — Марина сказала это тихо, чувствуя, как внутри, где-то в районе солнечного сплетения, начинает натягиваться тугая, горячая пружина. — В большую комнату поселим. Алина к Пашке переедет.
— Нет! — он хлопнул ладонью по столу. Солонка подпрыгнула. — Не пойдет. Я сказал — продаем. Тут трешка, центр почти. Денег хватит на нормальную двушку для нас с мамой и вам... ну, что-то в спальном районе возьмем. Панельку. Зато каждому свой угол.
Марина встала. Ноги были ватными, как после гриппа. Она подошла к раковине, включила воду. Шум струи немного заглушил стук крови в ушах.
— Ты себя слышишь, Сереж? — она говорила в сливное отверстие, глядя на грязные тарелки. — "Вам". То есть мы теперь "вы"? Я, Алина и Пашка — это "вы", а ты с Валентиной Петровной — семья?
— Не начинай, — он зашуршал пачкой сигарет, хотя курить на кухне они договорились не больше одной в день, и ту он уже выкурил. — Это рациональное решение. Я устал разрываться. Я туда езжу через день, продукты таскаю, давление ей меряю. А так будем рядом. И вам проще — никто не зудит, не учит жить. Ты же сама жаловалась, что мать моя тебя достала.
— Жаловалась, — Марина выключила воду. Обернулась. Она вытирала руки полотенцем так тщательно, будто хотела снять с них кожу. — Я жаловалась, что она лезет в воспитание Пашки. А не просила выселить меня с детьми на выселки. Эта квартира... Сереж, мы ипотеку за нее закрыли полгода назад. Моя премия, наследство от бабушки, я на двух работах три года... Ты забыл?
— Я тоже платил! — взвизгнул он. Именно взвизгнул, голос дал петуха. — Я работал!
— Ты работал охранником сутки через трое. На продукты.
— Хватит меня попрекать! — он вскочил. Стул с грохотом отъехал назад, ударился о холодильник. — Я мужик, я решил! Квартира общая. По закону половина моя. Захочу — продам свою долю цыганам, будут у вас табор и песни под гитару. Поняла?
Он вылетел из кухни, задев плечом косяк. Через секунду хлопнула входная дверь.
Марина осталась стоять. Тишина была плотной, тяжелой. Капал кран — ритмично, безжалостно. Кап. Кап. Кап. Она смотрела на недоеденный тост мужа. В голове крутилась только одна мысль, глупая, неуместная: "Он даже крошки за собой не смахнул".
Два дня прошли в липком, тягучем молчании. Сергей приходил поздно, ел молча, спал, отвернувшись к стене и натянув одеяло до ушей. Марина не заговаривала. Она ждала. Чего? Что он скажет "пошутил"? Что извинится?
Алина, старшая, что-то чувствовала. Ходила тихая, наушники не снимала даже за ужином. Пашка, десятилетний, наоборот, бесился, как будто чувствовал напряжение и пытался его разрядить беготней.
В среду вечером позвонили в дверь.
На пороге стояла Валентина Петровна. В берете, который делал её похожей на гриб-мухомор, и с огромной сумкой на колесиках.
— Ну, чего держишь на пороге? — свекровь подвинула Марину бедром, просачиваясь в прихожую. От неё пахло корвалолом и старой пудрой. — Холодина на улице, жуть. А у вас жарко. Окна, что ли, не открываете? Духота.
Марина молча закрыла дверь. Замок щелкнул, как выстрел.
— Чай будешь, мам? — Сергей вышел из комнаты мгновенно, как будто караулил под дверью. Вид у него был суетливый, глаза бегали.
— Буду, сынок. Только не этот ваш, из пакетиков, пыль дорожная. Завари нормальный.
Они уселись на кухне. Марина прислонилась к подоконнику, скрестив руки на груди. Ей казалось, что если она сядет с ними за один стол, то просто не выдержит и перевернет его.
Валентина Петровна развернула платок, достала пряники. Каменные на вид.
