Найти в Дзене
Апстории

Корни: охотничьи, родовые... и багульниковые. История с озера Вад.

Помню, как осень пахла дымком и промозглой сыростью. Десять лет назад, кажется. Меня позвали на утиную охоту — на болота у озера Вад, что под Кэмдином (Ухтинский район, знаете такие места). Собрался с приятелем, Михаилом Перваковым. Выдвинулись поздно, под вечер — быт, как водится, не отпускал. Путь до охотничьей избы — не прогулка: семь километров а то и все десять по узкой тропе. А тропа та — сплошь корни, словно спруты под ногами, переплетенные в темной жиже болотины. Шли, спотыкались, сапоги хлюпали. Приползли затемно, выжатые, как тряпки. В избе — духота, свет от налобных фонариков, да пар от котла. За столом — местные. Братья Могилевичи:Сергей, Андрей, Евгений, Михаил. И он — Алексей Адольфович. Тогда еще не друг закадычный, но с той осени... крепко сдружились. Ждали нас. На столе — дичь, шулюм из утки густой, да "горячительные напитки разного калибра" (охотничья классика!). Сели, отдышались, с дороги перекусили... Ну а дальше — моя очередь. Все ж знают — где я, там и тосты. При


Помню, как осень пахла дымком и промозглой сыростью. Десять лет назад, кажется. Меня позвали на утиную охоту — на болота у озера Вад, что под Кэмдином (Ухтинский район, знаете такие места). Собрался с приятелем, Михаилом Перваковым. Выдвинулись поздно, под вечер — быт, как водится, не отпускал. Путь до охотничьей избы — не прогулка: семь километров а то и все десять по узкой тропе. А тропа та — сплошь корни, словно спруты под ногами, переплетенные в темной жиже болотины. Шли, спотыкались, сапоги хлюпали. Приползли затемно, выжатые, как тряпки.

В избе — духота, свет от налобных фонариков, да пар от котла. За столом — местные. Братья Могилевичи:Сергей, Андрей, Евгений, Михаил. И он — Алексей Адольфович. Тогда еще не друг закадычный, но с той осени... крепко сдружились. Ждали нас. На столе — дичь, шулюм из утки густой, да "горячительные напитки разного калибра" (охотничья классика!). Сели, отдышались, с дороги перекусили... Ну а дальше — моя очередь. Все ж знают — где я, там и тосты. Привычка, с Грузии привезенная. Разошёлся...

И вот, поднимаю я серьезный тост. За корни.За родовые, за те, что в землю уходят, за предков... Говорил долго, с жаром (детали опустим, суть важна). Закончил, как водится:
— *За наши корни!*
Тишина. И тут — голос Алексея Адольфовича, искренний, с легким недоумением:
- Нет за этот тост чарку не подниму!....
Все затихли с полным вопросами ,повисшим ввоздухе ожидании дальнейшего разворота событий.
— Да задолбали эти корни! Идти невозможно — только спотыкаешься!
...
Молчание. А потом — взрыв. Смех стоял такой, что, кажется, тряслись стены избы. Остановить его было невозможно! Алексей — про тропные корни в болоте. Я — про родовые. Так и родилась легенда — "История про корни". Та самая, что потом у костров еще не раз вспоминалась.

Наутро обратная дорога — легче. День, солнце сквозь тучи, болота уже не казались такими злыми. Шли не спеша. И вот тогда, среди кочек и клюквы, я увидел его — багульник. Кустики, припорошенные первым инеем, с темно-зелеными, кожистыми листьями. И запах... Тот самый. Горький, смолистый, пьянящий. Набил им карманы куртки доверху — будто уносил с собой дух этого места, его "корни".Первый раз осознанно вдохнул эту дикую горечь — и запомнил навсегда.

А утки? Ах да, охота... Ни одна, к счастью, в тот раз не пострадала.Зато привезли мы с Вада кое-что ценнее дичи: смех, который греет до сих пор, крепкую дружбу с Алексеем Адольфовичем, и... запах багульника.Вот вам и "корни" — болотные, охотничьи, багульниковые. Самые прочные.

Озера
3391 интересуется