— Света, ты точно уверена? — подруга Ирина смотрела на неё с таким видом, будто Светлана собиралась прыгнуть с моста.
— Уверена.
— Но у него же сын! Десять лет! Ты понимаешь, что это значит?
— Понимаю. Что я буду мамой.
— Светка, ты спятила! — Ирина схватила её за руки. — Это не твой ребёнок! Он тебя никогда не примет! А через пять лет притащит родную мать, и ты будешь виноватой во всём!
— Его мать умерла, когда ему было три года.
— Ну и что? Он всё равно будет помнить! Светлан, одумайся! Детей полно в детских домах, усынови своего, а не чужого десятилетнего пацана!
— Я люблю Владимира.
— А пацана? Любишь?
Светлана помолчала. Честно.
— Пока не знаю. Но полюблю. Обязательно полюблю.
Ирина закатила глаза и ушла. Остальные подруги отреагировали примерно так же. Все отговаривали. Все пророчили провал. Никто не верил, что из этого выйдет что-то хорошее.
Но Светлана вышла замуж. И стала мамой десятилетнему Артёму.
Первый год был адом. Мальчик её игнорировал, огрызался, называл чужой тётей. Владимир пытался уговаривать, объяснять, но Артём был упрям.
— Она не моя мама! — кричал он. — И не будет никогда!
Светлана не сдавалась. Готовила любимые блюда Артёма. Помогала с уроками, хотя он швырял в неё тетради. Ходила на родительские собрания и терпела косые взгляды других матерей. Покупала одежду, игрушки, книги — всё, что он хотел.
А главное — любила. Просто любила. Без требований, без условий.
И однажды Артём пришёл из школы, кинул рюкзак и сказал:
— Мам, а можно я друга приглашу?
Светлана замерла с половником в руке.
— Что ты сказал?
— Друга. Можно Максим придёт? — Артём смотрел на неё обычно, как будто не произошло ничего особенного.
— Мам, — повторила Светлана. — Ты назвал меня мам.
Артём смутился, покраснел.
— Ну... ты же... в общем, можно?
Она заплакала прямо над кастрюлей с супом. Владимир обнял её со спины.
— Видишь? Я говорил, что всё получится.
— Получилось, — прошептала Светлана. — Боже, получилось.
С того дня Артём называл её мамой. Делился секретами, приносил дневник, просил совета. Светлана была счастлива. Они были счастливы. Настоящая семья.
Годы летели. Артём вырос, окончил школу, университет. Встретил девушку — Олю, тихую, милую. Женился. Владимир купил им четырёхкомнатную квартиру в новостройке, помог открыть свой бизнес — небольшую IT-компанию.
— Пап, это слишком, — Артём был смущён.
— Ты наш сын, — Владимир обнял его. — Мы хотим, чтобы ты был счастлив.
— Спасибо вам. Обоим.
Светлана стояла рядом и чувствовала такую гордость. Двадцать пять лет. Двадцать пять лет она растила чужого мальчика. И вот он стоит — взрослый, самостоятельный, счастливый. Её сын.
А потом Владимир умер. Резко, неожиданно. Инфаркт. Не успели даже скорую вызвать.
Светлана будто окаменела. Похороны прошли как в тумане. Артём был рядом, поддерживал, организовывал всё. Оля готовила, убирала, не давала матери сойти с ума от горя.
— Мама, ты не одна, — говорил Артём. — Я с тобой. Всегда.
Она верила.
Через неделю после похорон пришёл нотариус. Зачитал завещание. Владимир оставил всё Светлане — дом, машину, дачу, деньги на счетах. Артёму — только письмо.
— Папа написал письмо? — Артём взял конверт. — Странно.
— Владимир Петрович всё объяснил, — нотариус протянул бумаги Светлане. — Он указал, что сын уже получил квартиру и помощь с бизнесом. Общая сумма составила около пятнадцати миллионов рублей. Поэтому остальное имущество достаётся супруге.
Светлана кивнула, подписала документы. Артём молчал, читал письмо.
— Всё хорошо, Тёма? — спросила она.
— Да, — он сложил письмо, убрал в карман. — Всё нормально.
Но через день он пришёл снова. Один, без Оли. С каменным лицом.
— Мама, нам надо поговорить.
— Конечно, сынок, — Светлана поставила чайник. — Чай будешь?
— Не надо мне чай, — он сел за стол, сжал кулаки. — Я хочу поговорить о наследстве.
— О каком наследстве?
— О папином, — Артём посмотрел на неё холодно. — Я считаю, что завещание несправедливое.
— Несправедливое? — Светлана медленно опустилась на стул. — Тёма, о чём ты?
— О том, что ты не имеешь права на папино имущество.
— Я его жена.
—Была, — поправил он. — Двадцать пять лет. А я — сын. Родной сын. Кровь. И всё должно быть моим.
— Тёма, — она почувствовала, как внутри что-то обрывается. — Папа оставил тебе квартиру, помог с бизнесом. Это больше пятнадцати миллионов.
— И что? Дом стоит ещё десять. Дача — пять. Деньги на счетах — ещё семь. Итого двадцать два миллиона ты получила просто так! За то, что была женой!
