Артём вошёл на кухню с тем деловым и слегка отстранённым видом, с каким он обычно объявлял о принятых без моего участия решениях. «Машину завтра отдам в сервис», «На дачу в эти выходные не поедем, маме надо помочь», «Мы покупаем этот диван, он мне нравится». Я мыла посуду, глядя в окно на потемневшее осеннее небо, и по спине пробежал холодок. Этот визит был не про сервис и не про диван.
Он сел за стол, отодвинул в сторону мою чашку и положил перед собой телефон, будто готовясь к важному совещанию.
— Слушай, тут такое дело, — начал он, избегая моего взгляда. — Мы с мамой поговорили. И решили.
Я вытерла руки полотенцем, не поворачиваясь. Ждала.
— Родителям совсем тяжело в их возрасте в старом доме. Печное отопление, туалет на улице, ступеньки крутые. Папа споткнулся на днях, хорошо, что не упал. Мама чуть не плачет.
Я молча кивнула. Проблема была реальной, но я знала, что за ней последует. У Артёма и его матери все проблемы имели только одно, идеальное с их точки зрения, решение. И это решение всегда как-то касалось меня.
— Так вот, — Артём кашлянул в кулак. — Мы переезжаем в твою квартиру к родителям.
Воздух на кухне застыл. Моя квартира. Трёшка в тихом центре, доставшаяся мне от бабушки. Мой личный, последний, неприкосновенный плацдарм. Туда я сбегала, когда становилось невмоготу в нашей с Артёмом ипотечной однушке на окраине, где каждый угол напоминал о свекрови, потому что именно она выбирала обои, мебель и расставляла по полочкам мои вещи. Моя квартира была моим воздухом. Моим запасным выходом.
— Ты сможешь снять что-то подешевле, — закончил он фразу, наконец посмотрев на меня. В его глазах читалась не просьба, а констатация факта. Приговор, который оставалось только выслушать.
Я медленно повернулась к нему. В ушах шумело.
— Что? — выдавила я, надеясь, что ослышалась.
— Не делай из этого трагедию, Лера. Это логично. Твоя квартира пустует, мы за неё платим. Мои родители стареют, им нужна помощь. Ты же не хочешь, чтобы с отцом что-то случилось? Это временно. Год, максимум два. Пока мы не сделаем ремонт в их доме.
«Мы». Это «мы» всегда означало «я и мама». Я в это «мы» не входила. Я была ресурсом.
— Ты сейчас серьёзно? — голос мой дрогнул, но внутри что-то затвердело. Лёд. — Ты решил, без моего согласия, что мы выселим моих квартирантов, сами куда-то переедем, а твои родители займут мою квартиру?
— Не выселим, а просто не продлим договор. Он ведь через месяц заканчивается. А ты снимешь что-нибудь маленькое, уютное. Сэкономишь. Давай без истерик, хорошо? Мама сказала, что ты всё поймёшь. Ты же у нас умница.
«Мама сказала». Эти два слова были ключом ко всему. Вероника Петровна, генерал в юбке, которая управляла жизнью своего сына, а теперь решила прибрать к рукам и мою.
Истерики не случилось. Случилось нечто иное. Та самая ледяная глыба внутри начала расти, вытесняя страх, неуверенность и ту самую жертвенность, которую во мне годами культивировали.
— Нет, — сказала я тихо, но очень чётко.
Артём поморщился, будто услышал неприличное слово.
— В смысле «нет»? Лера, будь взрослой. Это для семьи!
— Нет, — повторила я уже громче, глядя ему прямо в глаза. — Я не буду снимать «что-то подешевле». И твои родители не получат мою квартиру.
Он откинулся на спинку стула, изучающе меня разглядывая. Такой реакции он явно не ожидал. Обычно после небольшого сопротивления я сдавалась. Уставала бороться.
— Ты понимаешь, что это эгоизм? Чистой воды эгоизм! — его голос зазвенел. — Я предлагаю решение проблемы моих родителей! Наших родителей, между прочим!
— Эгоизм — это решать за другого человека, что ему делать со своим имуществом, не спросив его мнения, — парировала я. Внутри творилось что-то невообразимое. Я не просто злилась. Я… проснулась.
