А ведь прошло столько лет, но в памяти — всё до мелочей: запах травы, яркое солнце, шёпот у забора, дрожащие ладошки…
Ах, если бы вы знали, как пахла весна в нашем тогдашнем дворе! Честное слово, я до сих пор, бывает, иду по улице — и вдруг где-то в воздухе отзовётся тот самый запах: молодой, дерзкой травы, чуть влажной земли — и я, будто шагнула обратно в детство. Возвращаюсь на нашу старую лавочку, под огромный, цветущий куст сирени. Да, вот там — и была наша маленькая, но такая важная «лаборатория секретиков».
Взглянешь под ноги: а земля будто и правда зовёт к себе — тёмная, мягкая, тронутая весенним дождём… А в ладошке у меня — сокровище. Кусочек старого битого стекла, такой уютный, почти невесомый. А рядом Таня, моя главная закадычная подруга, всегда с челкой врозь, синяком на коленке и в промокших тряпочных тапках.
— Ну что, начнём новый секрет? — шепчу я ей, наклоняясь поближе. Щёки у нас горячие от солнца, а сердце почему-то трепещет, будто мы настоящий клад закладываем.
Таня приносит кусочек красивой фольги, которую она выудила из бабушкиной коробочки с шитьём:
— Глянь, как блестит! Почти золото! Только не рассказывай Машке, а то опять скажет, что это ерунда…
Мы выбираем место под самой пушистой, самой укромной веткой сирени. Прилегаю на землю, аккуратно раздвигая корешки. Кладём в ямку наш «ультра-секрет»: лепестки жёлтых одуванчиков, малюсенькое зеркальце из кукольного набора и ту самую фольгу. Сверху — стеклышко, чтобы всё это добро было видно сквозь землю. И приминаем — ладошками, осторожно…
А потом — замираем. Смотрим… Природа, как будто подыгрывала нам: солнечные зайчики скачут по стеклу, сквозь пыль и мокрые пятна земли сверкают наши драгоценности.
— Помни, где закопали — шепчет Таня. А у самой щека в грязи, но ей всё ни по чём: оживление в глазах, губы в тоненькую ниточку. Я так киваю, как будто клятву даю — никогда не забыть «наш секретик», никому не рассказывать.
Иногда, конечно, бывали маленькие драмы. Помню, однажды Маша — соседская девчонка, с братом, что вечные бомбёжки устраивал во дворе, — раскопала наш самый дорогой секретик! Мы тогда плакали обе — сидели на бордюре, обнявшись, утирая грязные лица рукавами… Но не сдавались! Ведь никто не мог отнять у нас вот это чувство — что у нас есть своя тайна.
А ещё Таня как-то принесла маленькое пирожное — прячет в ладошке, угощает меня:
— Только тихо, это из дома. Маме не скажем.
Врезалось в память, как мы ели это пирожное, сидя под кустами, и казалось, что вкуснее ничего на свете быть не может! Простое, магазинное. Но с теплом наших тайн.
Поближе к вечеру, тени удлиняются, за окном бабушки начинают звать ужинать – и мы, с чёрными ногами и усталыми, но счастливыми лицами, тайно мечтаем — завтра вернуться сюда. Проверить, не случилось ли чудо. Может, кто-то уже узнал о наших секретиках? А вдруг они сами, ночью, становятся ещё дороже — ведь детство, как чистое стекло, хранит все наши маленькие радости.
Время идёт, Таня теперь живёт далеко, а наш двор закатали в асфальт. Но иногда — знаете, идёшь и вдруг видишь: дети копаются под кустом сирени, смеются, что-то шепчут друг другу… И так остро защемит сердце — словно сам нашёл старый, забытый секретик, свою частичку навсегда.
...Теперь, когда я пишу это — сидя у окна, в кресле с пледом, а за окном разгуливается весенний май, — так удивительно ярко всё вспоминается. Детство... в нём вообще запахи и цвета будто насыщеннее, а чувства — острее, и даже обиды такие настоящие.
— Там, — только и сказала Таня, задыхаясь, — наш секретик... раскопали! Там теперь воробьи клюют что-то, всё разрыто...
Её голос дрожал, а мне на секунду стало страшно. Правда страшно… Что наши сбережения, радость и смех — всё в прошлом? На бегу, сбрасывая сандалии, мы кинулись к сирени. Там и вправду: стеклышко в траве, на кусочке фольги — клочок земли, а лепестки одуванчиков слиплись...
Что толку — всё, "клад" рассыпан, тайна раскрыта.
Мы сидели рядом на земле — я и Таня, а внутри наворачивалась обида.
— Может, больше не будем секретиков делать? Все равно находят… — шмыгала носом Таня, глядя на листик фольги в ладошке.
А я, совсем по-взрослому, как казалось тогда, погладила её по плечу.
— Будем. Просто прятать лучше надо... И не сдаваться. Секреты нужны.
Вот так и росли. И каждый раз, зарывая новый секретик, мы будто заново начинали верить в то, что дружба — она навсегда. Она — как стекло: может разбиться, если не беречь, но если хранить — будет сиять под солнцем, вспоминаться в трудные минуты.
Прошли годы... Каждую весну, как зацветает сирень, меня не оставляет щемящее чувство: может, я что-то забыла в детстве? Не закопанный секретик, не пройденный двор — а ту простую способность радоваться тому, что было между нами — вере и дружбе, немыслимому восторгу жизни, когда счастье помещается в узкой ладошке с грязными ногтями.
Удивительно, кстати, как мы с Таней оказались такими разными, когда выросли. Она — медицинский работник, строгая, аккуратная, с ровной причёской и мягкой улыбкой. Звоню ей по весне:
— Ну что, Танюш, секретики помнишь?
И в её голосе — тот же звонкий смех:
— Как не помнить! Я, между прочим, у внучки все секреты нахожу... подозрительно знакомо всё!
И между нами возникает то самое чувство, когда неважно, сколько тебе лет и сколько между вами расстояний. Важно, что есть общее прошлое под кустом сирени, где ещё очень долго будут жить наши неказистые, но такие дорогие сердцу «кладовки».
Вы знаете, когда люди взрослеют, они реже верят в чудеса. Но я искренне думаю: уловить ту секунду, когда солнце скользит сквозь сиреневые кусты где-то у тебя за домом — это и есть настоящее волшебство. Оно — совсем не про секретики или фольгу. Оно про время, про случайные встречи, про простую радость разделённой дружбы.
Тепло ли у вас на сердце, когда вы вспоминаете своё детство?