Ключ в замочной скважине провернулся с таким скрежетом, будто сопротивлялся. Дверь распахнулась — и Ольга замерла на пороге. Пол в прихожей был усыпан осколками. Мелкими, крупными, они хрустели под подошвами, как первый лёд. Запах чужого табака и пролитого вина бил в нос. На стене криво висела фотография их свадьбы — рамка треснула по диагонали, будто кто-то специально ударил по ней кулаком.
— Что здесь произошло? — прошептала Ольга, но голос её дрогнул и сорвался на визг. — Андрей! Иди сюда! Немедленно!
Муж протиснулся мимо неё, волоча за собой чемодан, и тоже застыл. Его лицо медленно наливалось краской — сначала розовой, потом кирпичной, потом багровой.
— Твоя маменька... — начал он глухо. — Твоя дорогая маменька с сестрицей...
— Погоди! — Ольга шагнула в гостиную и ахнула.
Шторы — те самые, бежевые, с вышивкой, которые она выбирала целый месяц — провисали лохмотьями. Внизу чернели подпалины, будто кто-то тушил о ткань сигареты. Диван был завален пустыми бутылками и окурками, на полу валялись чьи-то туфли на каблуках, мужская рубашка, пакеты из-под чипсов. Телевизор работал, показывая какое-то ток-шоу на полной громкости. А на стене, там, где ещё неделю назад висели обои в мелкий цветочек, зияли рваные дыры — обои содрали целыми полосами, обнажив серый бетон.
— Это не может быть правдой, — Ольга прижала ладони к вискам. — Мама обещала... Она клялась, что просто посидит дома, покормит кота...
— Покормит кота?! — взорвался Андрей. — Да тут, похоже, целая свора людей гуляла!
Он прошёл на кухню, и оттуда донеслось такое рычание, что Ольга вздрогнула.
— Иди сюда! Немедленно сюда!
Кухня превратилась в поле битвы. Раковина... Боже, раковина была расколота надвое. Из трещины сочилась вода, заливая столешницу и капая на пол. Шкафы распахнуты настежь, посуда — вся, до последней тарелки — валялась грудой осколков в углу. Холодильник открыт, внутри пусто, если не считать засохшей корки сыра и пустых полок. На плите — кастрюля с чем-то подгоревшим, настолько пригоревшим, что дно покрылось чёрной коркой.
— Я им двину, — ровным голосом произнёс Андрей. — Клянусь, я их собственными руками...
— Не надо, — Ольга села на табуретку, которая каким-то чудом уцелела. — Не надо. Я сама... Я сама с ними поговорю.
— Поговоришь?! — он развернулся к ней, и в его глазах плясали чёртики. — Семь дней! Мы оставили их присмотреть за домом на семь дней! А они устроили здесь... Притон какой-то!
Телефон в кармане Ольги завибрировал. Она машинально достала его — сообщение от матери. «Милая, мы уехали вчера. Забыли тебе написать. Целую. Мама».
— Забыли написать, — Ольга медленно перечитала сообщение вслух. — Забыли.
Андрей выхватил у неё телефон, прочитал и швырнул его на стол так, что экран треснул.
— Всё! Хватит! Я больше не хочу видеть твою родню! Никогда! Ни твою мать, ни эту... Лариску твою!
— Она не Лариска, а Лариса, — слабо возразила Ольга, но сама понимала, что сейчас это не важно.
— Мне плевать! — рявкнул Андрей. — Они не переступят больше порог этого дома! Слышишь? Пусть катятся к чертям собачьим!
Ольга молчала. В горле стоял ком, глаза щипало от слёз, но она сдерживалась. Потому что он прав. Потому что мать действительно обещала просто пожить тихо-мирно, покормить кота Мурзика, полить цветы. А вместо этого...
Неделю назад, когда они собирались на юг, мать приехала с огромной сумкой и лучезарной улыбкой.
— Доченька, не переживай! — она расцеловала Ольгу в обе щеки. — Всё будет в лучшем виде. За домом присмотрю, кота покормлю, за цветами присмотрю.
