— Майонеза мало. Сухой будет, как и в прошлый раз. Ты меня вообще слышишь, Лена?
Голос Галины Петровны, скрипучий, как несмазанная петля, сверлил затылок. Лена не обернулась. Она резала ветчину. Тонко. Прозрачно. Так, как любила свекровь. Нож ходил ходуном — руки дрожали от напряжения, которое копилось в плечах с самого утра.
— Слышу, Галина Петровна. Добавила я майонез. Пропитается.
За окном уже сгущалась сизая ноябрьская темень, хотя на часах едва перевалило за четыре. Промозглый холод просачивался даже через пластиковые окна, которые «дуют, потому что ты, Лена, уплотнитель пожалела поменять».
На кухне пахло вареной морковью, дорогими духами свекрови и смутным ожиданием катастрофы.
— Олег где? — Свекровь провела пальцем по подоконнику, проверяя пыль. Пыли не было. Лена вымыла всё час назад. — Опять в гараже? У матери юбилей, семьдесят лет, а родного сына не дождешься.
— Он за тортом поехал. И за минералкой.
— За тортом... — Галина Петровна фыркнула, поправляя массивную брошь на груди. — Надеюсь, не тот химозный купит, что на Восьмое марта? Я просила «Прагу». Настоящую.
Лена отложила нож. Выдохнула. В груди стоял тугой ком. Семь лет. Семь лет она пытается стать «своей» в этой трешке с высокими потолками и дубовым паркетом. Семь лет она — приживалка, которую терпят ради внуков. И ради того, чтобы было кому мыть этот самый паркет.
— Он купит «Прагу», — тихо сказала Лена. — Галина Петровна, гости через полчаса. Вам бы прилечь, давление же...
— Не дождетесь, — отрезала свекровь, но из кухни вышла.
Лена оперлась руками о столешницу, глядя в темное окно. Там, внизу, по двору ветер гонял мокрые, грязные листья. Снег, выпавший утром, уже превратился в серую кашу. Слякоть. Мерзкая, липкая слякоть, которую гости сейчас принесут в прихожую. А вытирать ей.
В кармане фартука вибрировал телефон. Сообщение от начальницы отдела кадров: *«Елена Дмитриевна, решение нужно до понедельника. Филиал в Питере ждать не будет. Зарплата х1.5, жилье оплачиваем полгода. Вы обещали подумать»*.
Лена смахнула уведомление. Куда она поедет? У Олега тут работа, у детей — школа и садик рядом с домом бабушки. У бабушки — давление и спина. «Мы семья, Леночка, а семья должна держаться вместе», — так говорил Олег, когда они продали ленину «однушку», чтобы сделать в этой квартире евроремонт. «Мама старая, квартира всё равно нам останется, зато жить будем в просторе».
В просторе. Ага.
Хлопнула входная дверь. Олег.
— Ленка! Принимай! — муж ввалился в коридор, стряхивая снег с ботинок прямо на коврик. — Ну и погодка, дрянь, гололед страшный, чуть бампер не расколол.
Лена вышла в коридор, привычно подхватывая пакеты. Олег выглядел румяным и довольным. От него слегка пахло коньяком. «Для сугрева», — поняла она.
— Мама нервничает? — шепотом спросил он, стягивая куртку.
— Как обычно. Торт тот взял?
— Тот, тот. Слушай, Лен... Там это. Светка приехала.
Пакет с минералкой чуть не выскользнул из рук Лены.
— Света? Она же в Сочи собиралась, к новому ухажеру.
— Ну, не срослось, видать. Она с нами приехала. С чемоданом.
Из-за спины Олега вынырнула золовка. Светлана была копией матери, только моложе на тридцать лет и ярче накрашенная. В руках она держала пухлую сумку, а на ногах у неё красовались замшевые ботфорты, обильно покрытые уличной грязью.
— Приве-е-ет! — протянула Света, не делая попытки разуться. — Ой, как вкусно пахнет! Мам! Ма-ам, я приехала!
Галина Петровна выплыла из комнаты, и лицо её, только что кислое, озарилось солнцем.
— Светочка! Доченька! А я уж думала, не успеешь!
Они обнимались посреди коридора. Лена стояла с пакетами, чувствуя, как грязная вода с сапог золовки растекается по свежевымытому полу.
— Лен, ну чего застыла? — шикнул Олег. — Накрой на стол лишний прибор. И это... тапочки Светке дай.
***
Застолье шло уже второй час. Гости — две подруги свекрови, соседка с первого этажа и какой-то дальний родственник дядя Миша — активно налегали на холодец. Лена не садилась. Она курсировала между кухней и залом: принести горячее, убрать грязные тарелки, подлить морс, подать хлеб.
Она была невидимкой. Обслуживающим персоналом.