— Значит так, — начала она, не глядя на невестку. — Я тут риелтору звонила. Знакомой своей, Людочке. Она говорит, сейчас рынок стоит, но нашу квартиру можно выгодно скинуть, если ремонт освежить. Обои там подклеить, в ванной шторку поменять.
— Вашу квартиру? — тихо спросила Марина.
Свекровь медленно повернула голову. Глаза у неё были водянистые, бесцветные, но взгляд цепкий, как у краба.
— Нашу, милочка. Семьи. Сережа мне всё рассказал. Правильное решение. Я женщина больная, мне уход нужен. А он сын. Долг платежом красен.
— У вас есть своя двухкомнатная квартира, — Марина чувствовала, как ногти впиваются в ладони. — В тихом районе. Рядом парк. Зачем вам жить с сыном в одной квартире?
— А это не твоего ума дело! — Валентина Петровна стукнула сухим кулачком по столу. — Мне страшно одной! Я по ночам задыхаюсь! А скорая пока доедет... И вообще, та квартира на меня записана, я её сдавать буду. Прибавка к пенсии. А жить с сыном буду. Он не против. Правда, Сереженька?
Сергей кивнул, усердно размешивая сахар в чашке, хотя сахара там не было.
— Вот. А вы... — свекровь окинула Марину взглядом, будто оценивала старую мебель на выброс. — Вам Людочка подобрала варианты. В Некрасовке есть неплохие домики. Ну и что, что рядом с очистными? Зато воздух... специфический, но привыкнуть можно. И метраж нормальный. Детям по комнате, тебе гостиная.
— В Некрасовке? — Марина усмехнулась. Губы были сухими, улыбка вышла кривой. — Это два часа до моей работы. И три часа до института Алины. Пашке школу менять.
— Не барыня, поездишь! — рявкнула свекровь. — Ради семьи можно и потерпеть. Сережа вон сколько терпит твой характер.
Марина посмотрела на мужа. Тот сидел, вжав голову в плечи.
— Сереж, — сказала она очень спокойно. — Ты правда хочешь отправить своих детей жить на выселки, к мусоросжигательному заводу, чтобы сдавать квартиру матери и получать деньги?
— Не передергивай, — буркнул он. — Это временно. Встанем на ноги...
— На какие ноги? Ты пятый год на ноги встаешь!
— Не ори на сына! — Валентина Петровна вскочила. — Ишь, распустилась! Квартира на Сережу записана тоже! Половина его! Мы с Людочкой уже договор предварительный составили. Покупатели завтра придут смотреть. В семь вечера. Чтобы к этому времени тут было чисто, и детей убери, чтобы под ногами не путались.
Она полезла в сумку, достала папку с бумагами и шлепнула на стол.
— Вот. Ознакомься. План действий.
Марина смотрела на синюю папку. Внутри что-то оборвалось. Не было больше злости, не было обиды. Была холодная, кристальная ясность. Как зимой, когда выходишь из подъезда в минус тридцать, и воздух выжигает легкие.
— Хорошо, — сказала она.
Сергей поднял голову, рот у него приоткрылся.
— Что?
— Хорошо, пусть приходят. Завтра в семь.
Она взяла папку, развернулась и вышла из кухни. Спиной она чувствовала их взгляды. Удивленный — мужа. И торжествующий — свекрови.
В спальне Марина села на кровать. Руки не дрожали. Это было странно. Обычно в стрессе её трясло, а сейчас — полное спокойствие. Мертвецкое.
Она открыла папку. Внутри лежали распечатки с Циана. Варианты для "них". Убитые двушки на первых этажах, квартиры в домах под снос, какие-то варианты в области, до которых только на оленях добираться. И отдельным файлом — варианты для "Сергея и мамы".
Марина пролистала. Сталинки. Высокие потолки. Центр или зеленый юго-запад. Ценники такие, что даже если продать их нынешнюю квартиру вдвое дороже рынка, денег не хватит.
