«Никакого треска костей я не слышала. Я сжимала голову девочки и лишь чувствовала, как мои пальцы погружаются всё глубже и глубже», — Мария Фикачкова об убийствах, которые она совершала, с удивительным хладнокровием.
Девочка из малообеспеченной семьи.
Мария родилась в 1936 году в небольшом городке Сушице в Чехословакии. Ее отец, немец по национальности, был алкоголиком. С детства девочка слышала его обвинения в адрес чехов, которые, по его мнению, были причиной бедственного положения семьи.
Неизвестно, что происходило в душе Марии. Она хорошо училась, всегда была опрятной, исполнительной и усердной. Но дома царили нервозность и ненависть. Отец часто пил, устраивал скандалы и бил родных. Больной брат, Карэл, пытался во всем подражать отцу и самоутверждался за счет унижения сестры.
Алкоголизм — это болезнь, которая разрушает семьи. Начавшись однажды, она не оставляет шансов на спокойную жизнь. Сначала пьянство можно скрывать, но со временем оно становится очевидным для всех. В начале 50-х годов доктора Шмидлова уволили, а вскоре он скончался.
Скандалы, побои и ненависть к окружающему миру привели к тому, что семья потеряла все деньги. О высшем образовании для Марии не могло быть и речи. В 1955 году она с отличием окончила Медицинскую школу в Клатове. Вскоре она вышла замуж, оставила мать и брата, сменила фамилию и, казалось, окончательно избавилась от немецкого прошлого.
Никто и не подозревал, что за фасадом заботливой женщины скрывается нечто ужасное.
Тихая медсестра
Зимой 1955 года Фикачкова устроилась медсестрой в детский отдел районного Национального медицинского центра в Сушице. Коллеги и знакомые говорили, что ей нравилась работа и новая жизнь. Ее брак был бездетным, но, судя по всему, счастливым. Через год после этого умерла ее мать, и Фикачкова взяла к себе брата.
В октябре 1957 года Марию перевели в акушерское отделение. Она сопротивлялась, но ей пообещали повышение до старшей медсестры. Пришлось согласиться. Мария не умела отказывать начальству, властям и приказам.
Стремление быть лучшей, успешной, просто хорошей зародилось в детстве Марии Шмидловой. Похвала взрослых была для нее единственным светлым моментом в нищей и трудной жизни. Все остальное — страх, побои, скандалы, крики — она терпеть не могла.
Смертью в те годы было сложно кого-то удивить, в том числе детской. Полиомиелит и другие заболевания, названия которых вызывали тревогу, уносили жизни как малышей, так и новорожденных. Оформление справок и свидетельств происходило непрерывно. Диагнозы и слова были стандартными. Главное, чтобы не было скандала. Нужно было все сделать тихо, почти по-семейному.
Мария всегда отлично выполняет свои обязанности. Это стало ее привычкой с детства. Аккуратность и любовь к медицине — ее врожденные качества. Но детский плач вызывает у нее раздражение. Порой это невыносимо. Однако Фикачкова справляется, и делает это хорошо.
Марию считают одной из лучших детских медсестер. Завотделением Ладислав Гавранек говорит, что у нее «новорожденные всегда в порядке». «Она очень ловкая и добросовестная в своей работе», — добавляет он.
Конечно, Ладислав не был крестным отцом детей Марии, но он принимал роды, выхаживал малышей и иногда фиксировал их уход из жизни. Это сближает и накладывает определенную ответственность.
В акушерском отделении произошел инцидент.
23 февраля 1960 года в роддоме во время смены Фикачковой умерли две новорожденные девочки: одной было всего пять недель, другой — 20 часов от роду. В те времена гибель младенцев была обычным явлением: полиомиелит уносил множество жизней, и врачи часто не считали нужным проводить вскрытие.
