Глава 1
Глава 12
— Только бы успеть! Только бы успеть! — повторял участковый, выжимая всё из своей видавшей виды «Нивы». Мотор ревел, словно раненый зверь, готовясь выплюнуть душу, но Алексей игнорировал его стоны. Он мчался к тому самому обрыву, где началась эта череда странностей, связанных с Машей и её детьми.
Филиппов сам не знал почему, но сердце подсказывало ему, что ехать надо именно туда. Было в этом месте что-то такое, что притягивало к себе, как магнит, — нечто тёмное и необъяснимое, словно сама природа пыталась намекнуть на скрытую угрозу.
Двигатель машины уже готов был закипеть, когда Филиппов, свернув с разбитой колеи, вырулил на узкую, заросшую посадку деревьев, закрывающую собой край обрыва. Небо над деревней тем временем заволокло тяжёлыми, свинцовыми тучами. Они должны были вот-вот разразиться грозовым дождём, но всё выжидали чего-то, затаив дыхание. Было темно, как поздним вечером, перед самым закатом солнца, хотя часы показывали только вторую половину дня. Мрачная, гнетущая атмосфера сгущалась, предвещая бурю.
Возле самой посадки участковый увидел притаившийся среди деревьев автомобиль — старую, полуразваленную «десятку». Двигатель её был заглушен, двери открыты нараспашку, словно покидающие машину люди очень сильно торопились, забыв обо всём.
Филиппов дал по тормозам. Машина с рывком остановилась, чуть не воткнувшись в землю. Его сердце забилось с утроенной силой. Он знал — он приехал вовремя.
Участковый пулей вылетел из машины и, не раздумывая, помчался к краю обрыва, туда, где, как он предчувствовал, его ждали ответы на все его вопросы. Там, на фоне свинцового неба, он увидел четыре фигуры: две большие и две маленькие. Подойдя ближе, он мог различить мужскую фигуру в короткой чёрной курточке и кепке — это был Игнат, именно в этой одежде он сбежал из изолятора.
Рядом вторая фигура под плащом, скрывающим её с головы до пят, была явно женской. Плащ был тёмным, почти сливающимся с тенями деревьев.
«Жива! — первая мысль, что пронзила сознание участкового. — Вера жива!». Он не ожидал увидеть её вновь. Он видел тогда своими глазами, как пропасть под оврагом поглотила её.
Но она была здесь и держала детей за руки, подталкивая их к самому краю обрыва. Маленькие фигурки Егора и Даши казались такими беззащитными на фоне бушующей природы.
— Стойте, где стоите! — закричал Филиппов, остановившись в пяти метрах от Игната.
Женщина обернулась на крик. Там, под капюшоном, Филиппов увидел её лицо. Это была не Вера. Это была… Маша. Его сердце, казалось, остановилось. В голове полицейского будто завращались шестерёнки, складывая картину из разрозненных пазлов: Маша, сбежавшая из психушки, помогла Игнату бежать из изолятора, они забрали детей, вырубив бабушку, которая, видимо, не хотела их отдавать. Они привезли их сюда, на этот чёртов обрыв. Но зачем? Какой чудовищный замысел руководил ими?
В этот момент Филиппов почувствовал, как его сбивают с ног. Воспользовавшись замешательством участкового, Игнат набросился на него и повалил на землю. Началась яростная борьба. Они катались по земле и острым камням, толкая друг друга, пытаясь вырваться из захвата. Филиппов чувствовал удары, боль, но не сдавался. Он знал, что на кону жизни детей. Наконец, собрав последние силы, он смог приподнять жилистое тело Игната и с оглушительным треском грохнуть его со всей силы о землю. Игнат обмяк, потеряв сознание.
Филиппов поднялся, отряхивая пыль и грязь с одежды. Он посмотрел на Машу, которая, стояла, пошатываясь, явно расстроена и напугана тем, что участковый вышел победителем из этой схватки. В её глазах читалась смесь страха, ярости и какого-то нечеловеческого отчаяния.
— Зачем, Маша? Зачем?! — задал вопрос полицейский, глядя женщине прямо в глаза. Его голос звучал глухо, словно он не мог поверить в происходящее. — Зачем ты помогаешь ему? Я вообще тебя не понимаю!
— Это всё они! — она кивнула в сторону детей, которых всё ещё крепко держала за руки. Егор и Даша стояли, прижавшись к ней, их маленькие лица были бледны от страха, глаза широко раскрыты. — Они — причина наших бед! Пока их не было, у нас всё было хорошо. Была любовь, была страсть! Я хочу вернуть всё это! — и она, словно в подтверждение своих слов, подтолкнула детей ещё ближе к краю обрыва. Их крошечные ножки уже почти свисали над пропастью. — А потом мы уедем, и ты нас никогда не увидишь.
