Вениамина все звали просто Веник. Был он невысок ростом, разговорчивый, домовитый и жадноватый. Женился он в конце восьмидесятых, на Светлане. Жили они в старой неблагоустроенной квартире с печным отоплением. По вечерам пили чай на кухне, за столом с выцветшей клеёнкой, и слушали, Веник разговаривал, рассказывая о последних новостях. Светлана равнодушно кивала. Она преподавала английский, была востребована, ей предлагали за границу ехать, как переводчику, но она была беременна, планировала родить и поехать туда работать, с детьми, на зарплату Веника точно им не выжить.
Светлана родила в 1991 году второго ребенка, да и стала брать подработки, с младенцем на руках, Вениамин с детьми не помогал. Так что она оставляла детей маме, и уже дважды слетала в качестве переводчика.
Вениамину было все равно, он рассуждал:
— Знаешь, Света, жизнь, в сущности, проста: родиться, поработать, посадить дерево. И чтобы тебя вспоминали без укора, без обвинений.
Светлана слушала его, улыбаясь уголками губ, но глаза её были где-то далеко, жить в стране, где все рушится, она не хотела.
Как-то раз весной, когда с крыш капало особенно назойливо, она сказала:
— Веник, а ведь можно жить иначе, заработать, купить дом или нормальную квартиру, а не эту, с печкой.
— А нам что, плохо? Комнаты большие, потолки высокие.
— Хочется цивилизации, водопровода и нормального отопления, — вздохнула она.
Светлана на работе познакомилась с американцем, преподавателем, приехавшим в Россию, звали его Джон.
Знакомство переросло в нечто большее, чем просто общение, и Светлана сказала Венику прямо, без обиняков:
— Я уезжаю, Вениамин, с Джоном в Америку.
Он молчал долго, смотрел на неё, будто видел впервые, потом спросил:
— Ты уверена? Там же всё чужое.
— Там другая жизнь, Джона люблю, да и детям там лучше, может, печку топить не надо будет.
Веник остался один. Он по-прежнему ходил на работу в институт, где проекты теперь стали никому не нужны, и коллеги тихо спи.ва.лись в своих кабинетах, пропуская стаканчик-другой за крушением собственной значимости, кто-то торговал, а кто-то и уехал..
Он не пил, сидел в своём кресле и смотрел в окно. Акация за окном зеленела, сбрасывала листья, покрывалась инеем. Жизнь, которую он считал такой простой, оказалась сложной и необъяснимой. По Свете он особо не скучал, по детям тоже.
Прошел год, на работу Вениамину дозвонилась Света
— Вениамин, нам нужно расторгнуть брак. Начинай оформлять документы запиши, куда сходить и к кому, тебе помогут. Я пришлю тебе вызов и билет в оба конца, оплачу тебе проживание. Ты приедешь, подпишешь бумаги, сходишь со мной, чтобы развестись, и улетишь обратно.
Он молчал.
— Ты меня слышишь? — переспросила она.
— Слышу, — сказал он. — Хорошо, приеду.
Самолёт был похож на огромную белую птицу. Веник сидел у иллюминатора и смотрел, как земля уходит вниз, превращаясь в игрушечную карту. Он никогда не летал, было страшно и необычно. Сосед, румяный мужчина, пытался с ним заговорить.
— Первый раз?
- Первый, — кивал Веник.
— А я по делам, бизнес. Там, знаешь, жизнь кипит: деньги, возможности.
— Да? А работать там не пробовали? Ручками?
Сосед не понял шутки, нахмурился и отстранился.
Америка встретила его ослепительным солнцем, всё было чистым, гладким, чужим. Светлана сильно изменилась: похудела, коротко подстриглась, была в джинсах и рубашке.
— Вениамин, — сказала она, и в её голосе прозвучала деловая вежливость. — Как полёт? Устал? Джон ждёт нас в машине.
Джон оказался таким, каким и был на фотографиях — улыбчивым, крепким. Он пожал Венику руку, помог погрузить чемодан в багажник большого автомобиля. Ехали молча, Веник смотрел в окно на проплывающие дома с зелёными лужайками.
— Красиво, — сказал он наконец, чтобы прервать тягостное молчание.
— Да, дети уже нормально обосновались, друзья у них появились, учатся.
Вечером они сидели за ужином. Ели цыплёнка с чем-то зелёным. Разговор не клеился.
— Как дела в России? — вежливо спросил Джон.
— Меняются, — уклонился от ответа Веник. — Всё течёт, всё меняется, как говорили древние.
Светлана переводила его слова, и Джон кивал с вежливым, непонимающим выражением лица.
На следующий день они поехали в контору, где нужно было подписать бумаги. Веник подписывал, не вникая в слова, выведенные на чужом языке. Юрист, полный мужчина в очках, что-то быстро говорил.
— Он говорит, что вы поступаете очень мудро и цивилизованно, — перевела Светлана.
— Цивилизованно? — переспросил Веник. — А по-другому разве можно?
Он посмотрел на Светлану, и ему вдруг стало её жалко, ведь уехала из своей страны. Разве можно быть счастливой? Там квартира, печка, уют.
