— А куда я, по-твоему, Витьку дену? На улицу? — Отец стукнул чашкой о блюдце. Звон вышел противный, дребезжащий. — Он мужчина. Ему семью кормить. А ты баба. Пристроишься.
Марина смотрела, как по клеёнке расползается бурая лужица выплеснувшегося чая. Остывший, давно не вкусный чай. Такой же, как этот разговор.
— Пап, у Вити семьи нет. И не было никогда. А «пристраиваюсь» я уже двадцать лет. На двух работах.
— Будет! — отрезал отец. Брови у него кустистые, седые, нависли над глазами, как снежные шапки. — Женится, детей нарожает. Ему база нужна. Фундамент! А дом в Сочи — это капитал. Я решил. Дарственную завтра пишем.
За окном выла ноябрьская хмарь. Ветер швырял в стекло мокрые, слипшиеся листья, похожие на рваные банкноты. В квартире пахло корвалолом и старой пылью, которая, казалось, въелась в сами обои.
Марина молчала. Внутри, где-то под ребрами, ворочался тупой, тяжелый ком. Обида? Нет. Обида перегорела еще лет пять назад, когда Витенька разбил её машину, а отец сказал: «Ну не кричи, он же расстроился, у него стресс».
Сейчас было другое. Страх. Липкий страх, что вот сейчас, в сорок три года, земля окончательно уйдет из-под ног. Дом на море был не просто «капиталом». Это была её мечта. Её пенсия. Её убежище, которое она латала каждое лето, меняла шифер, красила забор, высаживала инжир. Витя там только шашлыки жарил и друзей похмелял.
— Ты меня слышишь, дочь? — Отец пожевал губами. — Завтра к нотариусу. Документы я собрал. Витька заедет, отвезет.
— Слышу, пап.
Она встала. Стул скрипнул, словно жалуясь на судьбу. Подошла к мойке, начала тереть губкой и без того чистую тарелку.
— Ты не дуйся, — голос отца смягчился, стал заискивающим. — Я ж о справедливости думаю. У тебя квартира есть? Есть. Мать, царство небесное, оставила. А Витька по съемным мыкается. Негоже мужику без угла.
«Мужику» было тридцать девять. Последний раз он работал в позапрошлом году, охранником в супермаркете. Месяц. Потом сказал, что у него варикоз и стоять вредно.
— Хорошо, пап. Как скажешь.
Марина выключила воду. Кран, как всегда, подтекал. Кап-кап. Как метроном, отсчитывающий последние секунды её терпения.
***
На следующий день было скользко. Ноябрьский гололед превратил тротуары в каток. Марина шла к нотариусу, семеня мелкими шажками, чтобы не упасть. Сапоги старые, подошва скользкая, на новые денег пожалела — отложила на замену проводки в том самом доме.
Витя уже ждал у входа в контору. В расстегнутой куртке, без шапки, румяный, довольный. Рядом с ним отец, опирающийся на палочку, выглядел как древний пророк, вершащий судьбы.
— О, Маринке привет! — Витя махнул рукой, в которой дымилась сигарета. — А мы уж думали, ты забастуешь.
— Зачем? — Марина поправила шарф. — Отец решил. Его право.
В кабинете нотариуса пахло дорогим парфюмом и бумагой. Девушка-секретарь быстро печатала, клавиши стучали, как пулеметная очередь.
— Виктор Петрович, вы подтверждаете, что добровольно передаете недвижимость... — нотариус поднял глаза поверх очков.
— Подтверждаю! — гаркнул отец так, что секретарша вздрогнула. — Сыну. Всё сыну.
Марина сидела в углу на кожаном диванчике. Она смотрела на брата. Витя ёрзал, крутил в руках ключи от отцовской «Нивы». В его глазах прыгали бесята жадности. Он уже мысленно продавал этот дом, или сдавал его, или... да какая разница. Он видел деньги. Халявные, легкие деньги.
— Марина Викторовна, от вас потребуется отказ от претензий на обязательную долю в будущем, если... — начал было нотариус, но Марина его перебила.
— Я всё подпишу. Где?
Отец удивленно покосился на неё. Ждал истерики? Слёз? Упреков? Он любил, когда его уговаривали, когда перед ним унижались. А тут — тишина.
Марина взяла ручку. На секунду рука дрогнула. Вспомнилось, как прошлым летом она своими руками штукатурила веранду. Как выбирала плитку — дешевую, но красивую, лазурную. Как мечтала, что будет сидеть там с книжкой и слушать цикад.
«Отпусти, — сказал внутренний голос. — Просто отпусти. Это капкан».
Она размашисто расписалась.
— Поздравляю, Виктор Викторович, вы собственник, — нотариус захлопнул папку.
— Ну! — Витя вскочил, хлопнул отца по плечу. — Батя, ты человечище! Обмоем?
— Домой поехали, — проворчал отец, но глаза у него светились гордостью. — Кормильца вырастил.
Марина вышла на улицу первой. Ледяной ветер ударил в лицо, выбивая слезы. Или это не ветер? Она глубоко вдохнула холодный, пахнущий выхлопными газами воздух.