— Мама, только, пожалуйста, никаких гостей, — попросила Ольга, глядя ей в глаза. — Просто отдохни, посмотри сериалы, почитай книги. Хорошо?
— Да что ты, солнышко! Какие гости! Я же не школьница! — мать махнула рукой, но взгляд её скользнул в сторону.
Лариса приехала на следующий день после их отъезда. Младшая сестра Ольги, тридцатипятилетняя инфантильная особа, которая так и не вышла замуж, не родила детей и жила одним днём. Работала в салоне красоты, красила кому-то ногти и считала себя свободной художницей жизни.
— Мам, привет! — она ввалилась в квартиру с бутылкой шампанского и коробкой конфет. — Ну что, посидим по-человечески? А то Олька со своим занудой всегда всё контролирует.
Мать хихикнула.
— Да ладно тебе. Андрей хороший мужик. Просто... строгий немного.
— Строгий? Он параноик! — Лариса скинула туфли и плюхнулась на диван. — Помнишь, как он орал на меня в прошлый раз за то, что я кружку немытую оставила?
— Ну, он за чистотой следит...
— За чистотой! — Лариса фыркнула. — Мам, мы же одни! Давай оторвёмся! Сколько можно жить по указке?
Мать посмотрела на дочь, потом на бутылку шампанского, потом снова на дочь. И кивнула.
— Ладно. Но только чуть-чуть. И никого не зовём!
Лариса ухмыльнулась.
Первый вечер прошёл тихо. Они выпили шампанского, посмотрели комедию, посплетничали о соседях. Мать даже подумала, что, может, зря она всегда такая тихоня. Может, правда стоит иногда расслабиться?
На второй день Лариса привела подругу. Светку. Шумную, громкую, с ярко-рыжими волосами и хриплым смехом.
— Мам, это Светка! Мы вместе работаем. Я ей про квартиру рассказала, она говорит: дай посмотрю, какая у твоей сестры берлога!
Мать нахмурилась.
— Лариса, мы же договаривались...
— Да ладно, ма! Одна подружка! Что такого?
Светка прошла по квартире, цокая языком.
— Вау, круто! А у меня однушка-хрущоба. Тут можно классно потусить!
— Светка, тише, — одёрнула её Лариса, но сама уже улыбалась.
К вечеру подтянулись ещё двое — какой-то парень в кожаной куртке и девушка в леггинсах. Они принесли ящик пива, водку и закуски. Музыка загремела так, что задрожали стёкла в серванте... Нет, просто громко заиграла музыка.
Мать сидела на кухне, пила чай и пыталась не думать о том, что творится в гостиной. Но когда кто-то из гостей уронил вазу, и она с грохотом разбилась, мать всё-таки вышла.
— Лариса! Что здесь происходит?!
— Мам, расслабься! — дочь обняла её за плечи. — Ну повеселимся немного! Оля не узнает!
— Но...
— Мам, давай с нами! — Светка протянула ей рюмку. — Не будь букой!
И мать... Мать взяла рюмку. Потому что устала быть букой. Потому что хотела хоть раз в жизни почувствовать себя молодой и беззаботной.
К полуночи квартира гудела, как растревоженный улей. Музыка долбила по ушам, кто-то визжал на кухне, кто-то танцевал, сметая всё на своём пути. Мать уже не помнила, сколько выпила. Голова кружилась, ноги заплетались, но на душе было легко и весело. Когда ещё ей выпадет такой шанс? В шестьдесят два года она имела право хоть раз оторваться!
— Галина Петровна, давайте ещё! — Светка плеснула ей водки в стакан. — За молодость души!
— За молодость! — подхватила Лариса и чокнулась с матерью так, что жидкость расплескалась на скатерть.
Парень в кожанке — его звали Артём, кажется, или Антон — тем временем пытался открыть очередную бутылку штопором прямо над раковиной. Пробка не поддавалась. Он нажал сильнее, штопор соскользнул, и бутылка с грохотом упала прямо на край керамической раковины. Та треснула с противным хрустом.
— Ой, — протянул Артём и расхохотался. — Простите, тётя Галя! Я нечаянно!
Мать махнула рукой.
— Подумаешь! Заклеим!