— Просто так? — Светлана смотрела на него и не узнавала. — Тёма, я двадцать пять лет была рядом с вашим отцом. Готовила, стирала, убирала, ухаживала...
— Ну и что? — он пожал плечами. — Это твоя работа была. Ты жена. Обязана.
— Обязана, — она повторила, как эхо. — Значит, обязана. А тебя я что, тоже по обязанности растила?
Артём дёрнулся, но быстро взял себя в руки.
— Давай без манипуляций. Я пришёл за своим. Ты должна переписать на меня дом и отдать деньги со счетов.
— Должна, — Светлана встала, прошлась по кухне. — Интересно. А почему я должна?
— Потому что это справедливо! Папа был моим отцом! Я его кровный сын! А ты... — он запнулся.
— Я?
— Ты никто! — выпалил он. — Просто женщина, которую он подобрал! Нищенка, которую пригрел! Устроил на работу, дал жизнь, а ты теперь на его гробе деньги считаешь!
Тишина. Светлана стояла у окна и смотрела во двор. Где когда-то маленький Артём учился кататься на велосипеде. Где она бегала за ним с пластырями, когда он разбивал коленки. Где он кричал "Мама, смотри, как я умею!" и светился от счастья.
— Нищенка, — тихо повторила она. — Которую пригрел.
— Ну да, — Артём встал. — Извини за резкость, но это правда. Ты не имеешь права на папино имущество. Ты не родная мне. Не мать . Ты просто... чужая.
— Чужая, — кивнула Светлана. — Двадцать пять лет. Родительские собрания. Больницы, когда ты болел. Бессонные ночи, когда ты сдавал ЕГЭ. Свадьба твоя, которую я организовывала. Всё это — чужая женщина делала. Да, Тёма?
— Светлана, не надо, — он начал раздражаться. — Давай по-хорошему. Отдай дом и деньги. Я дам тебе миллион. Этого хватит на жизнь.
— Миллион, — она засмеялась. Истерично. — Щедро. За двадцать пять лет материнства.
— Ты не мать мне! — рявкнул он. — Хватит строить из себя жертву! Отдавай дом, или я пойду в суд!
— Иди, — Светлана развернулась к нему. — Иди в суд, Артём. Оспаривай завещание. Только знай — я буду бороться. До конца. Потому что это мой дом. Мой муж его купил. Для нас. Для семьи. И ты не имеешь на него права.
— Ещё как имею! Я родной сын!
— А я родная жена! — крикнула она. — И мать! Хотя, видимо, ошибалась. Потому что мать не нужна, когда дело касается денег!
Артём развернулся и ушёл, хлопнув дверью. Светлана опустилась на стул и заплакала. Впервые после смерти мужа плакала так сильно. Не от горя потери, а от боли предательства.
Следующие два месяца он атаковал её звонками, сообщениями, требованиями. Приходил с Олей — та молчала, смотрела в пол. Приводил адвоката — тот угрожал судом. Светлана молчала и держалась.
Подруга Ирина приезжала каждую неделю.
— Я же говорила! — она обнимала Светлану. — Чужой сын! Всегда будет чужим!
— Не говори так, — Светлана вытирала слёзы. — Он просто... растерялся. Из-за денег. Люди делают глупости.
— Света, он назвал тебя нищенкой! Которую пригрел отец! После двадцати пяти лет!
— Знаю. Помню каждое слово.
— И ты его всё ещё защищаешь?
— Нет, — Светлана покачала головой. — Не защищаю. Просто... устала. Устала бороться. Устала доказывать, что я мать. Что я имею право. Устала вообще.
— И что ты хочешь сделать?
— Отдать ему дом.
— ТЫ С УМА СОШЛА?!
— Нет, — Светлана улыбнулась впервые за два месяца. — Я просто нашла решение.
Через неделю она позвонила Артёму.
— Хорошо. Я согласна. Приходи к нотариусу в среду, в два часа.
— Серьёзно? — он не поверил. — Ты отдашь дом?
— Отдам. С одним условием.
— Каким?
— Узнаешь у нотариуса.
В среду Артём явился с адвокатом. С победным видом. Светлана сидела в кабинете, спокойная, собранная.
— Итак, — нотариус открыл папку. — Светлана Николаевна готова передать дом. Но с условием. Она хочет переписать его не на Артёма Владимировича, а на его супругу — Ольгу Сергеевну.
Повисла тишина.
— ЧТО?! — Артём вскочил. — Это шутка?!
— Нет, — Светлана посмотрела на него. — Это моё условие. Дом переходит Оле. В полную собственность. Без права продажи в течение десяти лет.
— Ты спятила?! Зачем?!
— Затем, чтобы ты понял одну простую вещь, — Светлана встала. — Оля — твоя жена. Она рядом с тобой пять лет. Родила тебе дочь. Но она не кровь твоя. Не родня. По твоей логике — чужая. Так вот, Артём, пусть эта чужая женщина получит дом. А ты — ничего. Потому что ты кровь. А кровь, как оказалось, ничего не значит.
