В 2022 году в Санкт-Петербургском государственном камерном драматическом театре «Левендаль» вышел спектакль «Царь Эдип» в постановке Искандера Сакаева (драматургическая адаптация Анны Колчиной).
В 2024 году он был показан в Москве на биеннале театрального искусства «Уроки режиссуры».
«Трагедия знания» – говорит программка к спектаклю. «Трагедия знания по великой пьесе Софокла (V в. до н.э.)» – уточняет сайт. Это важное уточнение. Через века Софокл всё ещё задает нам вопрос: дан ли человеку выбор в ситуации, где всё уже решено за него?
Но, кроме прочего, «Царя Эдипа» часто называют первым дошедшим до нас детективом. Боги гневаются – в Фивах скрывается убийца. Правитель – Эдип – начинает следствие. Показания свидетелей, умолчания, приоткрывшиеся тайны, фрагменты пророчеств превращаются в кусочки головоломки, и, как ни страшно царю увидеть целую картину, он идет до конца – до того момента, когда все нити приводят к нему самому. Счастливый в своем незнании, Эдип вместе со знанием теряет всё, но и заново обретает свое человеческое достоинство: он обещал покарать преступника – и он карает себя.
На сцене перед нами разворачивается то самое следствие. Искандер Сакаев решает свою «трагедию знания» очень аскетично. Обрамляющие портал колонны из грубо отесанного камня. Один длинный стол – он и помост, по которому выступают герои, и эшафот, и место заседаний, и склеп – вспоминая свое давнее преступление, невольное убийство Лаия, Эдип открывает люк в столешнице и в ужасе вглядывается вглубь. В прямом смысле связывает всю сценографию воедино алая нить, что тянется по заднику странными зигзагами. Она рождает множество ассоциаций. Это и нить судьбы: она оплетает героев, они путаются в ней, спотыкаются, с ее помощью решены все смерти и все казни в спектакле. Так, ретроспективно показана гибель свиты Лаия: выстроившись шеренгой, убитые берутся за нить и каждый, как по команде, разрывает ее перед собой. В финале её же накинут Иокасте на шею, и она будет ступать, волоча за собой длинный красный след, а потом обмотает ею и голову сына, застилая ему глаза кровавой пеленой.
Нить – еще и выход из лабиринта судьбы, из которого, правда, не выйдет никто. Герои, как слепые, ощупывают её чуткими пальцами, но не считывают знаков, не могут найти путь во тьме (тема ослепления возникает в спектакле задолго до финала – и даже до появления Тиресия). Наконец, нить снова напоминает о том, что мы смотрим «детектив», неуловимо, но явственно отсылая к нитке, которой следователь связывает улики на пробковой доске. Здесь она соединяет людей, замешанных в преступлении, но никак не помогает Эдипу выстроить из них единое непротиворечивое целое.
Впрочем, он ли ведет следствие? Нет, над этим городом царит не беспокойный Эдип, а так и не побежденный Сфинкс в исполнении Светланы Шпак. «Кто ходит утром на четырёх ногах, днём — на двух, а вечером — на трёх?» – этот звонкий рефрен – и эпиграф к спектаклю, и первые слова, которые в нём прозвучат. Их повторяет полуобнаженная красавица с гривой непокорных волос и фанатически горящими глазами. Этот Сфинкс напоминает сразу всех чудовищ греческой мифологии. Это и горгона Медуза, уже обратившая окружающих в камень и разыгрывающая трагедию среди статуй. И Мойра, что опутывает сцену, да и саму себя той самой бесконечной красной нитью. И Сирена, издающая пронзительно-тоскливые, завораживающие крики над замершими людьми. Актриса очень выразительно играет получеловека-полузверя – это существо пугает и притягивает. От зверя здесь – вкрадчивая пластика хищника, безумный огонёк в широко поставленных глазах, блестящие зубки, которые она обнажает в совершенно нечеловеческом смехе (так, подрагивая губами, действительно «смеются» животные – кто видел, узнаёт). И в то же время оно разумно, это создание, более того – оно знает всё бывшее, настоящее и будущее и как будто забавляется, наблюдая за терзаниями людей, а порой и режиссируя события. Это подчеркивает сдержанное, но выразительное цветовое решение: лица фиванцев выбелены, белой пылью припорошены волосы и одежда – и на их фоне еще ярче теплый тон кожи Сфинкса, рыжие кудри, алые когти-пальцы и всё та же багряная нить судьбы, опутавшая гибкое тело вместо одежды (художник по костюмам – Наталья Кузнецова). Все люди в спектакле словно покрыты патиной от времени, и лишь это существо выглядит по-настоящему живым. Дева-Сфинкс существует в реальном измерении, а люди – загробные тени.