Откуда деньги?
Она перевернула страницу. Там лежала ксерокопия банковской выписки. На имя Валентины Петровны. Сумма с шестью нулями. Свежая дата. Продажа дачи? Нет, у них не было дачи. Наследство? Неоткуда.
Марина вгляделась в строчку "Назначение платежа". Буквы прыгали перед глазами. "Кредитные средства по договору..."
Кредит. Огромный потребительский кредит. На пенсионерку? Невозможно.
Она достала телефон, сфотографировала документы. Потом тихо, на цыпочках, вышла в коридор. Из кухни доносилось довольное чавканье и голос свекрови:
"...а шторы эти зеленые выкинем, Сереженька. Повесим бархат, бордовый. Я видела в магазине..."
Марина обулась, накинула куртку прямо на домашнюю футболку.
— Я за хлебом, — крикнула она в сторону кухни и выскочила на лестничную клетку.
На улице шел дождь со снегом. Мерзкая ноябрьская каша хлюпала под ботинками. Марина шла к банкомату, но ноги сами свернули к круглосуточному кафе. Ей нужно было место, где есть свет и люди.
Она заказала самый дешевый кофе. Села в углу. Достала телефон.
Нужно было думать. Кредит на свекровь. Квартира — общая совместная собственность. Если они продают её, деньги делятся пополам? Или Сергей хочет забрать всё?
"По закону половина моя", — сказал он. Значит, он рассчитывает на половину. Но половина от их трешки — это миллионов двенадцать. Квартиры, которые они присмотрели для себя с мамой, стоят двадцать пять. Откуда разница? Даже с кредитом матери не сходится.
Марина открыла приложение банка. У неё был доступ к старой почте Сергея, он никогда не менял пароли. "Пароль12345" — вершина его кибербезопасности.
Она зашла в почту. Письма от "Госуслуг", спам, рассылка от танков... Стоп.
Письмо от микрофинансовой организации. "Ваша заявка одобрена". Ещё одно. "Напоминаем о платеже". Ещё. "Досудебная претензия".
Даты... Двухмесячной давности. Трехмесячной. Полгода.
Он набрал микрозаймов. Много. Очень много.
Марина листала ленту писем, и холодный пот тёк по спине под курткой. Суммы были небольшие — 30 тысяч, 50, 15, но их было десятки. Проценты капали бешеные.
Зачем? Куда?
Она нашла письмо от какой-то биржи...". "Криптоинвест...".
Всё встало на свои места. Пазл сложился с сухим щелчком.
Он проиграл деньги. Он пытался отыграться. Брал новые займы. Снова проигрывал. Теперь коллекторы прижали его к стенке. Продажа квартиры — это не "маме плохо". Это единственный способ не сесть и не получить по голове в подворотне. А мама... Мама, видимо, просто удобный предлог и щит. Или она в доле? Нет, Валентина Петровна жадная, но не дура. Если она берет кредит, то под что-то реальное.
Марина сделала глоток кофе. Он был кислый и остывший.
Значит, план такой: продать квартиру. Закрыть долги Сергея (половину суммы). На оставшиеся копейки купить "сарай" для Марины и детей. А на что жить ему с мамой?
Она снова посмотрела на выписку матери. Кредит. Огромный. Под залог... чего? У неё же только двушка.
Марина увеличила фото на экране. "Договор залога недвижимости..." Адрес.
Это был адрес их квартиры.
Марина чуть не выронила телефон.
Как?! Как она могла заложить ИХ квартиру? Это невозможно без согласия Марины!
Если только...
Память услужливо подкинула картинку. Месяц назад. Сергей прибежал домой, веселый, с тортом. "Марин, тут надо бумажку подписать, я субсидию на коммуналку оформляю, там через МФЦ, вот доверенность, я сам сбегаю".
Она готовила ужин. Котлеты жарились, масло брызгало. Она вытерла руки о фартук. Подмахнула не глядя. Генеральная доверенность? Нет, там было написано "на представление интересов в госорганах". Или... она не вчитывалась?
