Сквозь матовое стекло процедурного кабинета пробивался мартовский свет. Я, старшая медсестра областной больницы, просматривала список новых сотрудников после распределения. Одно имя зацепило взгляд: Дарья Сергеевна Волкова. Двадцать два года, медицинское училище с отличием.
— Простите, можно? — раздался негромкий голос от двери.
На пороге стояла хрупкая девушка с тёмной косой до пояса и огромными серыми глазами. В белом халате она казалась ещё моложе.
— Даша? Проходи, не стесняйся.
Так в нашем отделении появилась она.
Первые недели Даша работала тихо, почти незаметно. Приходила раньше всех, уходила позже. Никогда не жаловалась, не сплетничала в курилке, не пила чай в ординаторской. Просто делала свою работу.
А потом начались разговоры.
— Татьяна Ивановна, вы знаете, что творится? — прошептала мне процедурная сестра Людмила, оглядываясь по сторонам. — К этой Дашке уже очередь выстраивается! Пациенты специально просят, чтобы именно она укол делала.
— И что в этом странного? Девочка аккуратная, руки лёгкие.
— Лёгкие! — фыркнула Людмила. — Да у неё вообще что-то не то! Старик Петров из седьмой палаты говорит, что после её капельницы у него колено перестало болеть. Колено, Татьяна Ивановна! А капельница была от давления!
Я тогда отмахнулась. Больничные суеверия — дело обычное. Но слухи множились.
Бабушка из хирургии клялась, что после Дашиного укола у неё прошла многолетняя мигрень. Мужчина с третьего этажа утверждал, что девушка просто приложила руки к его спине — и радикулит отступил.
— Белая колдунья, — шипели в коридорах. — Ведьма она, вот кто.
Однажды я застала Дашу в ординаторской. Она сидела у окна, обхватив руками чашку с остывшим чаем, и смотрела в никуда.
— Не обращай внимания, — сказала я, присаживаясь рядом. — Люди всегда боятся того, чего не понимают.
Даша медленно повернула ко мне лицо. В её глазах была такая усталость, какой не бывает в двадцать два.
— Моя бабушка тоже умела, — тихо произнесла она. — Руками. Боль забирать, жар снимать. Она говорила, что это не магия, не колдовство. Просто дар. Как музыкальный слух или способность к языкам. Только редкий.
— И она передала его тебе?
— Перед смертью позвала меня. Взяла за руки и сказала: "Дашенька, у тебя есть то же самое, что у меня. Только пообещай — никогда не использовать во зло. Ни за деньги, ни из мести, ни из гордыни. Только помогать. Слышишь?" — Даша сжала пальцы на чашке. — Я обещала.
Галина Фёдоровна, заведующая нашим отделением, относилась к Даше с плохо скрываемым раздражением. Высокая, статная, с безупречной укладкой и холодными голубыми глазами, она была воплощением медицинской бюрократии. Для неё существовали только протоколы, инструкции и субординация.
— Что за цирк развели? — бросила она однажды на утренней планёрке. — Пациенты теперь выбирают, кто им будет делать инъекции? Это больница, а не салон красоты!
— Галина Фёдоровна, люди просто доверяют...
— Молчать! — Заведующая стукнула ладонью по столу. — Я не потерплю никаких знахарских штучек в моём отделении. Один шаг влево — и Волкова вылетит отсюда так быстро, что не успеет халат снять.
Этот шаг случился через месяц.
Пациент поступил ночью. Инфаркт, тяжёлый. Дежурная бригада сделала всё возможное, но к утру его не стало. Рутинная больничная трагедия.
Только на следующий день Галина Фёдоровна вызвала Дашу в кабинет.
— Это вы дежурили той ночью? Вы делали инъекцию Морозову?
— Да, я делала укол обезболивающего, но состояние было критическое, кардиолог...
— Значит, вы признаёте свою вину?
— Какую вину? — Даша побледнела. — Я действовала строго по назначению врача!
— Сейчас начнётся проверка. И я лично прослежу, чтобы вашу "чудодейственную" практику изучили как следует. Возможно, вы своими магическими манипуляциями и доконали человека.
Это было абсурдно. Это было чудовищно несправедливо. Но махина больничного расследования уже запустилась.