— Это... это месть? — он побледнел.
— Нет, — она покачала головой. — Это урок. Оля будет жить в этом доме. Растить вашу дочь. А ты будешь каждый день видеть его и помнить. Помнить, как назвал меня нищенкой. Как требовал отдать всё, потому что ты кровь. Помнить, что твоя жена — такая же "чужая", как была я. И если ты её бросишь, если предашь — она заберёт дом. И будет права. Потому что она мать твоего ребёнка. Так же, как я была матерью тебе.
— Светлана Николаевна, — адвокат попытался вмешаться. — Это не совсем законно...
— Совершенно законно, — нотариус поправил очки. — Собственник имеет право распорядиться имуществом по своему усмотрению. Я всё проверил.
Артём опустился на стул.
— Ты не можешь так.
— Могу, — Светлана подписала бумаги. — И делаю. Оля, вы согласны принять дом в дар?
Оля сидела белая, как мел.
— Я... я не знаю. Артём?
— Молчи, — бросил он.
— Не молчи, — Светлана подошла к ней. — Оля, ты хорошая девочка. Я видела, как ты любишь Артёма. Как стараешься для семьи. Ты достойна этого дома. Гораздо больше, чем мой неблагодарный сын.
— Хватит называть меня сыном! — взорвался Артём. — Ты мне не мать!
— Наконец-то правда, — Светлана кивнула. — Ты прав. Я тебе не мать. Двадцать пять лет я ошибалась. Думала, что ты мой сын. Любила, растила, гордилась. А оказалось — просто чужой мальчик, которого приютила. Что ж. Принимаю. Теперь ты свободен. От нищенки, которую пригрел твой отец.
Она взяла сумку, пошла к двери.
— Куда ты? — Артём кинулся за ней. — Мы не закончили!
— Закончили, — Светлана обернулась. — Дом теперь Олин. Деньги со счетов я переведу на благотворительность — в детский дом, где растут настоящие сироты. Может, им повезёт больше, чем мне. Может, они найдут матерей, которые будут их любить. И дети не предадут их за наследство. Прощай, Артём. Живи с тем, что сказал.
Она ушла. Артём стоял в коридоре нотариальной конторы и впервые за два месяца понял, что натворил.
— Тёма, — Оля подошла к нему. — Что ты наделал?
— Я... я хотел справедливости.
— Справедливости? — она посмотрела на него так, как никогда не смотрела. — Твоя мать двадцать пять лет тебя растила. Любила. А ты её нищенкой назвал. За деньги. Тёма, я не знаю, кто ты. Но этот человек мне не нравится.
— Оль, ты же понимаешь...
— Понимаю, — она развернулась. — Что если я тебе надоем, если состарюсь, если заболею — ты меня так же выбросишь. Потому что я тоже не кровь. Я чужая. Спасибо твоей маме. Она открыла мне глаза.
Оля ушла. Адвокат ушёл. Артём остался один в пустом коридоре. И вдруг понял, что потерял всё. Мать, уважение жены, покой. Ради чего? Ради дома, который теперь принадлежит не ему?
Он попытался позвонить Светлане. Не брала трубку. Написал — не отвечала.
— Куда она делась? — спрашивал он у соседей.
— Не знаем. Сказала, что начинает новую жизнь. Без прошлого.
Артём вернулся домой. В свою четырёхкомнатную квартиру, которую купил отец. Оля сидела на кухне с дочкой.
— Оль, прости, — он опустился перед ней на колени. — Я был идиотом. Полным идиотом.
— Был, — она кивнула. — И остаёшься. Потому что всё ещё не понимаешь, что потерял.
— Понимаю! Я потерял маму!
— Ты потерял человека, который любил тебя больше жизни, — Оля встала. — А я потеряла уважение к мужу. И не знаю, вернётся ли оно когда-нибудь.
Прошёл год. Артём не смог найти Светлану. Она исчезла, как будто никогда не существовала. Оля жила с ним, но холодно, отстранённо. Дом, который теперь был её, сдавали — деньги шли в образовательный фонд для детей из детских домов.
— Ирония судьбы, — сказала Оля, когда подписывала договор с фондом. — Твоя мать помогает сиротам. Тем, кому не повезло найти таких матерей, как она.
— Хватит, — Артём не выдержал. — Хватит меня пилить!
— Я не пилю, — она посмотрела на него. — Я просто напоминаю. Чтобы ты помнил, какую цену платят за жадность и чёрствость. Твоя мать отдала двадцать пять лет жизни. А получила плевок в лицо. От родного сына. Которого растила, как своего.
— Я знаю! Я помню! И жалею! Каждый день жалею!
— Поздно жалеть, — Оля собрала документы. — Надо было думать раньше. До того, как назвать её нищенкой.
А Светлана начала новую жизнь. В другом городе. С другими людьми. Без прошлого, которое предало её. И была счастлива? Нет. Но была свободна. От ожиданий, что чужой сын станет родным. От иллюзий, что любовь сильнее крови. От боли, которую нельзя забыть.
Она просто жила. День за днём. И этого было достаточно.