— ...А вот помните, как Галина Петровна одна двоих детей подняла? — вещал дядя Миша, размахивая вилкой с наколотым огурцом. — Героическая женщина! Памятник надо ставить!
— Да что вы, Миша, — кокетливо отмахивалась свекровь, разрумянившаяся от вина и комплиментов. — Всё ради них, ради кровиночек. Вот Светочка — умница, красавица, два высших образования!
Света сидела по правую руку от матери и снисходительно улыбалась. Она даже не помогла убрать со стола после закусок.
— А Олег? — вклинилась соседка. — Тоже молодец, ремонт какой отгрохал!
— Олег — рукастый, в отца, — кивнула Галина Петровна, и тут же её взгляд похолодел, наткнувшись на Лену, ставившую блюдо с запеченным мясом. — Только вот с характером мягкий слишком. Ведомый. Жена вертит им, как хочет.
Лена замерла. Тарелка звякнула о столешницу. За столом повисла тишина, та самая, липкая, когда всем неловко, но интересно, что будет дальше.
— Мам, ну зачем ты так, — вяло пробормотал Олег, набивая рот салатом. Он даже не посмотрел на жену.
— А что я такого сказала? — искренне удивилась свекровь. — Правду говорить — не грех. Лена у нас кто? Бухгалтер. Сидит, бумажки перекладывает. А ты на заводе горбатишься. И всё в дом, всё в дом. А она... — Галина Петровна картинно вздохнула. — То ей шторы не те, то дети шумят.
— Я никогда не говорила, что дети шумят, — тихо произнесла Лена. Голос её был ровным, но внутри всё дрожало. — Это ваши внуки, Галина Петровна. Артем и Лиза сейчас в своей комнате, потому что вы запретили им выходить к гостям. Сказали, что у вас от шума мигрень.
Свекровь прищурилась.
— Ишь, голос прорезался. Ты мне тут не дерзи в моем доме. Я тебя приютила, когда ты со своей клетушкой мыкалась.
— Мы продали мою «клетушку», чтобы сделать здесь ремонт и поменять проводку, — четко, разделяя слова, сказала Лена. — Полтора миллиона. Пять лет назад.
— Ой, началось! — всплеснула руками Света. — Опять эти счеты! Лен, ты такая меркантильная, ужас просто. Мама тебе про душу, про семью, а ты про деньги.
— Кстати, о семье, — Галина Петровна вдруг постучала вилкой по бокалу, призывая к вниманию. — У меня для вас новость. Подарок, так сказать, к юбилею. Светочка вернулась насовсем. Ей нужно личное пространство, чтобы устроить жизнь.
Лена почувствовала, как холодок пробежал по спине. Она посмотрела на Олега. Тот уткнулся в тарелку, уши у него стали пунцовыми. Он знал. Он знал и молчал.
— И где же Света будет жить? — спросила Лена, уже зная ответ.
— Как где? — удивилась свекровь. — В большой детской. Там светло, балкон есть. Светочке нужен свет для работы, она же дизайном занимается.
— А дети? — Лена сжала спинку стула так, что побелели костяшки. — Артему десять, Лизе шесть. Им где жить?
— А дети прекрасно поместятся в проходной, за шкафом. Или с нами в спальне, — легкомысленно махнула рукой Света. — Лен, ну не будь эгоисткой. Я же родная тетя. Поживу полгодика, встану на ноги...
— Нет, — сказала Лена.
— Что? — Галина Петровна даже жевать перестала.
— Нет. Дети останутся в своей комнате. Это их дом. Мы вложили в эту квартиру деньги. Мы здесь живем. Света взрослая женщина, пусть снимает жилье.
Скандал разразился мгновенно, как гроза в жаркий день.
— Ты! — Свекровь вскочила, опрокинув бокал с красным вином. Пятно, похожее на кровь, быстро расплывалось по белоснежной скатерти. — Ты указываешь мне в моем доме?!
— Мам, успокойся, давление! — кинулась к ней Света. — Олег, уйми свою жену!
Олег наконец поднял глаза. В них был страх. Животный страх перед матерью.
— Лен, ну правда... Чего ты начинаешь? При гостях... Поговорили бы потом. Светке и правда некуда идти. Потеснимся, не чужие же...
Это стало последней каплей. Словно лопнула пружина, державшая Лену в корсете «хорошей невестки» все эти годы. Она посмотрела на мужа — обмякшего, пахнущего коньяком и трусостью. На золовку, торжествующе ухмыляющуюся. На свекровь, чье лицо пошло красными пятнами гнева.
— Мы не будем тесниться, — твердо сказала Лена. — Я больше не буду тесниться. Ни в пространстве, ни в жизни.
— Ах ты, дрянь неблагодарная! — заверещала Галина Петровна, и голос её сорвался на визг, перекрывая шум за окном. — Я тебя из грязи достала! Я тебя терпела!
