— Но ведь сиденье в бизнес-классе объективно намного комфортней, да и ноги можно вытянуть! — мой товарищ любит поспорить: высок ростом, оскорбительно молод, носит какие-то шнурованные до колена сапоги, хлопчатую вышиванку и ультрамодный «Рей-Бан».
Когда я слышу слово «объективно» — моя рука сама тянется к бейсбольной бите. С тоскою посмотрев на её удобную ручку и манящий тяжёлый верх, я останавливаю гнев, останавливаю руку и тихо говорю:
— Сиденье бизнес-класса комфортней сиденья в экономе только в одном случае — когда тебе на хуй не нужно лететь туда, куда ты летишь! Когда ты заживо мёртв…
1993 год. Махачкала. Аэропорт. Ноябрь. Серо-синие люди, серо-синее небо. Я выпрыгиваю из разрушенной шахи, вбегаю в здание аэровокзала, висну на руке ближайшего человека в форме:
— На Москву самолёт ещё здесь?
Джигит смотрит в окно — в серой дымке разгоняет двигатели сто пятьдесят четвёртый.
— Ещё здесь.
— Двести долларов!
С джигита мгновенно слетает сон.
— За мной!
Со звоном отлетает ближайшая дверь, я и вайнах, как Винни-Пух с Пятачком, бежим через поле. С трапа замечаем бегущую парочку и машем руками. Прыжки через две ступени — я сую банкноты, джигит тут же отделяет полтинник капитану — я в самолёте. Паспорт? Билет?? Место?? Какая чушь.
— Быстрее, быстрее! — торопит проводница.
Это не тот Ту-154, к которому привыкли многие. Это огромный летающий сарай, и если впереди ещё есть ряды кресел, то завершаются они отнюдь не туалетами — их нет, — а каким-то металлическим трюмом с железным полом. Тесно, друг к дружке, как шпроты в банке, на этом полу, поджав ноги, сидят солдаты удачи. Вот уж где ни эллина, ни иудея, ни ремней безопасности. Кто-то везёт фальшивую авизовку и получит в Москве мешок денег! Кто-то, наоборот, везёт мешок денег — выкупать брата. Вот полная сумка чёрной паюсной икры — а к ней таинственная женщина в чёрном. Вот парочка суровых мужчин, чьё оружие никто не решился проверять…
В Москву, в Москву!
Там жизнь! Там эти люди обменяют всё, что у них есть, на свободу близких, на деньги, на машины — и вернутся, если не полягут в перестрелках, королями в свой Дербент, Хасавюрт, Кизляр. Накормят детей и старого отца, построят кирпичный дом в два этажа, посадят инжир и абрикос, сядут в «Мерседес», и соседи скажут:
Здравствуй, Осман!
Здравствуй, Али!
Здравствуй, Мурад!
Видно, дела ваши идут хорошо.
Осман, получив сковородкой от первой жены, заведёт вторую; Али заведёт два магазина стройматериалов; Мурад решит, что два Калашникова под кроватью — перебор, и оставит только старый ТТ. Потечёт уже более степенная жизнь, и раньше смерти настанет такой печальный момент, когда
— Али, — скажет бывший чемпион республики по борьбе, — я в экономе уже не могу летать, годы уже не те, да и рост. Некомфортно мне…
— Осман, — посмотрев на солнце, скажет ему Али, — а помнишь, когда мы на ВДНХ забились с Медведковскими? Ты ещё сумку с косилками в баре забыл. И у нас на пятерых остались только две тёти Тамары. А с ними ещё Таганские приехали и Чахлый. Некомфортно тебе было?? А, Осман? — Али смеётся и пихает друга кулаком в бок.
— Я слова тогда такого не знал, Али…
Я останавливаю бег памяти, вспоминаю, где я и с кем говорю:
— Когда тебе до зарезу необходимо лететь, тебе вообще всё равно, есть ли сиденье, и… — я перевожу глаза вниз и вдруг раздражаюсь, — какие, блядь, объективно, на тебе сапоги! Понятно?
Подробнее о проекте "Самиздат" - авторских подкастах Василия Якеменко тут https://yakemenko-samizdat.ru/?utm_source=dzen&utm_medium=ad