Лариса хихикнула, хотя внутри что-то екнуло. Но она отмахнулась от тревожной мысли — потом разберутся. Потом.
На третий день в квартире не осталось ни грамма еды. Всё съели, всё выпили. Холодильник зиял пустотой. Шкафы тоже. Даже кот Мурзик обиженно мяукал, потому что ему забыли насыпать корм.
— Лариска, а что мы Ольге скажем? — мать протрезвела ненадолго и оглядела квартиру. Осколки на полу, пятна на диване, подпалины на шторах. — Господи, что же мы натворили...
— Мам, не психуй! — Лариса красила ногти прямо на журнальном столике, и лак капал на полированную поверхность. — Уберём всё. Отмоем. Олька ничего не заметит!
— Но раковина...
— Скажем, сама треснула! От старости! Мам, не бери в голову. Мы же не специально.
Но убирать никто не стал. Вечером снова пришли гости — уже другие. Друзья Артёма, подруги Светки. Кто-то включил караоке на полную громкость, и соседи начали стучать в стену. Мать пыталась усадить всех за стол, накормить хоть чем-то, но еды не было. Тогда кто-то предложил заказать пиццу. Заказали. Съели прямо из коробок, а коробки побросали на пол.
К пятому дню обои в гостиной начали отваливаться. Кто-то из гостей, пьяный в стельку, зацепился за край полотна и потянул. Обои поехали вниз длинной полосой, обнажив серую стену. Все захохотали. А потом кто-то сказал: «А давайте все сорвём! Прикольно же!» И начали срывать. Мать сначала пыталась остановить их, но потом рассмеялась вместе со всеми. Какая разница? Уже всё равно всё испорчено.
Шторы подпалили случайно. Кто-то курил у окна, пепел упал на ткань — и вспыхнуло. Лариса успела залить водой, но низ штор обуглился, превратился в чёрные лохмотья.
— Мам, не переживай, — успокаивала она, хотя сама уже начинала трезветь и понимать масштаб катастрофы. — Мы ей новые купим. Красивые такие.
— На какие деньги? — мать сидела на диване, обхватив голову руками. — У меня пенсия копеечная, у тебя зарплата еле-еле...
— Разберёмся, — отмахнулась Лариса, но голос её звучал неуверенно.
Посуду разбили в последнюю ночь. Светка устроила истерику из-за того, что её бросил парень. Она швыряла тарелки в стену, визжала, плакала. Все пытались её успокоить, но она только разошлась сильнее. Чашки, бокалы, блюдца — всё полетело на пол. Мать стояла в углу кухни и беззвучно плакала. Лариса обняла её за плечи.
— Прости, мам. Прости. Я не хотела... Я думала, просто немного повеселимся.
— Что мы скажем Ольге? — мать всхлипнула. — Она нас убьёт. Андрей нас точно убьёт.
— Скажем... — Лариса судорожно соображала. — Скажем, что грабители залезли! Ограбили квартиру!
— Дура ты, — устало сказала мать. — Дура. И я дура. Старая дура, которая повелась на твои уговоры.
Утром они собрали вещи и уехали. Даже не попытались убрать. Просто сбежали, как воры. Мать написала Ольге короткое сообщение: «Милая, мы уехали вчера. Забыли тебе написать. Целую. Мама».
И теперь, стоя посреди разгромленной квартиры, Ольга чувствовала, как внутри неё всё холодеет. Обида, злость, разочарование — всё смешалось в тугой ком.
— Они даже не извинились, — прошептала она. — Даже не попытались объяснить.
Андрей молча доставал телефон. Его пальцы дрожали, когда он набирал номер.
— Что ты делаешь? — спросила Ольга.
— Звоню твоей матери. Пусть приезжает. Немедленно. И пусть всё восстанавливает. Каждую вещь. Каждый осколок.
— Андрей, подожди...
— Нет! — он развернулся к ней, и в его взгляде была такая ярость, что Ольга отшатнулась. — Хватит их покрывать! Хватит оправдывать! Твоя наглая маманя с сестрицей неделю пожили, а дел натворили! Вот пусть теперь сами всё расхлёбывают!