Дедом одной из девочек был народный депутат, член городского Совета Франтишек Рыбачек. Он настоял на вскрытии тела. После этого нужно было установить причину смерти Проссеровой. Оба заключения срочно отправили в прокуратуру. Дежурный следователь и двое оперативников приехали в районный медицинский центр уже вечером.
Переломы маленькой Ханны и травмы второго младенца не были похожи на признаки полиомиелита. Вместо обычных медицинских процедур начались допросы. Все были взволнованы, но поведение Марии Фикачковой вызвало у сотрудников Общественной Безопасности наибольшее подозрение.
Через несколько дней Фикачкову вызвали в городской отдел полиции. Следователь Адам Кремлик запомнил допрос от 27 февраля 1960 года на всю жизнь. Он длился шесть часов, и результатом стало признание в серии убийств. Сначала подозреваемая держалась холодно и надменно. Но вскоре нервозность начала проявляться вместе с ложью, сменившей спокойное отрицание. Ужасное покаяние завершило процесс морального кризиса.
10 жертв?
Любовь к медицине, аккуратность и ответственность не гарантируют любовь к детям. Мария Шмидлова ненавидела детей. Больной брат каждый день издевался над ней. Эта ненависть и сформировала ее личность. А их плач выводил из себя холодную и надменную медицинскую сестру.
Работа в детском отделении районной больницы нравилась ей, несмотря на все трудности. Даже с капризными пациентами она могла находить общий язык. Но перевод в акушерское отделение стал для нее настоящим испытанием. Особенно первые месяцы. Постоянный шум и крики сводили с ума. Ей казалось, что внутри черепной коробки сверлят острые иглы.
Фикачкова призналась: малышки, погибшие в 1960-м, были не первыми жертвами. На ее совести по меньшей мере 10 жизней, оборвавшихся на заре. Некоторые имена медсестра запомнила, но большинство навсегда кануло в Лету.
Мария не сразу объяснила свои мотивы. Сначала она говорила, что ненависть к малышам ей внушил отец. Но позже призналась: детский плач ее раздражал. Обычно медсестра сдерживалась, но во время месячных не могла совладать с яростью. Она начинала бить детей.
На синяки никто не обращал внимания. Все думали, что это последствия неопытности молодых мам.
Фикачкова не ограничивалась побоями: она быстро поняла, что самый надежный способ заставить ребенка замолчать — это убить его. «Я знала, что младенец перестанет плакать, если умрет. Как-то одна девочка закричала, и я ударила ее четыре раза по голове», — призналась Мария полицейским.
Следователи изучили медицинские документы и выяснили, что новорожденные умирали во время дежурства Фикачковой и раньше. Однако против Марии не было никаких улик, кроме ее признания. Врачи даже не зафиксировали факт травм. В результате Фикачковой предъявили обвинение только в двух последних убийствах.
Восемь других убийств списали на полиомиелит. Вероятно, опасались беспорядков или чего-то еще. Тем более что это были земли, ранее принадлежавшие судетским немцам. Последствия могли быть непредсказуемыми. Суд перенесли в город Клатовы, который находится по другую сторону Шумавского леса.
Председатель суда Яромир Феркеле предпринял беспрецедентные меры по защите подсудимой. Весь Пльзенский край жаждал расправы над Фикачковой. При входе в зал заседаний обыскивали каждого. От защитника до свидетелей, от потерпевших до двух журналистов, что по решению местных властей и с разрешения суда освещали процесс.
По городу мгновенно распространились слухи. Журналисты окрестили Марию «величайшим серийным убийцей нашего времени». Жители Сушице шептались о том, что медсестра втыкала иголки в головы и глаза новорождённых. Горожане были убеждены, что все младенцы, умершие за три года, стали жертвами Фикачковой.
Марию приговорили к смертной казни. Приговор был быстрым: судья объявил, что девушку повесят. Казнь состоялась 13 апреля 1961 года в пражской тюрьме Панкрац.
Любитель мертвых женщин. «Дело Вацлава Мразека»
Анатолий Сливко - убийца пионеров.