Алексей стоял, не смея пошевелиться. Он не верил своим ушам. Он впервые видел мать, которая между своими детьми и мужчиной выбрала НЕ ДЕТЕЙ. В его сознании это было настолько противоестественно, настолько чудовищно, что он не мог найти этому объяснения.
— Это не твои слова, Маша! — всё ещё пытался убедить он Марию, чувствуя, как время ускользает. — Это он тебе нашептывает на ушко. Кормит тебя какой-то дрянью, от которой ты сходишь с ума. Не слушай его, Маша!
Филиппов смотрел на неё. Только сейчас он понял, что все его слова, его попытки достучаться до неё, были бесполезны. Она не воспринимала его. Она всё ещё любила Игната. Она всегда его любила. Всё это время, что бы ни происходило. Она уйдёт с Игнатом. Он её не остановит и уже не спасёт. Этот человек, которого он считал врагом, завладел её разумом полностью. И тогда он принял единственно возможное решение: он должен спасти хотя бы детей.
— Я прошу тебя, Филиппов! — почти плакала Маша, её голос дрожал, но в нём не было ни капли сомнения. Ноги детей уже практически висели над пропастью. — Я знаю, что ты желаешь мне счастья. Дай мне покончить с прошлым и уйти.
Алексей понял, что под «прошлым» Мария подразумевала детей. Она хотела покончить с ними, избавиться от этой ноши, и уйти в закат со своим возлюбленным, к их новой, якобы счастливой жизни. Но он не мог этого допустить. Его инстинкты, его долг, его человечность — всё кричало против этого.
— Я дам тебе уйти, обещаю, — отвечал ей Филиппов, медленно, очень медленно приближаясь. Его глаза не отрывались от детских лиц. — Только отдай мне детей.
Он протянул руки, надеясь, что Мария, наконец, передаст ему маленькие ручки замерших от страха Егора и Даши. Он видел, как они дрожат, как сжимаются под её хваткой.
— Я отпущу тебя, — продолжал участковый успокаивающим тоном, стараясь не выдавать своего волнения. — Я отпущу твоего Игната. Просто оставь мне детей. Клянусь, ты о них больше ничего не услышишь. Никогда.
Руки участкового были уже в нескольких сантиметрах от детских ручек. Он чувствовал исходящее от них дрожание. Ещё чуть-чуть, и он схватится за них и потянет детишек к себе, подальше от края, подальше от этой бездны, от этих чудовищ. И пусть их сумасшедшие родители валят на все четыре стороны. Ему было плевать, что он упустит двух социально-опасных «психов». Для него сейчас главным было спасти жизни маленьких детей. Его руки всё ближе. Он уже чувствует тепло детских ладоней, предвкушая спасение.
И в тот миг, когда Филиппов уже почти держал в своих руках их маленькие ручки, он услышал бешеный рёв у себя за спиной — как будто кто-то из преисподней открыл рядом с ним портал и хочет забрать его с собой. В следующий момент он почувствовал, как железные объятия очнувшегося и набросившегося на него, словно взбесившийся зверь, Игната сжимают его шею, пытаясь сломать его позвонки. Он уже слышал их тихий, пугающий хруст, как будто ломались сухие ветки под его ногами.
Филиппов знал, что люди психически неуравновешенные в момент приступов обладают нечеловеческой силой, но никогда не знал, что эта сила настолько взрывная, настолько первобытная. Казалось, Игнат был одержим демонами, которые толкали его на безумные поступки.
Участковый собрал остатки своей энергии, былой ловкости, и, вспомнив приёмы самообороны, которым его учили ещё в армии, ужом выскользнул из захвата Игната. В следующий момент, когда Игнат, ошарашенный, пытался понять, что произошло, Филиппов оказался у него за спиной. Одной рукой он схватил его за шею, другой заломил ему руку так, что тот превратился в послушную марионетку, и, стиснув зубы, повёл его к обрыву.
Видя, что полицейский вот-вот столкнёт её суженого с горы, Маша, словно очнувшись от наваждения, рванулась, чтобы помочь ему. Ей пришлось отпустить детей, которые стояли как вкопанные между опасным обрывом и дерущимися взрослыми. Их маленькие лица были искажены ужасом.
В этой суете, в этом хаосе борьбы, взгляд Филиппова встретился с глазами маленькой Даши. Он быстро мотнул головой в сторону, намекая Даше, что нужно делать — бежать, уводить брата. Та, словно поняв всё без слов, кивнула в ответ. И, что было силы, оттолкнула своего брата Егорку в сторону, подальше от края, сама же упала на него, прикрывая собой.
