Тихо, уютно, с запахом жареной картошки и едва слышным гулом телевизора из гостиной. Я всегда любила такие вечера. Они были похожи на спокойную гавань после бурного дня. Мой муж, Вадим, был человеком амбициозным, вечно куда-то спешащим, вечно на встречах и переговорах. А я была его тихим тылом, его гаванью. По крайней мере, мне хотелось так думать. Я как раз домывала последнюю тарелку, когда зазвонил телефон. На экране высветилось его имя.
— Да, дорогой? — ответила я, вытирая руки о полотенце.
— Анечка, привет! — его голос был преувеличенно бодрым, таким он бывал, когда находился в окружении своих «важных» друзей. — Слушай, тут небольшое изменение планов. Мы с ребятами и партнерами по бизнесу сидим в «Панораме». Я тебя очень прошу, подъезжай.
Опять… — пронеслось у меня в голове. Я ненавидела эти сборища. Чувствовала себя на них белой вороной, простой полевой ромашкой среди экзотических орхидей. Все эти женщины в дорогих платьях, с идеальными укладками, обсуждающие последние коллекции и отдых на Мальдивах. И я, в своем скромном платье, купленном на распродаже, с разговорами о новом рецепте яблочного пирога.
— Вадим, уже поздно, почти девять вечера… Может, не надо? Я как-то не готова, — попыталась я возразить.
— Ну что ты начинаешь? — в его голосе проскользнули стальные нотки. — Это важно для моей карьеры. Здесь все со вторыми половинами. Ты же не хочешь, чтобы я выглядел белой вороной? Просто оденься прилично и приезжай. Вызови такси.
Я вздохнула. Спорить было бесполезно. Когда дело касалось его карьеры, все мои чувства и желания отходили на второй план.
— Хорошо. Буду через час.
— Вот и умница, — он снова стал преувеличенно ласковым. — Жду, целую.
Повесив трубку, я осталась стоять посреди кухни. Запахи уюта внезапно испарились, сменившись знакомым предчувствием тревоги и унижения. «Оденься прилично»… Как будто я обычно хожу в мешке из-под картошки. Я подошла к зеркалу. Симпатичная молодая женщина, тридцать два года. Ничего особенного, но и не дурнушка. Но рядом с ним я всегда чувствовала себя… недостаточной. Недостаточно яркой, недостаточно успешной, недостаточно гламурной.
Я открыла шкаф. Выбор был невелик. Вот это темно-синее платье. Простое, но элегантное. Вадим как-то сказал, что оно меня «простит». Я надела его. Оно и правда делало меня какой-то серой мышкой. Может, это и к лучшему? Меньше будут обращать внимания.
Попытка вызвать такси бизнес-класса, как любил Вадим, провалилась. Пятница, вечер, все машины были заняты на ближайший час. Звонить ему и говорить об этом — значит, нарваться на очередной упрек в моей неорганизованности. И тут мне в голову пришла спасительная мысль. Папа. Мой папа всегда был моей палочкой-выручалочкой.
Я набрала его номер.
— Папуль, привет. Не спишь?
— Анечка, дочка! Нет, конечно. Что-то случилось? — его голос, теплый и родной, тут же успокоил меня.
— Случилось, — вздохнула я. — Мне срочно нужно в ресторан «Панорама», а такси нет. Вадим зовет. Ты не мог бы меня подбросить? Пожалуйста.
— Конечно, дочка. Какие вопросы? Буду у тебя через пятнадцать минут. Не переживай.
Я почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Вот он, мой папа. Никогда не спросит, почему муж не может за мной заехать. Никогда не упрекнет. Просто сядет в свою старенькую «Волгу» и приедет. Эта «Волга» была отдельной темой для насмешек Вадима. Он называл ее «капсулой времени» и каждый раз морщился, если отцу случалось подвозить нас куда-нибудь. «Аня, ну это же позор. Люди смотрят. Твой отец — уважаемый инженер на пенсии, неужели не мог скопить на что-то приличное?» — говорил он. А мне было не стыдно. В этой машине пахло детством, папиным одеколоном и спокойной надежностью.
Ровно через пятнадцать минут во дворе тихонько заурчал знакомый мотор. Я выглянула в окно. Вот она, стоит, моя родная развалюха, как ее называл Вадим. Я быстро накинула пальто, схватила сумочку и спустилась вниз.
Папа вышел из машины, чтобы открыть мне дверь. Седые волосы, добрые морщинки вокруг глаз и его неизменная теплая улыбка.
— Ну, показывай дорогу, гонщица, — подмигнул он.
Я села на переднее сиденье. Салон был безупречно чистым, на панели лежал свежий ароматизатор-елочка. Все в папе было таким — простым, аккуратным и настоящим.
