Марина лежала в послеродовой палате и смотрела на дочку. Маленькая, красная, сморщенная. Но такая родная. Она родилась час назад, весила три килограмма двести. Здоровая, закричала сразу.
— Красавица у вас, — сказала акушерка, укладывая малышку рядом. — Как назовёте?
— Алиса, — Марина погладила дочку по щеке. — Мы с мужем давно выбрали.
— Хорошее имя.
Акушерка ушла. Марина осталась одна с ребёнком. Смотрела на неё и не могла наглядеться. Девять месяцев ждала. Готовилась, переживала. И вот она здесь. Живая, настоящая.
Телефон завибрировал. Муж Андрей написал: "Как вы там?"
"Всё хорошо. Алиса спит. Приезжай вечером, покажу".
"Еду! Люблю вас обеих!"
Марина улыбнулась. Положила телефон. Закрыла глаза. Устала страшно. Роды были долгие, тяжёлые. Хотелось спать.
Проснулась от крика. Резкого, громкого. В коридоре кто-то орал:
— Верните мне ребёнка! Немедленно!
Марина приподнялась на кровати. Алиса проснулась, заплакала. Марина взяла её на руки, прижала к себе.
Крик в коридоре не стихал:
— Я требую вернуть моего ребёнка! Вы украли его!
Дверь палаты открылась. Вошла медсестра, бледная.
— Простите за шум. Это недоразумение, сейчас разберёмся.
— Что случилось? — спросила Марина.
— Одна роженица... ну, в общем, нервная. Кричит, что ребёнка подменили.
— Подменили?
— Бред, конечно. Но она не успокаивается.
Медсестра вышла. Крик продолжался. Марина услышала голос врача:
— Успокойтесь, пожалуйста! Никто ничего не подменил!
— Это не мой ребёнок! Я вижу! Верните моего!
Марина встала, подошла к двери. Приоткрыла, выглянула в коридор. Женщина стояла у поста медсестёр. Молодая, лет двадцати пяти. Волосы растрёпаны, лицо красное от слёз.
— Я вам говорю, это не мой! — кричала она. — У моего родинка на плече была!
— У вашего ребёнка родинка на плече, — терпеливо объяснял врач. — Вот, смотрите.
Он показывал на пелёнку с младенцем. Женщина смотрела, качала головой.
— Нет. Это не он. Я знаю своего ребёнка!
— Вы его час назад родили. Ещё не привыкли к нему.
— Я привыкла! Я его девять месяцев носила! Это не он!
Подошла главврач. Высокая, строгая.
— В чём дело?
— Она говорит, что ребёнка подменили, — врач развёл руками.
— Подменили? У нас? — главврач нахмурилась. — Это исключено.
— Я не вру! — женщина схватила её за рукав. — Посмотрите сами! Это не мой ребёнок!
— Хорошо. Давайте разберёмся спокойно. Пройдёмте в кабинет.
Они ушли. Коридор затих. Марина закрыла дверь, вернулась к кровати. Алиса сопела у неё на руках. Марина смотрела на дочку и думала: как можно не узнать своего ребёнка?
Через час медсестра принесла обед.
— Ну что, разобрались? — спросила Марина.
— Не совсем, — медсестра поставила поднос на тумбочку. — Она всё твердит своё. Говорит, что ребёнок не её.
— А родинка?
— Родинка есть. Где она и говорила. Но она не верит.
— Странно.
— Да уж. Врачи думают, послеродовая депрессия. Или психоз. Бывает такое.
— И что теперь?
— Будут наблюдать. Психолога вызвали.
Медсестра ушла. Марина съела суп, выпила чай. Алиса лежала рядом, спала. Марина смотрела на неё и думала о той женщине. Как страшно — не узнать своего ребёнка. Или думать, что не твой.
Вечером приехал Андрей. С цветами, с шариками, весь сияющий.
— Ну где моя красавица? — он бросился к кроватке.
— Тихо, спит, — Марина улыбнулась.
Андрей наклонился над дочкой. Долго смотрел. Потом тихо сказал:
— Она на тебя похожа.
— Правда?
— Нос твой. И губы.
Марина подошла, посмотрела на Алису. Может, и правда похожа. Пока непонятно. Все новорожденные одинаковые.
— Как роды прошли? — спросил Андрей.
— Тяжело. Но ничего, справилась.
— Молодец моя, — он обнял её. — Я так волновался. Сидел в коридоре, места себе не находил.
— Знаю. Медсестра говорила, что ты каждые пять минут спрашивал.
Они посидели, поговорили. Потом Андрей собрался уходить — время посещений кончалось.
— Завтра приеду с утра, — пообещал он.
— Хорошо. Передавай маме привет.
Он ушёл. Марина осталась одна. Легла, закрыла глаза. Но не спалось. Думала о той женщине. Интересно, успокоилась она или нет?