— Оно уже не совсем твоё, не забывай! Мы в браке! — вспылил он.
— Квартира была моей до брака и оформлена на меня. Она не является совместно нажитым имуществом. Юридически ты не имеешь на неё никаких прав. — Я сама удивилась, откуда во мне взялась эта юридическая подкованность. Видимо, подсознание давно готовилось к этой битве.
Артём покраснел. Он ненавидел, когда ему противоречили, а уж когда приводили железные аргументы — тем более.
— Вот как? Уже и законы изучила? Готовилась к разводу, да?
— Готовилась к тому, чтобы меня не загнали в угол, — ответила я. — Обсуждение окончено. Моя квартира не для переезда. Ищите другой вариант.
Он встал, с грохотом задвинув стул.
— Хорошо. Отлично. Буду искать. Но учти, Лера, если ты сейчас проявишь такую чёрствость, то потом, когда тебе самой что-то понадобится, не надейся на помощь моей семьи.
Он вышел, хлопнув дверью. Я осталась стоять посреди кухни, вся дрожа, но с чувством, которого не испытывала давно — с чувством собственного достоинства.
Война была объявлена. И главным полем боя стала моя квартира.
На следующий день, как я и предполагала, в нашу однушку явилась Вероника Петровна. Она вошла, не снимая пальто, и устроилась на диване, словно на троне.
— Лариса, дорогая, Артём мне всё рассказал. Я понимаю, тебе жаль расставаться с квартирой. Ты её, наверное, как память о бабушке бережёшь. Но, милая, мы же семья. Мы должны помогать друг другу. А не цепляться за кирпичи и бетон.
Я молчала, готовя чай. Тактика молчания выводила её из себя лучше любых аргументов.
— Представь, каково это — в их годы таскать дрова, воду? Мороз, а у них окна старые, дует. Ты хочешь, чтобы они заболели? — она сделала трагическое лицо.
— Я хочу, чтобы ваш сын, их зять, предложил какое-то иное решение, кроме как отобрать у жены её жильё, — спокойно сказала я, ставя перед ней чашку.
— Отобрать! Какое грубое слово! Мы же не навсегда. Это временная мера.
— Временная мера на год-два, в течение которых я буду платить за чужое жильё, лишившись дохода от аренды. Вероника Петровна, это экономически невыгодно. Более того, это несправедливо.
— Справедливость… — фыркнула она. — Ты живёшь в достатке, а старики в нищете. Вот она, справедливость по-твоему.
Это была неправда. Дом у родителей Артёма был скромным, но крепким. Земельный участок большой. Они не были нищими. Они были… удобными. Ими было удобно манипулировать, чтобы добиться своего.
Мой отказ она восприняла как личное оскорбление. Артём ходил мрачнее тучи. Наступила неделя ледяного молчания. Я была готова к осаде, но не была готова к их следующему ходу.
Через неделю Артём вернулся домой с странным, торжествующим видом.
— Встречайте! Я нашёл решение, которое всех устроит!
Я смотрела на него, не веря своему слуху.
— Мы не будем тебя выселять. Мы все будем жить вместе! В твоей трёшке! — объявил он, сияя. — Родители займут большую комнату, мы с тобой — вторую, а в третьей будет гостиная. Комфортно, все вместе, и ты приглядишь за стариками. Идеально!
В глазах потемнело. Это было не решение. Это был кошмар. Жить под одной крышей с Вероникой Петровной, которая уже в гостях чувствовала себя хозяйкой? Лишиться последнего личного пространства? Стать сиделкой и прислугой в собственном доме?
— Ты с ума сошёл, — прошептала я.
— Это гениально! — не слыша меня, продолжал он. — Мама в восторге! Говорит, наконец-то будем одной семьёй. И тебе не придётся снимать что-то подешевле!
Эти слова прозвучали как приговор. «Не придётся снимать что-то подешевле». Значит, я должна буду согласиться на жизнь, которая окажется для меня самой дешёвой, самой унизительной и невыносимой из всех возможных опций.