Она схватила со стола тарелку с недоеденным тортом (тем самым, химозным, Олег всё-таки купил не тот) и швырнула её на пол. Осколки брызнули к ногам Лены.
— Вон! — заорала свекровь, тыча пальцем в сторону двери. — Вон из моего дома! И детей своих забирай! Прямо сейчас! Чтобы духу твоего здесь не было! И выродков твоих тоже!
В комнате повисла звенящая тишина. Гости старательно смотрели в тарелки. Света притворно охала. Олег сидел, вжав голову в плечи.
Лена медленно отцепила руки от стула. Внутри неё, вместо ожидаемой паники, разливалось ледяное, кристально чистое спокойствие.
— Хорошо, — сказала она.
— Что? — Галина Петровна растеряла запал, не ожидая такого быстрого согласия.
— Я сказала: хорошо. Я уйду. И детей заберу. Прямо сейчас.
Лена развернулась и пошла в детскую.
— Лен, ты чего? Куда на ночь глядя? — Олег вскочил, пытаясь схватить её за руку.
Она отдернула руку, как от раскаленного утюга.
— Не трогай меня. Ты слышал мать. Мы уходим. Ты остаешься?
Олег перевел взгляд с разъяренной матери на жену.
— Лен, ну куда вы пойдете? Ночь, слякоть... Мама остынет, завтра поговорим...
— Я не остыну! — визгнула из-за стола свекровь. — Пусть валит! Посмотрим, как она без нас приползет!
Лена зашла в детскую. Артем и Лиза сидели на ковре и строили замок из лего. Они всё слышали. Двери в «сталинках» толстые, но крик Галины Петровны пробивал любые стены.
— Собирайтесь, — сказала Лена, доставая из шкафа спортивную сумку. — Быстро. Самое необходимое: учебники, смена белья, любимые игрушки. Мы уезжаем.
— К бабушке Тане? — тихо спросил Артем.
— Нет. В гостиницу. А потом — в Санкт-Петербург.
Дети не задавали вопросов. Они видели мамино лицо — белое, как мел, но с горящими, живыми глазами.
Через двадцать минут они стояли в прихожей. Лена в пуховике, дети в куртках и шапках. В руках — две сумки.
— Лена, не дури! — Олег преградил им путь. — Это смешно. Куда ты детей тащишь?
— Прочь отсюда, — Лена спокойно отодвинула мужа плечом. — Кстати, Олег. Ключи от машины дай.
— Зачем?
— Затем, что машина куплена в браке. И оформлена на меня. Как и кредит за неё, который плачу я со своей зарплаты.
Олег опешил. Он машинально похлопал по карманам и протянул брелок.
— Ленка, ты пожалеешь! — крикнула Света из кухни, жуя бутерброд с икрой. — Кому ты нужна с двумя прицепами?
Лена открыла дверь. С лестничной клетки пахнуло сыростью и чужой жареной картошкой.
— Галина Петровна! — громко сказала Лена вглубь квартиры.
Свекровь выглянула в коридор, держась за сердце.
— Чеки, — сказала Лена.
— Что?
— Все чеки на стройматериалы, на работу бригады, договор купли-продажи моей квартиры и выписки о переводах на счет Олега — всё это у меня в облаке. И у моего юриста. Я не буду судиться за этот паркет. Подавитесь им. Но алименты на детей и раздел совместно нажитого имущества, включая дачу и гараж, я вам гарантирую. С днем рождения.
Она захлопнула дверь.
***
На улице было темно и сыро. Ледяной ветер тут же забрался под шарф, бросил в лицо горсть колючей мороси. Артем поежился.
— Мам, а мы правда уедем?
Лена открыла машину, усадила детей назад, включила печку. Руки на руле дрожали, но уже не от страха, а от адреналина. Она достала телефон и нашла сообщение от начальницы.
*«Я согласна. Буду в Питере во вторник. Со мной двое детей».*
Ответ пришел мгновенно: *«Отлично! Ждем. Бронь билетов и квартиры вышлю утром».*
Лена посмотрела на окна второго этажа. Там горел теплый желтый свет. Тень Олега металась за шторами. Наверное, искал успокоительное для мамы.
Она включила передачу. Машина плавно тронулась, разрывая колесами серую кашу ноябрьского снега. Впереди была неизвестность, съемные углы, новая школа и холодный Питер. Но впервые за семь лет Лена дышала полной грудью.
Воздух в салоне нагревался. Играло радио.
— Мам, — сонно пробормотала Лиза с заднего сиденья. — А мы больше не вернемся к бабушке?
— Нет, милая, — улыбнулась Лена, глядя на дорогу, где в свете фар блестел мокрый асфальт. — Мы едем домой. К себе.