Ночью Алиса проснулась, заплакала. Марина покормила её, укачала. Вышла в коридор — подышать. Устала лежать.
У окна стояла та самая женщина. Смотрела в темноту. Плечи дрожали.
Марина подошла:
— Вы не спите?
Женщина обернулась. Лицо опухшее от слёз.
— Не могу.
— Я Марина. Тоже только родила.
— Юля, — женщина вытерла глаза. — Извините за сегодняшний крик. Я не хотела пугать всех.
— Ничего. Бывает. Вы успокоились?
Юля покачала головой.
— Нет. Я всё равно знаю, что это не мой ребёнок.
Марина замолчала. Не знала, что сказать.
— Вы думаете, я сумасшедшая? — спросила Юля.
— Нет... просто не понимаю. Врачи же говорят, что это ваш.
— Врачи ошибаются, — Юля снова посмотрела в окно. — Я знаю своего ребёнка. Я его девять месяцев чувствовала. Знала, какой он. А этот... этот чужой.
— Но родинка...
— Родинка есть. Но всё остальное не то. Лицо не то. Плач не тот. Я не узнаю его.
Марина не знала, что ответить. Они стояли молча, смотрели в окно.
— А у вас? — спросила Юля. — Вы узнали своего ребёнка?
Марина задумалась. Узнала ли? Она ведь тоже впервые увидела дочку час назад. Откуда знать, что это именно она?
— Не знаю, — призналась Марина. — Наверное, да.
— Вот видите. Вы тоже не уверены.
— Нет, я просто... ну, мы же первый раз видим их. Как можно сразу узнать?
— Материнское сердце должно чувствовать, — Юля посмотрела на неё. — А моё не чувствует. Молчит.
Утром Марину перевели в обычную палату. С Юлей. Они оказались соседками по кроватям.
— Вот так встреча, — Юля попыталась улыбнуться.
— Да уж, — Марина устраивалась. — Не ожидала.
Медсестра принесла детей на кормление. Юля взяла своего сына, смотрела на него долго. Потом прижала к груди, начала кормить. Лицо напряжённое.
Марина кормила Алису и краем глаза наблюдала за соседкой. Та молчала, смотрела в стену. Слёзы текли по щекам.
— Юль, может, вам психолога позвать? — тихо спросила Марина.
— Уже звали. Говорит, это нормально. Послеродовая депрессия. Пройдёт.
— Может, и правда пройдёт?
— Не пройдёт, — Юля покачала головой. — Потому что это не моё. Я чувствую.
День прошёл тихо. Марина спала, кормила Алису, читала. Юля молчала большую часть времени. Кормила сына, но делала это механически. Без любви.
Вечером пришёл её муж. Высокий, худой, встревоженный.
— Юль, как ты?
— Плохо, Миша.
— Врачи говорят, что всё нормально. Ребёнок здоровый.
— Ребёнок здоровый. Но это не наш ребёнок.
Миша вздохнул.
— Юль, ну пожалуйста. Хватит. Это наш сын. Посмотри на него.
— Я смотрела. Это не он.
— Откуда ты знаешь? Ты его же не видела до родов!
— Я его чувствовала!
Марина лежала на своей кровати, делала вид, что спит. Но слышала всё. Мише было тяжело. Юле — ещё тяжелее.
— Юль, давай так, — сказал он тихо. — Ты отдохнёшь. Придёшь в себя. А потом посмотрим, хорошо?
— Хорошо, — согласилась Юля. Но голос был пустой.
Ночью Марина проснулась от шороха. Юля стояла у окна с сыном на руках. Качала его, шептала что-то.
— Юль, вы чего? — Марина встала.
— Не могу спать. Он плачет.
— Давайте помогу.
Они вместе укачивали малыша. Он успокоился, заснул. Юля положила его в кроватку.
— Спасибо.
— Не за что.
Они сели на кровати. Молчали. За окном темнота, редкие огни машин.
— Марина, а вы... вы любите свою дочку? — спросила Юля.
Марина посмотрела на спящую Алису.
— Да. Конечно.
— Сразу полюбили? Как увидели?
— Не знаю. Вроде да. А что?
— А я не люблю своего. Того, что мне дали. Смотрю на него и ничего не чувствую. Пустоту.
Марина подошла к ней, обняла за плечи.
— Юль, это пройдёт. Правда. Вы просто устали. Организм перестраивается.
— А если не пройдёт?
— Пройдёт. Дайте себе время.
Юля кивнула. Но не поверила.
Утром пришла главврач. Строгая, озабоченная.
— Юлия, мне нужно с вами поговорить.
— О чём?
— Мы провели дополнительную проверку. Сравнили все бирки, все данные. Ваш ребёнок — это ваш ребёнок. Ошибки быть не может.
