Площадь Санта-Мария-Новелла проводила меня сквозь дымку утреннего тумана, окутавшего купол Брунеллески.
Флоренция осталась позади вместе с её размеренным ритмом и аристократической сдержанностью.
И вот состав набирает скорость.
За окном что-то меняется — сначала неуловимо, потом все явственнее.
Незаметно, между одним вздохом и другим, между Римом и следующей станцией, Италия словно расправляет плечи. Холмы, что провожали меня от самой Флоренции — покладистые, уютные, укрытые виноградниками и кипарисами — вдруг взмывают ввысь и отступают к самому краю видимости. Они больше не обнимают дорогу, они царствуют где-то на горизонте, величественные и немного отстранённые.
А перед ними расстилается равнина — pianura — зелёная, щедрая, бескрайняя. Я еду на Юг впервые в жизни.
Поезд задержался во Флоренции. Потом застрял в Риме — какие-то технические неполадки, объявления по громкоговорителю, нервные взгляды пассажиров на часы. Но теперь он несётся так, будто хочет наверстать все потерянные минуты. И хочется крикнуть машинисту: "Помедленнее! Дай разглядеть эти горы, дай понять, где именно заканчивается Север и начинается тот самый Юг, о котором так много говорят".
Неаполь. Сорренто. Помпеи.
Эти слова звучали в моей жизни сотни раз — в книгах, в рассказах друзей, в фильмах. Но между "слышать" и "увидеть" лежит целая пропасть. И вот я на краю этой пропасти, в поезде, который летит через Кампанию, словно стрела.
За окном мелькают станции с непривычными названиями. Где-то вдалеке угадывается море — ещё не видное, но уже ощутимое в самом воздухе, в том, как меняется свет. Поезд убаюкивает монотонным стуком колёс, и я ловлю себя на мысли, что он словно говорит со мной: "Успеешь ещё. Всё разглядишь. Всё вдохнёшь".
Но я не хочу ждать. Я хочу сейчас — впитать этот первый взгляд на Юг, понять его ритм, его дыхание. Потому что Неаполь — город необычный. Это граница между двумя Италиями: той, размеренной и элегантной, что живёт севернее, и той — бурлящей, противоречивой, громкой — что начинается здесь, у подножия Везувия.
Я знаю, что через час-полтора меня встретят узкие улицы Спакканаполи, где бельё сушится над головами туристов, где воздух пахнет кофе и жареной пастой, где кричат торговцы и поют радиоприёмники. Где за каждым углом — церковь эпохи барокко, а за каждой церковью — античные руины. Где живут почти три миллиона человек, и каждый чувствует себя наследником Партенопы — мифической сирены, что дала городу его древнее имя.
Я знаю про Помпеи, застывшие в пепле одного августовского дня 79 года. Про Сорренто, откуда возвращаться не хочется никогда. Про лимончелло, которое здесь пьют не как туристический аттракцион, а как часть жизни. Про Везувий, который дремлет.
Но всё это пока только слова. Картинки. Чужие воспоминания.
Поезд летит дальше. Горы приближаются. Свет становится другим — более резким и пронзительным. И я понимаю: ещё несколько минут — и Италия, которую я знала, останется позади. Впереди — другая страна в той же стране. Другой язык в том же языке. Другое время, где прошлое не прячется в музеях, а живёт на улицах, в жестах, в том, как здесь пекут хлеб и поют песни.
Успею ли я её понять за несколько дней? Вряд ли. Но разве в этом дело? Некоторые места не нужно понимать до конца. Их нужно прожить — всей кожей, всеми чувствами. Позволить им войти в тебя и остаться навсегда.
Поезд замедляет ход. Вдали показывается залив — ослепительно синий, окружённый горами. И я знаю: всё, что будет дальше, изменит меня. Потому что Неаполь не просто смотрят. Им дышат.