Мы не сразу понимаем, что ищет следователь-Сфинкс. Разгадка преступления ей давно ведома – она заходится хохотом на словах Эдипа: «я буду мстить [за Лаия], как за отца». И всё же она то и дело вытаскивает одного из героев на «лобное место». Лицом к лицу со зрителем, в прямом луче холодного света, как на допросе, каждый человек приносит своё «чистосердечное признание». В эти моменты полной исповедальности стихотворная речь уступает прозе. Мы видим живые, полные боли глаза на набеленных лицах. Герои словно спускаются с котурнов и мучительно, глядя в глаза зрителю, восстанавливают момент, когда они попытались нарушить ход судьбы – и стали звеньями в цепи преступлений. Сфинкс выслушивает их – то с напряженной серьезностью, то со смехом, но каждый раз – очень внимательно, пытливо вглядываясь им в лица. С каждым у нее свои отношения. Нервный, издёрганный Тиресий в исполнении Арсения Бородина припадает к ней как бы в поисках милосердия – кому, как не прорицателю, быть накоротке с Судьбой. Но он, с его попытками найти компромисс между совестью и велением богов, вызывает у неё лишь злорадство. Совсем молодой Креонт (Артём Осадчий), напротив, пытается ей сопротивляться, но Сфинкс откровенно управляет им, как куклой, заставляя вступить в противоборство с Эдипом. Иокасту Сфинкс изначально своими руками выводит на сцену и относится к ней почти покровительственно. Анна Бухарская играет царицу, не привыкшую сомневаться в своих решениях и своей исключительности. У нее ухватки опытной театральной примы, копна роскошных волос, гордая посадка головы. С Эдипом она сразу общается по-матерински снисходительно. Ей в спектакле отдана самая жуткая и пронзительная исповедь – о ненависти к мужу и о просьбе, обращенной к богам: спасти ее младенца-сына любой ценой. «Любой ценой?» – уточняет посерьезневший Сфинкс. «Любой ценой» – жестко отвечает Иокаста. Актриса играет мучительное и страшное прозрение – неподвижным становится взгляд, каменеет лицо. Перед вторжением Судьбы тяжело клонится гордо поднятая прежде голова – и вот уже Сфинкс почти ласковым движением накидывает ей на шею нить-удавку, и она в последний раз прижимает к себе сына (примечательно, что и Эдип, и Иокаста здесь карают себя, по сути, чужими руками).
Эдип Владислава Алтайского, безусловно, мог бы быть сыном такой Иокасты: та же подчеркнутая стать, благородные черты лица – и тем контрастнее всё возрастающая нервозность Эдипа, резкость его движений, острый и беспокойный взгляд. Эдип почти не выделен среди героев внешне, только мизансценически – его место всегда во главе стола. Когда он общается с одним из дейтерагонистов, остальные персонажи превращаются в свиту, безымянных фиванцев. Они не выполняют впрямую роли Хора, но иллюстрируют или метафорически иинтерпретируют происходящее: так, в момент наивысшего ослепления Эдипа, когда он готов отдать приказ невинно убить Креонта, фиванцы ладонями закрывают себе глаза. Последний монолог - рассказ о своём преступлении – актёр ведет со сдержанной силой. И всё же финал отдан не ему.
«Преступление!» – выносит приговор Сфинкс в конце каждого монолога-исповеди. Но финальное признание – и в этом главная, может быть, находка спектакля – делает сам Сфинкс. Маска безумия вдруг становится живым человеческим лицом. Более того, лицом сострадательным. Именно в его уста вложена знаменитая реплика Хора: «Люди, люди, о смертный род! Жизнь людская, увы, ничто! ...О злосчастный Эдип! Твой рок ныне уразумев, скажу: нет на свете счастливых». Из года в год, из века в век, говорит Сфинкс, он наблюдает за этими беспомощными преступными существами, за их страстями – и не может распутать нить следствия, разгадать их загадку: почему они продолжают изо всех своих жалких сил бросать судьбе вызов?..
©Ольга Гурфова, 2025