— Но я...
— Вы в состоянии послеродового стресса. Это нормально. Но вам нужна помощь. Я рекомендую консультацию психиатра.
Юля побледнела.
— Психиатра?
— Да. Это не страшно. Просто поговорите. Возможно, назначат лёгкие успокоительные.
— Я не сумасшедшая!
— Никто так не говорит. Но вам нужна поддержка.
Главврач ушла. Юля сидела на кровати, уставившись в пол. Марина подошла:
— Может, правда сходите? Вдруг поможет?
— Не поможет, — Юля подняла голову. — Потому что я не больная. Я просто знаю правду. А никто не верит.
На третий день Марину с Алисой выписывали. Она собирала вещи, радовалась. Наконец-то домой.
Юля лежала на кровати, смотрела в потолок. Сын спал в кроватке рядом.
— Юль, мы уезжаем, — сказала Марина.
— Счастливо.
— Вас когда выписывают?
— Завтра. Если психиатр разрешит.
Марина подошла, обняла её.
— Всё будет хорошо. Вот увидите. Вы его полюбите.
Юля не ответила.
Дома Марина устраивалась с Алисой. Пелёнки, распашонки, ночные кормления. Андрей помогал как мог. Мама приезжала каждый день.
Но Марину не отпускали мысли о Юле. Как она там? Выписали? Привыкла к сыну?
Через неделю Марина написала ей в соцсетях. Нашла по имени и фамилии, которая была на бирке.
"Юля, как вы? Как малыш?"
Ответа не было два дня. Потом пришло короткое: "Живём".
"А с ребёнком как?"
"Никак. Кормлю, меняю подгузники. Делаю что надо. Но не люблю".
Марина смотрела на экран и не знала, что написать.
"Юль, может, правда к врачу?"
"Ходила. Дали таблетки. Пью. Не помогает".
"А муж?"
"Муж не понимает. Говорит, что я выдумываю. Что надо просто взять себя в руки".
Марина обняла свою Алису покрепче. Как страшно — не чувствовать ничего к своему ребёнку. Не любить его.
Прошёл месяц. Марина привыкла к материнству. Алиса росла, менялась. Становилась всё милее.
Юля писала иногда. Коротко, без эмоций. Сын рос. Она ухаживала за ним. Но любви так и не появилось.
"Я плохая мать", — написала она однажды.
"Нет. Вы просто больны. Это можно вылечить".
"Не лечится. Я пробовала".
Марина не знала, что ответить. Закрыла телефон. Посмотрела на спящую Алису. Такая родная. Любимая. Не представляла, как можно не любить своего ребёнка.
Но Юля не любила. И, похоже, так и не полюбит.
Через три месяца Юля написала: "Я ухожу".
"Куда?"
"От мужа. Оставляю ему сына. Не могу больше".
"Юль, подождите! Не надо!"
"Надо. Я не могу любить чужого ребёнка. А это чужой. Я знаю".
"Но это ваш сын!"
"Нет. Не мой. Мой где-то там. Потерялся. А этот — чужой".
Марина звонила ей. Юля не отвечала. Писала ещё. Тоже тишина.
Через неделю в новостях мелькнула заметка: "Мать троих детей оставила младшего сына и ушла из семьи. Муж в растерянности".
Марина прочитала и поняла: это про Юлю. У неё же трое было. Двое старших и новорожденный.
Она ушла. Оставила ребёнка, которого не смогла полюбить.
Марина сидела на кухне, качала Алису. За окном шёл дождь. Серый, нудный, октябрьский.
Она думала о Юле. О том, как страшно — не узнать своего ребёнка. Или думать, что он не твой. И жить с этим. Изо дня в день. Делать всё правильно, но не чувствовать ничего.
Может, Юля была больна. Послеродовая депрессия, психоз. Врачи так говорили.
А может, она просто не смогла принять то, что случилось. Что ребёнок родился не таким, как она представляла. И это сломало её.
Марина не знала. Не понимала.
Она прижала Алису к себе. Поцеловала в макушку. Закрыла глаза.
Где-то там Юлин сын рос без матери. С отцом, который пытался понять, что произошло. Почему жена ушла.
А Юля... Юля искала своего ребёнка. Того, которого потеряла в роддоме. Или который вообще не существовал. Только в её голове.
Марина открыла глаза. Посмотрела на дочку. На её маленькое лицо, на сопящий носик.
Это её Алиса. Её дочка. Родная. Любимая.
Но где-то есть женщина, которая не может так сказать о своём ребёнке. И это страшнее всего.
❤️❤️❤️
Благодарю, что дочитали❤️
Если история тронула — не проходите мимо, поддержите канал лайком, подпиской и комментариями❤️
Рекомендую прочесть: