Когда Патриарх Тихон находился в заключении в Донском монастыре, его охраняли красноармейцы, и среди них комсомолка Мария Вешнева.
Она, неверующая, враждебно настроенная лично к Патриарху, к концу пребывания рядом с ним говорила так:
«Умом я понимаю, что он враг и, очевидно, очень опасный. А общаясь с ним, ничего вражеского не чувствую. Он обращается с нами идеально. Всегда внимателен, ласков, ровен. Я не видела его раздраженным или капризным».
Он подарил комсомолке на память вышитую салфетку, сказав:
«Это память о днях в Донском».
Она ничего особого для него не делала – просто не зверствовала, не обижала его, но действовала по инструкции, а он ее поздравлял с Рождеством, с Пасхой, дарил какие-то гостинцы и сам излучал добро и любовь.
Сдержанный по натуре Патриарх Тихон умел видеть и во врагах народ Божий, и в коммунисте – человека, часто обманутого, запутанного, опьяненного, но любимого Богом.
Монахиня Анфия, старшая сестра подворья Серафимо-Дивеевского монастыря в Москве, рассказывала, что в начале 1921 года еще молодой, недавно хиротонисанный епископ Варнава (Беляев) с двумя келейниками поселился у них на подворье.
Вскоре один из келейников, по словам епископа Варнавы, «обмер», и владыка Варнава предложил отнести его на Троицкое подворье, где находился Патриарх Тихон, «на исцеление».
«Святейший подходит тогда к носилкам, — рассказывает монахиня Анфия, — благословил этого-то, на носилках, под простыней, – широким крестом… Потом посмотрел на эту на простыню так пронзительно… и вдруг как воскликнет сердитым голосом: – Именем Господа нашего Иисуса Христа тебе говорю: встань!!!..
Куда тут простыня полетела!
Куда – носилки!..
Обмерший этот как вскочит, чисто ошпаренный, – да в дверь: бежать…
А Святейший-то ему еще вслед:
– Иди, да впредь – не согрешай!.. А его и след простыл. А уж что тут с нами было – и рассказать нет моей возможности.
Одного страху сколько натерпелись Господу Богу известно!
Как овцы, жмемся к стенке, друг дружку передавили, а сами трясемся: сил наших нет никаких.
А Святейший повернулся к двери, да и пошел себе…
А я только и успела шепнуть нашим монахиням: «Бегите сестры, бегите, милые!», – они врассыпную так и дунули по лестнице…
Вот оно дело-то какое вышло. И сейчас – как вспомню – руки-ноги трясутся… Знамо!»
Одновременно со всей категоричностью она утверждает, что «обмерший» келейник действительно был «как доска» – совершенно окаменевший. Она его трогала собственными руками и говорит, что ни руки, ни ноги у него не гнулись, когда они перекладывали его с постели на носилки.
(Цит. по книге «Современники о патриархе Тихоне»).
Уже после смерти Патриарха Тихона, 15 апреля 1925 года, в газете «Известия» был опубликован текст, который получил название «Завещательное послание».
Патриарх Тихон был категорически против подписания этого текста.
Его ближайший помощник митрополит Петр (Полянский) тогда считал, что подписывать надо (позже он изменит точку зрения и на компромисс с властью не пойдет), каждый раз приходил в больницу к Патриарху и убеждал его.
Врач больницы – это была частная клиника на Остоженке – вспоминала, что слышала из-за двери палаты только голос Патриарха:
«Нет, я не могу, я не могу».
Ему предлагались варианты – один, второй, третий, текст смягчался, но Патриарх отказывался подписывать любую его редакцию.
И когда Святейший умер, опубликовали последний из вариантов, который ему приносили и который он, как и все предыдущие, не подписал.
К тексту приложили факсимиле ранней подписи Патриарха – в 1925 году его почерк был уже совсем другим.
А в 1927 году самый первый вариант этого текста, наиболее просоветский, предложили подписать митрополиту Сергию, и он согласился.
Еще при жизни Патриарха задачей власти была дискредитация и компрометация Патриарха, пользовавшегося огромным авторитетом в народе.
От его имени публиковались заявления и интервью, которые он не мог опровергнуть, но лишь в своем окружении говорил:
«В это не верьте, я этого не говорил, это неправда».
Эти слова распространялись по всей Москве, и люди уже не воспринимали газетные публикации от имени Патриарха.
Как, например, известное «Обращение Патриаршего Священного Синода в советскую прессу в связи со смертью Председателя Совета Народных Комиссаров В. И. Ульянова (Ленина)»:
«Священный синод Российской Православной Церкви выражает вам искреннейшее сожаление по случаю смерти великого освободителя нашего народа из царства векового насилия и гнета, на пути полной свободы и самоустроения.
Да живет же непрерывно в сердцах оставшихся светлый образ великого борца и страдальца за свободу угнетенных, за идеи всеобщего подлинного братства, и ярко светит всем в борьбе за достижение полного счастья людей на земле.
Мы знаем, что его крепко любил народ.
Пусть могила эта родит еще миллионы новых Ленинов и соединит всех в единую великую братскую, никем неодолимую семью.
И грядущие века да не загладят из памяти народной дорогу к этой могиле, колыбели свободы всего человечества.
Великие покойники часто в течение веков говорят уму и сердцу оставшихся больше, чем живые.
Да будет же и эта отныне безмолвная могила неумолкаемой трибуной из рода в род для всех, кто желает себе счастья. Вечная память и вечный покой твоей многострадальной, доброй и христианственной душе».
(Газета «Правда». 25 января 1924. №20).
Неслучайно никто из современников не поверил в подлинность «Завещательного послания» – ни москвичи, ни за границей.
7 апреля 1925 года Патриарха Тихона не стало.
Ему было всего 60 лет – это был самый молодой Патриарх в нашей новейшей истории.
На исходе праздника Благовещения, в 23 часа 45 минут он преставился ко Господу как мученик.
Не только потому, что есть косвенные свидетельства неестественности его кончины – в любом случае, он был уже тяжело больным человеком.
Сорок с лишним дней находился во внутренней тюрьме Лубянки, а после была тяжелая в нравственном и физическом плане изоляция в Донском монастыре.
«Настоятель московского храма Илии Пророка в Обыденском переулке о. Александр Толгский (+1962) сообщал следующее:
«После признаний, сделанных мне во время исповеди одной из врачей больницы Бакунина, у меня нет ни малейших сомнений в том, что Патриарх Тихон был отравлен».
По свидетельству епископа Максима (Жижиленко), который во время нахождения Патриарха в больнице, будучи доктором, общался со святителем, он был «несомненно отравлен».
(Цит. по книге «Святитель Тихон, Патриарх Московский и всея России, и его время»).
Источник: Милосердие.Ru