В тот вечер я не спала. Я сидела у окна и смотрела на огни города. Я вспоминала себя пять лет назад — весёлую, уверенную в себе девушку, которая влюбилась в красивого, немного самоуверенного парня. Куда она делась? Её постепенно съела эта семья с их «логичными» решениями, с их манипуляциями и чувством вины. Меня приучили, что мои желания — это эгоизм, а их требования — забота о семье.
Но сейчас, глядя на спящий город, я увидела не свою квартиру как объект спора. Я увидела себя. Себя, которая согласилась на ипотечную кабалу вдали от центра, лишь бы угодить. Себя, которая молча сносила едкие замечания свекрови о своей карьере. Себя, которая позволила стереть свою личность в угоду мифическому «семейному благополучию».
Квартира была не причиной войны. Она была последним рубежом. Символом всего, что у меня осталось. И я поняла, что сдавать его нельзя.
Утром я сделала три вещи. Позвонила квартирантам и предложила им продлить договор ещё на год, но уже по повышенной, рыночной ставке. Они, к моему удивлению, легко согласились. Затем я вызвала мастера и заказала установку новой, усиленной металлической двери и современных замков с броненакладками. И наконец, я пошла к лучшему риелтору в городе.
Риелтор, энергичная женщина по имени Ольга, выслушала мою историю, не проронив ни слова.
— Вы хотите продать? — уточнила она, когда я закончила.
— Я хочу знать, сколько она стоит. И какие у меня есть варианты. Быстро.
Пока я вела свою тихую подготовку, Артём и Вероника Петровна уже праздновали победу. Они звонили родственникам, рассказывая о нашем скором «воссоединении». Свекровь даже начала присматривать обои для «своей» комнаты.
Решающая битва произошла в субботу. Артём, сияя, вручил мне папку.
— Всё готово! Договор с квартирантами расторгаем. Завтра едем смотреть новую мебель для родителей.
Я взяла папку и, не открывая, положила её на стол.
— Никакого переезда не будет, Артём.
Его улыбка медленно сползла с лица.
— Лера, мы же всё решили.
— Решили вы с мамой. Без меня. Я не согласна.
— Ты опять за своё! — он вспылил. — Что тебе не нравится в новом плане? Тебе же не надо снимать жильё! Мы все будем вместе!
— Этот план ужасен. Я не хочу жить с твоими родителями. Я не хочу быть сиделкой в собственном доме. Я не хочу, чтобы Вероника Петровна устанавливала там свои правила. Я не хочу этой жизни.
— Хочешь — не хочешь… Иногда надо делать то, что надо! — крикнул он.
— А я больше не хочу делать «то, что надо». Только то, что хочу я.
В этот момент в комнату вошла Вероника Петровна. Видимо, она подслушивала у двери.
— Лариса, ты ведёшь себя как избалованный ребёнок! Артём старается для семьи, а ты ему палки в колёса ставишь!
Я посмотрела на неё, потом на своего мужа. Двух людей, которые видели во мне не личность, а функцию. Удобную жену, покорную невестку, источник ресурсов.
— Всё, что я хочу сказать, я скажу Артёму, — твёрдо произнесла я. — Наедине.
Свекровь фыркнула и с театральным вздохом вышла, хлопнув дверью.
Артём смотрел на меня с ненавистью.
— Ну? Говори свою очередную глупость.
Я глубоко вдохнула. Это был момент истины.
— Я не поеду в мою квартиру. И ты не поедешь. И твои родители — тем более. Но если ты хочешь помочь им, у меня есть другое предложение.
Он насторожился.
— Мы продаём эту однушку, — я указала рукой вокруг. — Твоя мама так ею восторгалась, когда мы её покупали. На вырученные деньги ты можешь сделать капитальный ремонт в доме твоих родителей. Или купить им небольшую квартиру в городе. Рядом с нами. Рядом с тобой.
Артём остолбенел. Он явно не ожидал такого поворота.
— Продать… нашу квартиру? Но это же наш дом!
— А моя квартира — не мой дом? — мягко спросила я. — Ты легко предлагал мне его отдать. Почему твой дом неприкосновенен, а мой — нет?