— Дура, — прошептала Марина. — Какая же я дура.
Она выбежала из кафе. Дождь усилился. Ветер швырял мокрые листья в лицо. Она бежала домой, не разбирая дороги, наступая в лужи.
Если он уже заложил квартиру, то продавать её нельзя. Банк не даст. Значит, они ищут покупателя с наличкой? Чтобы провернуть сделку быстро, кинуть банк, раздать долги браткам, а Марину с детьми оставить на улице, когда банк придет отбирать жилье?
Она влетела в подъезд. Лифт не работал. Бегом на пятый этаж. Дыхание сбилось, в боку кололо.
Ключ не поворачивался в замке.
Марина дернула ручку. Заперто изнутри. На щеколду.
Она нажала звонок. Тишина. Ещё раз. Длинный, настойчивый звонок.
За дверью послышались шаги. Тяжелые, шаркающие.
— Кто там? — голос свекрови.
— Откройте! Это я, Марина!
— Сережа спит, — проскрипела Валентина Петровна из-за двери. — Не велел пускать. Сказал, ты истерику закатишь. Иди погуляй, проспись. Завтра придешь, когда успокоишься.
— Вы с ума сошли?! Тут мои дети! Откройте немедленно, или я вызову полицию!
— Вызывай, — спокойно ответила свекровь. — Квартира на сыне. Ты тут никто, прописана только. А дети спят, нечего их пугать. Иди, Марина, иди. Завтра поговорим.
Щелчок. Свекровь отошла от двери.
Марина ударила кулаком по металлической обивке. Боль прошила руку до локтя.
Она осталась в подъезде. В домашней одежде, накинутой куртке, с телефоном, на котором оставалось 12% зарядки.
Ситуация была патовая. Ломать дверь? Вызывать МЧС? Они спросят документы. Паспорт остался в сумке, в прихожей.
Марина сползла по стене на холодный, грязный пол. В кармане куртки звякнули ключи от машины. Старенький "Форд", который она купила для работы, чтобы возить документы.
Она может переночевать в машине.
Но внутри росла, поднималась, расправляла черные крылья ярость. Не та, от которой кричат и бьют посуду. А та, от которой сжигают мосты.
Она достала телефон. 11%. Хватит.
Она набрала номер.
— Алло? Виктор Сергеевич? Извините, что поздно. Да, это Марина. Вы говорили, что ваш знакомый в прокуратуре интересовался махинациями с микрозаймами... Да. Нет, не просто консультация. У меня есть документы. И есть свидетель. Я. И ещё... мне нужен силовой взлом двери. Прямо сейчас. Да, я заплачу. Сколько скажете.
Она сбросила вызов.
Через двадцать минут внизу хлопнула дверь подъезда. Поднимались не полицейские. Шаги были быстрые, тяжелые. Трое мужчин. В гражданском, но таких "гражданских" Марина видела только в кино про девяностые.
— Марина Анатольевна? — спросил первый, лысый, с лицом, похожим на печеную картошку.
— Да.
— Виктор просил помочь. Говорит, у вас там муж хулиганит?
— Хулиганит, — кивнула она. — И свекровь. Там дети.
— Понял. Открывайте.
— Заперто на задвижку.
Мужчина кивнул своему напарнику. Тот достал из сумки небольшую "болгарку" на аккумуляторе.
Взвизгнул металл. Посыпались искры. В ночной тишине подъезда звук был оглушительным, как сирена воздушной тревоги.
Дверь распахнулась через три минуты.
Марина вошла первой.
В коридоре стоял Сергей. В трусах и майке, бледный как смерть. За ним жалась Валентина Петровна, прижимая к груди ту самую синюю папку.
— Ты... ты кого притащила? — просипел Сергей.
— Покупателей, — жестко сказала Марина, перешагивая через порог. — Ты же хотел продать квартиру? Вот, люди пришли смотреть. Прямо сейчас.