Обратно он улетел через неделю, Светлана свозила его куда-то, что-то показывала ему. На прощание, в аэропорту, она сказала:
— Спасибо, что приехал.
- Не за что, ну, будь счастлива, я домой.
Больше со Светой и детьми он не общался.
Прошло восемь лет. Веник поменял свою квартиру без удобств на хорошую однокомнатную квартиру почти в центре. Сам домик выкупили, чтобы снести, земля там была дорогая. Венику повезло.
Работа его в институте окончательно заглохла, и он устроился в какую-то контору инженером, занимался сметами.
И вот тогда он встретил Настеньку, которая заехала в их контору зачем-то, за какими-то бумагами.
Они случайно разговорились, договорились встретиться на следующий вечер.
Настенька не была похожа на сказочную героиню: невысокая, крепко сбитая, с быстрыми, точными движениями, с очень жёстким, почти мужским характером. Работала она в какой-то строительной фирме, много ездила, крутилась, как белка в колесе.
— Нынче иначе нельзя, хочешь жить — умей вертеться, а я хорошо жить хочу.
Веник слушал её и молча кивал, ему было рядом с ней и уютно, и интересно.
Они поженились в 2004 году, Настенька уже ждала ребенка. Веник перевез свои нехитрые пожитки в её небольшую двухкомнатную квартирку, свою сдал.
Настя родила сына, а через год дочку.
- Будут дружить, почти ровесники, - улыбалась она.
Веник вёл хозяйство, даже с детьми немного помогал, а Настенька вышла на работу, приезжала усталая. Деньги в доме водились, появлялась новая мебель, дорогая техника.
По вечерам, уложив детей, они сидели на кухне, Настенька строила планы на будущее.
— Вот сейчас сделка пройдёт, будут очень хорошие деньги, сразу начинаем строить дом, потом покупаем квартиры детям, чтобы старт у них в жизни был, пока получается зарабатывать.
- Раньше люди мечтали о светлом будущем, о всеобщем счастье, а теперь мы все о каком-то низменном: о квартирах, тряпках.
- Так ведь светлое будущее в борщ не положишь, да и строить светлое будущее приятно, когда у тебя есть своя квартира, работа, деньги. Вот тогда и можно мир осчастливливать в виде благотворительной помощи.
Однажды вечером Настя вернулась особенно взволнованной, сделка, о которой она говорила, удалась, деньги должны были скоро поступить на ее счет.
Она села напротив него:
— Вениамин, слушай меня внимательно: деньги будут большие. Прежде чем это случится, нам нужно кое-что решить.
- Решить что?
— Или мы разводимся, или подписываем брачный договор.
— Какой договор?
— Такой документ, в нём будет написано, что твоя однокомнатная квартира — остаётся твоей, и еще эта квартира, где мы сейчас живем, переходит тебе, а всё, что будет приобретаться дальше собственность того, на кого будет записано, так же, как и доходы, счета. Никакого общего хозяйства.
— Зачем? Мы же семья.
— Семья — семьёй, — отрезала она. — А деньги — деньги. Я всё зарабатываю сама, выматываясь, не вижу, как дети растут. Хочешь — подписывай, не хочешь — разводимся.
— Хорошо, я подпишу.
- Не обижайся, но мне нужна страховка.
Они подписали брачный договор у нотариуса, Вениамин выдохнул. Ничего в их жизни не изменилось. Настенька, как и собиралась, начала строить дом за городом. Веник по-прежнему работал в офисе, иногда занимался детьми, когда Настя не могла привлечь свою маму или няню.
Жили они тихо, по установленному порядку, житьё было сытное, спокойное, дети росли в достатке. О чём ещё мечтать?
И тут пришла весть: в далёком сибирском городке погибли в автокатастрофе дальние родственники Вениамина, остались двойняшки, мальчик и девочка, семи лет от роду.
Вениамин с Настей поговорили с родными, даже на «семейный совет» съездили.
— Дети, конечно, сироты, горе-то какое, — вздыхала Таня, двоюродная сестра Вениамина. — Но у меня же двушка, муж на работу шестой год собирается устроиться. Куда нам ещё двое?
— А у нас ипотека, — подхватывал другой родственник. — До пенсии расплачиваться, не до чужих детей.
— Они не чужие, — вяло возразил Веник.
Все замолчали.
— Нам тоже своих двоих хватает, — тихо, но внятно сказал он. —Возни сколько, документов, ответственности.
Настя не выдержала:
— Какая возня? — спросила она, снимая перчатки. — О детях речь или о цыплятах?
Таня пожала плечами:
— Непростой вопрос.
— Какой же тут вопрос? Дети остались одни, никто из вас их не берет, значит, забираем мы.
Веник даже рот приоткрыл от изумления, родня зашепталась.
— Настенька, ты подумай, — начал Веник. — Нам же…
— Я подумала: у нас есть где жить, в дом переезжаем, и деньги есть. Я завтра же нанимаю юриста, будем пока опеку оформлять, а там посмотрим.
Родня, посидев ещё минут десять в смущённом молчании, разъехалась.