В следующий момент Филиппов отпустил Игната. Тот резко развернулся, оттолкнувшись от земли, и столкнулся со спешившей ему на помощь Машей. Удар был настолько сильный, что хрупкая, лёгкая Маша отлетела в сторону, ударившись о землю. Игнат, потеряв равновесие, оступился: камни под ним разъехались в стороны, и нога его сползла ближе к самому обрыву.
Игнат упёрся в камень второй ногой, но тот, казалось, решил поиграть с ним, и перевернулся под его весом. Мужчина медленно пополз вниз, постепенно теряя равновесие. Казалось, что какая-то невидимая, зловещая сила затягивает Игната в этот бездонный обрыв. Его глаза встретились с глазами Филиппова. Алексей почувствовал мимолётный порыв помочь человеку, вытащить его, протянуть руку. Но он понимал, что Игнат, находясь в таком состоянии, наверняка потянет его за собой, и они оба погибнут. Ему оставалось только наблюдать, как Игнат, вцепившись в последние камешки, медленно, но верно уходит в бездну.
— Нет, Игнат! Нет! — участковый услышал крики Маши, которая, увидев, что происходит, хотела броситься на помощь к своему мужу, но не успела этого сделать.
Она подбежала к самому краю обрыва, посмотрела вниз, в зияющую пустоту, и разразилась такими горькими, душераздирающими слезами, что казалось, сам ветер затих, внимая её скорби.
В голове Филиппова как будто боролись два человека. Один, суровый и беспощадный, корил его за то, что он не спас человека, проявил слабость, позволил ему погибнуть. А второй, зловещий и соблазнительный, будто поощрял: «Его больше нет! Маша теперь твоя, и всё у вас будет хорошо! Вы сможете начать новую жизнь!».
Едва эти мысли, подобно ядовитым змеям, промелькнули в голове Филиппова, как Маша посмотрела на него и словно прочитала их. В её глазах было всё: дикая злоба, сожаление, бездонное отчаяние и страх. Филиппов даже не успел ничего сделать, ничего сказать. Она просто шагнула вниз и полетела в бездну, вслед за человеком, которого она любила и ненавидела, боялась и боготворила.
Филиппов бросился вперёд, чтобы удержать Марию, схватить её за руку, за плащ, за что угодно, но было уже слишком поздно. Её силуэт, словно птица, сорвавшаяся с ветки, стремительно исчез в тумане, окутавшем бездну. Он остался там, на краю этого жестокого обрыва, который только что забрал родителей Даши и Егора прямо у них на глазах.
В тот же миг небо разразилось грозой, и первые крупные капли дождя забарабанили по земле, смывая следы борьбы и человеческого безумия.
***
Прошло уже больше года с того трагического дня, когда Даша и Егорка в одночасье лишились своих родителей. Этот год был наполнен болью, непониманием и попытками смириться с необъяснимым. Но жизнь, как бы это ни было тяжело, продолжалась. Бабушка детей, Лидия Ивановна, делала всё, чтобы детишки не чувствовали себя сиротами. Она оформила над ними опекунство, окружила их заботой и любовью, стараясь заполнить ту пустоту, что образовалась в их маленьких жизнях.
И, конечно, был добрый дядя Лёша. Он приезжал почти каждый день, когда работа позволяла. Алексей теперь трудился в охранном агентстве. Сменный график — смена, а затем два дня отдыха — позволял ему проводить эти драгоценные дни «со своими» детьми. Да, именно так он их и называл — мои дети! Возможно, именно поэтому со вторыми половинками у него как-то не клеилось. На первом же свидании с женщинами он шутил, что он завидный жених с «двумя прицепчиками». Кому такой нужен?
Почти год дядю Лёшу таскали по судам. Падение и гибель четы, Игната и Маши, в конце концов, было охарактеризовано как несчастный случай. Но, несмотря на это, из органов Филиппова всё-таки «попросили».
Но, правды ради, Филиппов даже не расстроился. Его новая работа, пусть и менее престижная, не только берегла ему нервы, но и позволяла больше времени уделять Даше и Егорке. Он чувствовал себя в неоплатном долгу перед ними. За то, что не смог уберечь их мать, за то, что не стал для неё мужем, а для них — настоящим отцом.
Он часто приходил к ним, играл с ними, помогал бабушке Лиде с домашними делами. Он видел, как дети постепенно оживают, как в их глазах снова появляется блеск. Он смотрел на их счастливые, хоть и немного задумчивые лица, и знал — это его путь. Путь, который начался на том проклятом обрыве, но который теперь вёл к исцелению. Он не стал для них отцом в привычном смысле слова, но он стал для них тем, кто был рядом, кто защищал, кто любил. И, возможно, это именно то, что им было нужно.
Конец.
Надеюсь, скрытую суть в сюжете все поняли?
Спасибо за ваши комментарии ❤️