Глава 10
В доме Марины обстановка с каждым днем накалялась, и как женщина ни старалась удержать свою дочь, у нее ничего не получалось. Девочка хотела жить в доме только с мамой, но боясь ее реакции, исподволь приближала расставание этой пары.
Хоть женщине удалось снова стать счастливой и она раскрыла свою душу для Матвея, полюбив его, но всё-таки дочь оставалась в приоритете, всегда напоминая ей о муже. Ради блага и спокойствия дочери, она готова была пойти на развод, но очень боялась этого. Женщина чувствовала, что все близится к завершению.
В квартире Марины царила гнетущая атмосфера. Казалось, воздух пропитался тревогой и ожиданием чего-то неизбежного. Каждый день приносил новые поводы для ссор, и даже стены, казалось, помнили каждое резкое слово, произнесённое в их присутствии. Марина старалась сохранить видимость благополучия. Она готовила любимые блюда, покупала подарки, пыталась вовлечь дочь в разговоры по душам. Но всё было тщетно. Девочка, словно маленький стратег, методично разрушала то, что мать пыталась построить.
По вечерам в квартире становилось особенно тяжело. Тишина, наполненная невысказанными обидами, давила на плечи. Дочь уходила в свою комнату, демонстративно хлопая дверью, а Марина оставалась одна со своими мыслями. Она понимала, что ребёнок намеренно провоцирует конфликты, но не могла ничего сделать. Иногда, глядя на дочь, Марина замечала в её глазах страх — тот самый страх, который девочка пыталась скрыть за показной агрессией и упрямством. Она знала, что дочь любит её, но что-то внутри ребёнка восставало против сложившейся ситуации.
В доме появились негласные правила: не говорить о некоторых темах, избегать определённых мест, обходить острые углы. Но напряжение только нарастало, словно пружина, готовая вот-вот распрямиться и разрушить хрупкое равновесие, которое пыталась поддерживать Марина. Каждый день приближал неизбежное, и все это чувствовали. Только одна из них готовилась к переменам с радостью, а другая — с болью и страхом перед будущим, которое не смогла сохранить.
Последней каплей в огромной чаше терпения Матвея были слова Яны
– Опять приперся.
Услышав это, мужчина поднялся в спальню и стал собирать вещи
– Ты что делаешь? – спросила Марина, увидев в чемодане вещи Матвея.
– Ухожу от тебя, бегу от твоей дочери и из этого дома, как говорит Яна – Опять приперся.
– Она так тебе сказала?
– А то для тебя это новость, перестань делать вид, что у нас все благополучно. Последний год она даже не скрывает своего хамского отношения ко мне. И ты, зная это, молчишь.
– Скажи, что я должна сделать, и я сделаю?
- Нет, это твоя дочь, поэтому что делать решать тебе, но это уже будет без меня.
Марина спустилась в комнату к Яне – Что ты сказала Матвею?
– Я его спросила, зачем опять приперся? – и тут же получила пощечину от матери
– Не хами?
– Пусть катится, зачем он тебе?
И тут же получила пощечину по второй щеке. – И так будет всегда, когда ты будешь лезть в мою личную жизнь.
Матвей решительно шагнул к входной двери, его лицо выражало смесь гнева и усталости. Последние несколько месяцев превратили этот дом в клетку, где каждый угол напоминал о бесконечных конфликтах и недопонимании.
Марина, закрой за мной дверь! — его голос эхом отразился от стен прихожей, прозвучав непривычно твёрдо и холодно.
Из комнаты дочери послышались торопливые шаги. Марина появилась в дверном проёме, её лицо было бледным, а в глазах читался немой вопрос.
— Послушай, давай поговорим, — её голос дрожал, выдавая внутреннюю борьбу между гордостью и страхом потерять его.
Он спокойно снял ее руки со своих плеч – Разговаривать надо не со мной, а со своей дочерью. Но боюсь, что это бесполезно, она обрекает тебя на одиночество, я терпел долго, дай бог, чтобы у твоего следующего мужчины, терпения было больше, чем у меня. Прощай и будь счастлива.
– Матвей, я прошу тебя.
Он повернул ее на сто восемьдесят градусов – Посмотри, какие злые у нее глаза.
– Мам, пусть идет отсюда.
– Я тебя не спрашиваю совета.
– Я ушел – сказал Матвей и хлопнул дверью.
Марина понимала, что во многом он прав, дочь будет встречать любого с таким настроением.
- Может ее определить в пансионат с круглосуточным прибыванием? – думала Марина.
Стоя у окна, разглядывая осенний двор, она видела, как уезжал Матвей. Холодные капли дождя стекали по стеклу, словно слёзы, и ей казалось, что это отражение её собственного состояния. Слова Матвея всё ещё звенели в ушах, а его решительный уход оставил в душе болезненную пустоту. Она подумала о дне рождения Сережи, но в этот раз они будут праздновать без них. Она так и не смогла достучаться до сердца Яны. Эти злые глаза, полные непримиримости и обиды — они разрывали ей душу.
Марина чувствовала себя беспомощной, словно оказалась в ловушке между любовью к дочери и необходимостью как-то решать эту проблему. Мысль о пансионате не давала ей покоя. Это казалось предательством — отдать собственного ребёнка чужим людям. Но и видеть, как дочь день ото дня становится всё более агрессивной, было невыносимо. Марина представляла, как там, в этом учреждении, её девочка будет чувствовать себя ещё более одинокой и непонятой.
В груди разрасталась пустота, знакомая ей с детства. Она помнила, как сама страдала от одиночества, когда родители были заняты работой. Теперь эта боль возвращалась, но в сто крат сильнее, потому что причиняла её собственная дочь. Марина опустилась в кресло, обхватив руками голову. Она боялась остаться одна. Не физически — хотя Матвея больше не было рядом. . Она боялась остаться одна в этой борьбе за сердце дочери, боялась потерять связь с самым близким человеком, боялась, что не справится, не найдёт нужных слов, не сможет помочь.
В душе боролись противоречивые чувства: любовь и отчаяние, надежда и страх, желание защитить и понимание необходимости отпустить. Марина знала, что должна найти выход, но каждый вариант казался неправильным, каждый путь вёл через боль — её боль и боль её ребёнка. Часы тикали, отсчитывая минуты её душевной агонии, а дождь всё лил и лил, словно природа оплакивала её разбитое материнство и личную жизнь. Придется обратиться к психологу – подумала Марина – Пансионат откладывается.