Жанр: Психологическая фантастика, технотриллер, хроноопера.
Стилистика: Напряженный кинематографичный ритм, детективная загадочность и внутренние демоны, помноженные на интеллектуальную глубину и парадоксальность мира.
Логлайн: В городе, где прошлое — это поле для экспериментов, а будущее — разменная монета, трое изгоев должны объединиться, чтобы остановить величайшую катастрофу — собственное исчезновение.
ГЛАВНЫЕ ГЕРОИ
1. СВЕТЛАНА «ДЖЕНИ» ОРЛОВА — Ангел адаптации, видящая боль времени.
- Профессия: Медсестра в Психо-темпоральном диспансере Сектора «Лимен».
- Внешность: Хрупкая блондинка с пронзительными серыми глазами, в которых застыла усталость. Всегда в белом халате, под которым — простая одежда. Движения точные, экономные.
- Суперспособность: Эмпатический хроноскоп. Она не видит события, но чувствует временные травмы. Прикасаясь к человеку, пережившему временной парадокс, она ощущает его боль, страх и диссонанс. Её руки могут «считать шрамы» на линии судьбы. Это не благословение, а проклятие, приводящее её к мигреням и нервному истощению.
- Мотивация: Спасать. Она — единственная, кто понимает истинную цену «успешных» миссий хроноагентов. Её личная драма: её отец, инженер «КВАНТ-7», стал «нестабильным» после аварии на Кольце и медленно стирается из реальности. Джени единственная его помнит.
- Роль в команде: Совесть, диагност и «живой детектор лжи». Она чувствует, когда история врет.
2. ПАВЕЛ ИГНАТОВ — Технарь-циник с прошлым, у которого нет будущего.
- Профессия: Инженер-настройщик на Заводе «КВАНТ-7», специалист по калибровке порталов.
- Внешность: Высокий, угловатый, с руками, исцарапанными до крови о микросхемы. Носит потертую кожаную куртку поверх рабочей робы. В глазах — смесь ума, сарказма и невысказанной боли.
- Прошлое: Бывший хроноагент. Его первая миссия по спасению группы детей из-под бомбежки во время ВОВ закончилась «темпоральным откатом» — портал закрылся, не успев забрать его напарницу и возлюбленную. Она осталась в прошлом, объявлена «потерянной при выполнении». Павел был отстранен от полевой работы и теперь ненавидит саму систему, которую вынужден обслуживать.
- Суперспособность: Пространственно-временная интуиция. Он «на глаз» чувствует нестабильность портала, как автолюбитель — стук в двигателе. Он знает все «костыли» и «недокументированные возможности» техники Хронограда.
- Роль в команде: Руки, водитель и скептик. Он знает, что все пойдет наперекосяк, и у него всегда есть «План Б».
3. ВИКТОР ЭММАНУИЛОВИЧ «ДОК» ЗАЙЦЕВ — Безумный гений, который знает слишком много.
- Профессия: Бывший ведущий физик НИИ «ЗЕРКАЛО», ныне — опальный ученый, работающий в подвале Музея Несостоявшегося Будущего над своим «архивом».
- Внешность: Прямая отсылка к Доку Брауну. Взъерошенные седые волосы, пронзительный взгляд голубых глаз, одет в потертый лабораторный халат, из-под которого торчит рубашка с гавайским принтом. Постоянно помешивает в кружке какой-то дымящийся состав. Говорит быстро, перескакивая с темы на тему.
- Суперспособность: Гениальная непредсказуемость. Он единственный, кто понял истинную природу «Кольца Хроноса». Он считает, что Кольцо — не инструмент, а живой организм, «темпоральный паразит», который питается альтернативными реальностями, пожирая возможные будущего, чтобы поддерживать стабильность Хронограда.
- Мотивация: Искупление. Именно он decades ago открыл «Эффект Зайцева», давший старто проекту. Теперь он видит чудовищные последствия и пытается их исправить, но его считают сумасшедшим.
- Роль в команде: Мозг, провидец и поставщик безумных идей. Он — единственный, кто знает, как «перезагрузить» систему.
ГЛАВА 1. БОЛЬ, КОТОРУЮ НЕВОЗМОЖНО УВИДЕТЬ
Боль пришла не как удар, а как тихий вдох. Она вползла в виски Светланы холодной, липкой волной, пока она раскладывала стерильные бинты в процедурной. Не резкая, не острая. Та, что всегда предшествовала Прибывающим.
— Опять, — тихо прошептала она, прислонившись лбом к прохладной металлической полке шкафа.
Её называли Джени. Не из любви к западному звучанию, а потому что «Светлана» казалась ей слишком легким, слишком чистым именем для той, кто каждый день копалаcь в чужой, испорченной памяти. А «Джени» — короткое, стерильное, как скальпель.