Гудки в трубке. Один, второй, третий. Потом щелчок, и голос матери, неестественно бодрый:
— Андрюша, здравствуй! Как отдохнули?
— Приезжайте, — процедил он сквозь зубы. — Сейчас же. Обе. И захватите деньги. Много денег.
Молчание. Потом виноватый вздох:
— Андрюша, что случилось?
— Приезжайте — увидите.
Он бросил трубку. Ольга опустилась на пол прямо посреди осколков и закрыла лицо руками. Впереди был скандал. Большой, громкий, страшный. И она понятия не имела, как всё это закончится.
Мать с Ларисой появились через час. Вошли тихо, виноватые, с опущенными головами. Галина Петровна сжимала в руках потрёпанную сумочку, Лариса нервно теребила ремешок своей яркой курточки.
— Оленька, доченька... — начала мать, но осеклась, встретив взгляд дочери.
Ольга молча стояла посреди прихожей, скрестив руки на груди. Андрей прислонился к стене, его лицо было непроницаемым, но скулы ходили ходуном.
— Проходите, — холодно сказал он. — Полюбуйтесь на свои подвиги.
Они прошли в гостиную. Галина Петровна ахнула и прижала руку ко рту. Лариса побледнела.
— Мы... мы не думали, что так получится, — пролепетала она. — Правда! Просто хотели немного...
— Немного? — голос Ольги был тихим, но в нём слышалась злость. — Немного повеселиться? Мама, ты обещала мне. Клялась. А ты, Лариса, в свои тридцать пять лет ведёшь себя, как безответственная девчонка!
— Оль, ну не кипятись, — Лариса попыталась улыбнуться, но улыбка вышла кривой. — Мы всё исправим! Купим новую посуду, новые шторы...
— На какие деньги? — Андрей оттолкнулся от стены и шагнул к ним. — Раковина стоит тридцать тысяч. Обои — двадцать. Шторы — пятнадцать. Посуда — ещё десять. Это не считая уборки и ремонта. Итого около ста тысяч. У вас есть сто тысяч?
Молчание. Галина Петровна опустилась на край дивана и заплакала.
— Я пенсионерка, Андрей. У меня таких денег нет...
— Вот и я о том же! — он ударил кулаком по стене. — Значит, платить будем мы! За ваше веселье! За вашу безответственность!
— Андрей, хватит, — Ольга положила ему руку на плечо. — Они поняли.
Он посмотрел на неё, в его глазах читалось недоумение.
— Ты их защищаешь? После всего этого?
— Нет. Я просто... устала. — Ольга повернулась к матери и сестре. — Мама, вы с Ларисой будете приходить сюда каждый день после работы. Будете убирать, отмывать, выносить мусор. Будете копить деньги — по две тысячи в месяц от каждой — и отдавать нам, пока не вернёте всю сумму. Это займёт года два, не меньше. И пока вы не вернёте всё до копейки, в этот дом вы войдёте только для уборки. Никаких семейных ужинов, никаких праздников. Поняли?
Лариса всхлипнула. Мать кивнула, вытирая слёзы.
— Поняли, доченька. Мы всё исправим. Честное слово.
— Слов мне не надо, — отрезала Ольга. — Надоели ваши слова. Нужны дела.
Андрей молча обнял жену за плечи. Впервые за этот ужасный день она почувствовала, что не одна. Что они справятся. Вдвоём.
Галина Петровна с Ларисой ушли через полчаса, унося с собой первые мешки мусора. Их спины были сгорбленными, походка тяжёлой.
Ольга закрыла за ними дверь и прислонилась к ней спиной. Квартира выглядела как поле боя, но теперь это было их поле боя. И они отвоюют его обратно. Медленно, шаг за шагом.
— Думаешь, они исправятся? — спросил Андрей.
— Не знаю, — честно ответила Ольга. — Но теперь это их проблема. Мы дали им шанс. Последний.
Он кивнул и пошёл на кухню — варить чай в единственной уцелевшей кружке. А Ольга стояла посреди прихожей и думала о том, что доверие — это хрупкая вещь. Разбить его легко. Склеить — почти невозможно. Но можно попытаться. Хотя бы попытаться.