Две недели кошмара. Комиссии, допросы, экспертизы. Даша ходила как тень, с потухшими глазами. Галина Фёдоровна торжествовала — наконец-то она избавится от этой выскочки, которая смела затмить её собственный авторитет.
Спас ситуацию Владимир Аркадьевич Соколов, влиятельный бизнесмен, которого Даша когда-то выходила после тяжелейшей пневмонии. Узнав о деле, он поднял свои связи. Экспертиза подтвердила: смерть наступила от острой сердечной недостаточности, действия медперсонала были безупречны. Более того, выяснилось, что в карте были ошибки, допущенные дежурным врачом.
Дашу оправдали. Врача наказали выговором.
Но в день оглашения результатов девушка положила заявление об увольнении на стол Галины Фёдоровны.
— Я не могу работать там, где мне не верят, — сказала она тихо. — Где предают.
И ушла.
Пятнадцать лет пролетели незаметно. Я давно уже на пенсии, больница осталась в прошлом. Осталась и Галина Фёдоровна — она тоже вышла на заслуженный отдых, правда, по состоянию здоровья.
О Даше я иногда слышала обрывки разговоров. Говорили, что она занимается целительством где-то на окраине города. Что к ней едут люди со всей области и даже из других регионов. Что она помогает там, где официальная медицина разводит руками.
А потом я встретила её саму.
Это случилось в городском сквере. Я сидела на лавочке, грелась на майском солнце, когда услышала:
— Татьяна Ивановна?
Передо мной стояла женщина лет тридцати семи, в простом льняном платье. Косы уже не было — волосы собраны в низкий пучок. Но глаза. Те же серые, глубокие глаза.
— Даша! Дашенька!
Мы проговорили два часа. Она рассказывала, как училась у знахарок, как изучала старинные травники, как постепенно к ней начали приходить люди. Без рекламы, без вывесок — просто по сарафанному радио.
— А знаешь, кто был у меня на прошлой неделе? — Даша улыбнулась странной улыбкой. — Галина Фёдоровна.
Я опешила.
— Наша заведующая?
— Она самая. Только не наша уже и не заведующая. Пришла совсем плохая, сама на себя не похожа. Болезнь суставов, врачи ничего не могут. Еле ходит, от боли согнулась. Сначала не узнала меня — я же изменилась. А потом поняла. И заплакала.
— И ты... ты ей помогла?
— Конечно, помогла. — Даша посмотрела на меня с удивлением. — Я же обещала бабушке. Только во благо. Для всех. И ей тоже стало легче. Приходит теперь каждую неделю.
Я молчала, переваривая услышанное.
— Знаешь, что интересно? — продолжила Даша. — За эти годы у меня побывали почти все из нашего старого отделения. Людмила с её мигренями. Анна Петровна с сердцем. Даже главврач приезжал. Все те, кто шептался за спиной, кто звал ведьмой. Жизнь странная штука, правда?
— Правда, — эхом отозвалась я.
Даша вдруг внимательно посмотрела на меня.
— Танечка, а у вас язва желудка. Давняя, лет пять-семь. Обострилась недавно?
Я похолодела. Никто не знал. Даже дети.
— Откуда...
— Чувствую, — просто ответила она. — Приходите ко мне. Я помогу. Без волшебства, без мистики. Просто руки, тепло и вера. Иногда этого достаточно.
Я ходила к Дарье Павловне — теперь именно так её все называли — три месяца. Она действительно помогла. Язва зарубцевалась, боли ушли. Врачи удивлялись, но я не стала ничего объяснять.
Иногда в её небольшом кабинете, где пахло травами и тишиной, я видела в углу старую фотографию. Пожилая женщина с добрыми глазами и длинными косами обнимала маленькую девочку.
— Это бабушка? — спросила я однажды.
— Она, — кивнула Даша. — Она всегда со мной. И я помню своё обещание.
В тот день, уходя, я обернулась на пороге. Даша стояла у окна, и весенний свет золотил её лицо. В этом свете она не казалась ни колдуньей, ни ведьмой, ни целительницей.
Она была просто человеком, который умел помогать.
И это было настоящим чудом.