— Это ипотека! Мы её вместе платили! — выкрикнул он.
— Именно. Мы её платили. Значит, и вырученные деньги — наши общие. Мы можем направить их на помощь твоим родителям. Это будет по-настоящему справедливо. И по-взрослому.
Он молчал, переваривая. Его мозг явно отказывался воспринимать такую логику. В его картине мира жертвовать должна была я. Только я.
— Это бред! — Артём заходил по кухне. — Мама никогда не согласится!
— При чём здесь мама? — удивилась я. — Это наша с тобой квартира. Наше общее решение. Или мы можем решать только то, что касается моего имущества?
Он остановился, сжав кулаки. Я впервые видела его таким растерянным. Все его козыри — «логика», «справедливость», «забота о семье» — внезапно обернулись против него.
— Ты что, хочешь оставить нас без крыши над головой? — сменил он тактику.
— Я предлагаю альтернативу. Ты помогаешь родителям за счёт своего жилья, а не моего. И мы снимаем квартиру. Вместе. Или... — я сделала паузу, глядя ему прямо в глаза, — не вместе.
Он замер.
— Ты что, это... о раздуде думаешь?
— Я думаю о том, что за пять лет брака ты ни разу не спросил, чего хочу я. Ты только сообщал мне, что мы будем делать. Сейчас я сообщаю тебе: я не отдам свою квартиру. Точка.
Той ночью Артём ушёл к родителям. Наступила неделя тяжёлого молчания. Я использовала это время. Подписала новый договор с квартирантами, получила первый платёж. Деньги на карте стали не просто суммой — они стали подтверждением моей правоты.
Через десять дней он вернулся. Похудевший, помятый.
— Мама согласна, — сказал он, не глядя на меня.
Я не понимала.
— На что согласна?
— На продажу этой квартиры. На ремонт в их доме.
Это было неожиданно. Я приготовилась к долгой войне, а капитуляция наступила так внезапно.
— Почему? — не удержалась я.
Он сел, сгорбившись.
— Потому что я сказал, что иначе мы разведёмся. И ты выставишь её сына на улицу. Без прав на твоё жильё. Без половины этой квартиры, потому что ипотеку платил в основном я.
В его голосе не было ни злобы, ни упрёка. Только усталость.
— И она выбрала ремонт в доме вместо развода сына? — уточнила я.
Он кивнул.
— Она сказала: «Хоть какая-то польза от этой бракоразводной каши будет».
Вот так. Даже в капитуляции она нашла способ меня унизить.
Продажа квартиры заняла три месяца. Три месяца нервных разговоров с риелторами, просмотров и торга с покупателями. Мы с Артёмом жили как соседи, пересекаясь только для решения практических вопросов.
Когда деньги от продажи легли на счёт, мы сели за разговор.
— Я нашёл студию недалеко от работы, — сказал он. — Снимать.
Я смотрела на него и понимала — тот самоуверенный мужчина, который когда-то объявил мне о переезде в мою квартиру, исчез. Передо мной был просто уставший человек, которого мама отправила жить «подешевле».
— Артём... — начала я.
— Не надо, Лера. Ты была права. Во всём. — Он поднял на меня глаза. — Я годами жил по указке, думая, что это правильно. Что так и должно быть. А оказалось... — он махнул рукой.
Мы развелись тихо, без скандалов. Он переехал в свою студию. Часть денег от продажи ушла на капитальный ремонт в доме его родителей. Говорят, Вероника Петровна всем рассказывает, какой у неё заботливый сын, который не пожалел для них своего жилья.
Иногда я прихожу в свою трёшку. Забрала её у квартирантов. Стою посреди гостиной, смотрю на родные стены, на паркет, который когда-то выбирала с бабушкой. И дышу. Просто дышу полной грудью.
Недавно встретила бывшего мужа в городе. Он шёл с девушкой. Держался за её руку и что-то живо рассказывал. Увидел меня, смутился, кивнул. А я подумала, что его новая «подешевле» жизнь, возможно, стала для него дороже всей нашей предыдущей, «правильной» жизни.
Я повернулась и пошла к себе домой. В свою квартиру. Которую не отдала.
Конец.