Боль нарастала, превращаясь в низкочастотный гул, исходящий будто из самого центра города, от того гигантского Кольца, что парило над крышами. Оно было видно из окна диспансера — холодная, белая дуга, разрезающая свинцовое небо Хронограда. Сейчас по нему пробежала особая, судорожная рябь голубого света. «Кольцо заряжают», — с тоской подумала Джени. Значит, скоро привезут новых.
Её отделение в Секторе «Лимен» официально называлось «Психо-темпоральный диспансер». Неофициально — «Склеп». Сюда свозили тех, чье сознание не выдержало встречи с прошлым или будущим. Хроноагентов, увидевших слишком много. Репатриантов, чья реальность оказалась хрупкой. Инженеров, которых зацепило краем временной бури.
И вот теперь — этот гул. Новый, незнакомый. Он был похож на звук рвущейся ткани Вселенной.
— Сестра Орлова! К вам!
Голос санитара прозвучал с той нотой профессиональной тревоги, которая значила: «Срочно, и это что-то плохое».
Джени выпрямилась, сделала глубокий вдох, пытаясь оттолкнуть от себя накатывающую тошноту, и вышла в коридор.
В приемное отделение вкатили каталку. На ней сидел, обхватив голову руками, мужчина в рабочей робе «КВАНТ-7». Он не кричал. Он рыдал — беззвучно, содрогаясь всем телом.
— Инженер Петров, — отчитался санитар. — Смена на сборке хроно-коммутаторов. Ничего не предвещало. Внезапно упал, начал… это.
Джени медленно подошла. Боль исходила от него сейсмическими волнами. Она привыкла. Она умела это фильтровать. Но эта боль… она была другой. Она была не о прошлом, не о будущем. Она была о ничто.
— Владимир, — тихо сказала она, опускаясь на корточки рядом с каталкой. — Владимир, можно я прикоснусь?
Он не ответил, лишь сильнее вжал пальцы в виски. Джени надела тонкие латексные перчатки. Её собственная защита. И медленно, почти невесомо, положила кончики пальцев на его запястье.
И увидела.
Не картинки. Не звуки. Ощущения.
Ледяной ветер пустоты. Чувство, будто из тебя выдернули некий фундаментальный стержень, и теперь ты рассыпаешься, как песочный замок. Воспоминание о теплой руке в его руке… и тут же — стремительное стирание этого воспоминания, замена его на зияющую, абсолютную черноту. Имя. Он пытался вспомнить имя. Оно было связано с запахом яблочного пирога и смехом. Но имя ускользало, таяло, оставляя после себя лишь форму без содержания, рану без причины.
Он не просто сошел с ума от перегрузки. У него украли кусок жизни. Кто-то взял и вырезал его из его собственной линии времени.
— Он… кого-то забыл, — прошептала Джени, с трудом отрывая пальцы. Её собственная голова раскалывалась. — Кого-то очень близкого. Его память… она не повреждена. Она пуста. Целенаправленно опустошена.
— Бред, сестра, — фыркнул санитар. — Просто срыв. У них на «КВАНТ-7» это не редкость.
Джени не спорила. Она смотрела, как Владимир Петров безуспешно пытался выцарапать из своей памяти то, чего в ней больше не существовало. И этот ужас пустоты был заразным. Она потянулась к его нагрудному карману, откуда торчал пропуск. Пластиковая карта была теплой. И на ней, прямо под фотографией и именем «Петров В.Г.», она увидела это.
Служебную пометку. Ярко-красным штампом.
«НАЗНАЧЕНИЕ: ОБСЛУЖИВАНИЕ СЕКТОРА "ТРИУМФ". ПРОТОКОЛ 7».
«Триумф»? Она не слышала о таком секторе. А Протокол 7… это был протокол высочайшего приоритета, почти легенда.
Она проводила каталку в палату, вколола Петрову седативное. Когда его тело обмякло, а рыдания прекратились, на его лицо вернулось странное, ничего не выражающее спокойствие. Лицо человека, у которого нет больше причин для страданий.
Вернувшись к своему столу, Джени попыталась найти в базе данные о «Секторе Триумф». Доступ запрещен. Уровень «Омега».
Гул затих. Кольцо над городом снова светилось ровным, привычным светом. Но тишина, которая воцарилась после, была хуже. Она была зловещей.
Джени достала из ящика стола потрепанный блокнот. На обложке было выведено её рукой: «Личные наблюдения. Синдромы темпоральной дезадаптации».
Она открыла его на чистой странице и, всё ещё чувствуя ледяное эхо пустоты от инженера Петрова, написала дату. А под ней — всего три слова:
«Началось. Они стирают людей».
Она не знала, кто такие «они». Но она чувствовала их работу на своей шкуре. Вернее, на шкуре тех, кто попадал к ней в палату. И она знала, что следующей могла оказаться она сама. Или тот, кого она не могла позволить себе забыть.
Она посмотрела в окно на холодную белую дугу Кольца. Оно висело над городом, как корона. Или как ошейник.