Она прошла на кухню, не разуваясь. Грязные следы от ботинок отпечатались на линолеуме. Взяла со стола нож. Хлебный, с зубчиками.
— А теперь, — она повернулась к ним. Лысый мужчина прислонился к косяку, с интересом наблюдая. — Садитесь. Оба. Мы будем делить имущество. И начнем мы... с признания.
Сергей попятился.
— Марин, ты чего? Убери нож...
— Я сказала, сесть! — рявкнула она так, что зазвенели стекла в серванте.
Свекровь плюхнулась на табурет, папка выпала у неё из рук. Бумаги рассыпались по полу.
И среди них Марина увидела то, чего не заметила раньше. Желтый листок. Не банковский.
Это была расписка. Рукописная.
Она наклонилась, подняла листок.
"Я, Сергей В., обязуюсь передать право собственности на 1/2 доли квартиры гражданке Н. в счет погашения долга..."
Гражданка Н.
Марина знала эту фамилию. Это была не коллектор. И не банк.
Это была бывшая жена Сергея. Та самая, о которой он говорил "умерла десять лет назад".
Марина медленно подняла глаза на мужа.
— Она жива?
Сергей молчал. По его ноге текла тонкая струйка. Он обмочился.
— Кто? — пискнула свекровь.
— Его первая жена, — Марина показала расписку. — Которую он похоронил на словах, когда мы познакомились. Оказывается, он ей должен. Половину нашей квартиры.
— Не половины, — вдруг сказал лысый мужчина от двери. Голос у него был скучающий. — Весь объект. Он ей всю хату проиграл в карты, ещё в 2015-м. Просто она сидела, а сейчас вышла. И прислала весточку.
Марина замерла.
— Откуда вы знаете?
Мужчина улыбнулся. Улыбка была страшной.
— Так я от неё. Виктор Сергеевич просто передал заказ. Мы не от прокуратуры, Марина Анатольевна. Мы коллекторы. Но работаем мы... с теми, кто должен. А должен тут — он.
Он кивнул на Сергея.
— А вы, получается, соучастница? Раз доверенность дали? Ну, тогда собирайтесь. Все собирайтесь. Квартира больше не ваша. Срок вышел в полночь.
Часы на стене показывали 00:05.
Марина посмотрела на детей, которые стояли в дверях своей комнаты. Алина обнимала Пашку. Глаза у обоих были круглые от ужаса.
— Нет, — сказала Марина. Она сжала рукоятку ножа так, что побелели костяшки. — Нет. Мои дети отсюда не уйдут.
Она сделала шаг к "помощнику" Виктора Сергеевича.
— Вы сказали, вы работаете с тем, кто должен. Он должен. Вот его и забирайте. А квартира записана на детей.
— Что? — хором выдохнули Сергей, свекровь и бандит.
Марина сунула руку в карман куртки и достала смятую бумажку. Это был не чек из магазина. Это была справка из Росреестра, которую она заказала неделю назад, когда только начались эти разговоры, но забыла забрать с почты, и она валялась в бардачке машины.
— Дарственная, — соврала она, глядя прямо в глаза бандиту. — От 2014 года. На детей. Без права отчуждения до совершеннолетия. Сергей забыл, что подписал её, когда был пьян. А я зарегистрировала.
В комнате повисла тишина. Слышно было только, как капает вода из крана на кухне. Кап. Кап. Кап.
Бандит прищурился.
— Покажи.
Марина протянула руку с бумагой. Рука не дрожала. Она знала, что если он сейчас проверит дату или вчитается в печать — им конец. Это была просто старая квитанция на оплату налога, которую она мяла в кармане.
Но в этот момент в коридоре погас свет.
Пробки выбило.
И в темноте кто-то тяжело, с хрипом, вздохнул прямо над ухом Марины.
— Беги, — шепнул голос. Голос Сергея.
Конец 1 части, продолжение уже доступно по ссылке, если вы состоите в нашем клубе читателей.