— Марин! — окликнул брат. — Тебя подбросить?
— Сама дойду.
— Ну, как знаешь. Ты это... ключи от дома когда отдашь? Там же твои грабли всякие, шмотки.
— Завтра завезу. Или сама выкинь, что не нужно.
Она повернулась и пошла к остановке. Спина была прямой, как струна. Ей вдруг стало невероятно легко. Словно она скинула с плеч мешок с цементом, который тащила двадцать лет.
***
Прошел месяц. Декабрь навалился тяжелым снегом и предновогодней суетой. В магазинах толкались люди, сметая горошек и майонез. Марина жила в странном, звенящем вакууме. Она перестала звонить отцу первой.
Обычно это был ритуал: утром — «Как давление?», вечером — «Таблетки выпил?». Теперь телефон молчал.
Зазвонил он сам, за неделю до Нового года.
— Ты чего пропала? — голос отца звучал обиженно и требовательно. — Мать померла, так и дочь забыла?
— Я работаю, пап. Конец года, отчеты.
— Работает она... Тут Витюше помощь нужна.
— Какая? — Марина зажала телефон плечом, продолжая резать салат.
— С домом там... напутано. Налог пришел какой-то конский. И это... крыша потекла. Витя говорит, ты там ремонт делала, что-то недоделала. Надо бы съездить, глянуть. Мастеров нанять. У Вити сейчас с деньгами туго, он в стартап вложился.
Марина положила нож. Улыбнулась своему отражению в темном кухонном окне.
— Пап, — сказала она тихо, но четко. — У Вити теперь есть дом. Он мужчина. Хозяин. Пусть решает.
— Ты чего, издеваешься? — задохнулся отец. — Там же зальет всё! Плесень пойдет! Это же родовое гнездо!
— Это Витино гнездо. Я там больше никто.
— Да как ты смеешь! Я тебе... Я тебе на порог не пущу!
— Хорошо, пап. Не пускай.
Она нажала «отбой». Сердце колотилось, как бешеное, но руки не дрожали. Впервые за всю жизнь она сказала «нет» и не почувствовала вины.
***
Звонок в дверь раздался третьего января. Марина сидела в пижаме, пила кофе и смотрела сериал. Открывать не хотелось. Но звонили настойчиво, вдавливая кнопку, пока трель не стала невыносимой.
На пороге стоял Витя. Бледный, с мешками под глазами, в расстегнутой дубленке.
— Ты чего трубку не берешь?! — заорал он с порога. — Я тебе три дня долблю!
— Я отдыхаю. Праздники.
— Отдыхает она! Там трубу прорвало! В Сочи! Соседи звонили, говорят, вода хлещет, подвал затопило, фундамент подмывает!
— Сочувствую, — Марина облокотилась о косяк. — Сантехника вызови.
— Какого сантехника?! Там перекрывать надо, ехать надо! У меня денег на билет нет, я все в крипту вложил, прогорел! Дай денег! И поехали, ты знаешь, где там вентиль этот чертов!
Марина смотрела на брата и видела не взрослого мужчину, а капризного, растерянного ребенка, которому подарили сложную игрушку, а он её сразу сломал.
— Витя, — сказала она спокойно. — Помнишь, я летом говорила, что коммуникации менять надо? Что трубы сгнили? Я накопила двести тысяч. Хотела осенью менять.
— Ну?! Где деньги?! Давай сюда, я поеду!
— Я купила шубу, — соврала Марина. Просто так, чтобы увидеть его лицо. На самом деле деньги лежали на вкладе. — И путевку в санаторий.
— Ты... ты крыса! — Витя побагровел. — Батя тебе этого не простит!
— А мне все равно, Витя. Дом твой. Проблемы твои. И семья, которую ты кормить собирался, — тоже твоя.
— Да кому этот сарай нужен?! — взвыл брат. — Там долгов за коммуналку за три года, оказывается! Батя же не платил, думал, льготы! Там арест наложить хотят!
— Ну вот и разбирайся. Ты же мужчина.
Она начала закрывать дверь. Витя попытался вставить ногу в проем, но Марина толкнула дверь резко, со всей накопившейся за годы злостью.
— Ай! Больно же!
— Уходи, Витя.
Щелкнул замок. Два оборота.
Марина сползла по двери на пол. Ноги были ватные. Из глаз брызнули слезы — не от горя, от напряжения, которое наконец-то лопнуло.
Она знала про трубы. Знала про долги — отец прятал квитанции, а она устала их искать и оплачивать тайком. Она знала, что дом стоит на ползущем грунте и требует колоссальных вложений, чтобы не сползти в овраг. Она тащила этот воз, пока он был «общим».
Но теперь воз был чужим.
Телефон снова зазвонил. Отец.
Марина посмотрела на экран. «Папа».
Она встала, прошла на кухню. Налила себе еще кофе. Горячего, ароматного. Взяла телефон и заблокировала номер. Впервые за сорок лет.
За окном падал снег — чистый, белый, укрывающий грязь и слякоть. Начиналась новая жизнь. Без дома у моря, но с морем спокойствия внутри.