— Что-то ты грустная, — заметил он, трогаясь с места. — Опять твой Вадим тебя на свои смотрины тащит?
— Пап, ну что ты. Это важная встреча.
— Знаю я эти важные встречи, — проворчал он. — Важнее всего, чтобы у тебя глаза светились. А они у тебя уже давно не светятся, дочка.
Я отвернулась к окну, чтобы он не видел моих слез. Он был прав. Огонь внутри меня давно погас, оставив лишь тлеющие угольки привычки и страха одиночества. Мы ехали молча. За окном мелькали яркие огни ночного города. Города, в котором я чувствовала себя такой маленькой и потерянной.
Мы подъехали к ресторану. «Панорама» располагалась на крыше одной из самых высоких новостроек города. Внизу, на парковке, стояли ряды блестящих, дорогих иномарок. Наша старенькая «Волга» на их фоне выглядела как бедный родственник, приехавший просить милостыню. Я почувствовала, как щеки заливает краска стыда. Не за отца, нет. За себя. За то, что я позволила Вадиму заразить меня этим снобизмом.
Папа остановился у самого входа.
— Ну все, приехали. Ты мне позвони, как закончишь, я заберу, — сказал он.
— Спасибо, папочка, — я быстро чмокнула его в щеку и выскользнула из машины, стараясь сделать это как можно незаметнее. Я видела, как парковщик в ливрее смерил нашу машину презрительным взглядом.
Внутри меня оглушила музыка и гул голосов. Воздух был пропитан ароматами дорогих духов и изысканной еды. Я сняла пальто и прошла в главный зал. Все было именно так, как я и представляла: блеск, роскошь, самодовольство. Люди скользили между столиками, держа в руках бокалы, их лица выражали скучающее превосходство. Я чувствовала себя так, будто попала на другую планету.
Я нашла Вадима в центре зала. Он стоял в окружении троих мужчин в идеально скроенных костюмах и громко что-то рассказывал, активно жестикулируя. Увидев меня, он прервал свой рассказ и одарил меня улыбкой, предназначенной для публики, а не для меня.
— А вот и моя красавица-жена! — громко объявил он. — Анечка, познакомься. Это Олег, Игорь и Константин. Мои коллеги и хорошие друзья.
Я вежливо улыбнулась и поздоровалась. Они смерили меня быстрыми оценивающими взглядами. В глазах одного из них, Олега, я уловила то же самое снисходительное выражение, что и у Вадима.
— Очень приятно, — сказал он, растягивая слова. — Вадим нам про вас рассказывал. Говорил, вы у нас домохозяйка?
Не домохозяйка, а переводчик-фрилансер, работающий из дома, — хотелось мне крикнуть. Но я лишь кротко кивнула. Зачем спорить? Вадиму было удобнее представлять меня именно так — тихой домашней женщиной, не имеющей собственных амбиций. Это не бросало тень на его сияющий образ успешного мужчины.
— Аня, хочешь что-нибудь выпить? Сок, вода? — спросил Вадим, уже зная ответ. Я почти не употребляла крепких напитков, что тоже было поводом для его легких насмешек в компаниях.
— Воды, пожалуйста.
Он подозвал официанта, а сам снова погрузился в разговор с друзьями, полностью игнорируя меня. Я стояла рядом, как красивый, но совершенно бесполезный аксессуар. Мне принесли стакан воды. Я сделала глоток. Вода была холодной, и на мгновение это привело меня в чувство. Что я здесь делаю? Зачем я терплю это?
Они обсуждали какую-то сделку, сыпали терминами, хвастались недавними покупками. Вадим был в своей стихии. Его глаза горели, он шутил, смеялся, и все в нем кричало: «Посмотрите, какой я успешный!». Я отошла в сторонку, к огромному панорамному окну. Вид на ночной город был завораживающим. Миллионы огней сплетались в причудливый узор, и где-то там, в одном из этих огоньков, сидел мой папа и ждал моего звонка.
— Скучаешь? — раздался за спиной голос Вадима. Он подошел и обнял меня за плечи. Но это объятие было холодным, формальным.
— Немного не в своей тарелке, — честно призналась я.
— Расслабься. Улыбайся. Ты жена преуспевающего человека, веди себя соответственно, — прошипел он мне на ухо, мило улыбаясь всем вокруг.
Его слова больно ранили. Веди себя соответственно… Значит, быть собой — это несоответствующее поведение. Нужно играть роль. Но я так устала от этой роли.
Время тянулось мучительно долго. Я бродила по залу, пытаясь занять себя разглядыванием интерьера, пока Вадим «работал» — общался, заводил полезные знакомства, укреплял свой авторитет. Я чувствовала себя все более одинокой и чужой. В какой-то момент я решила выйти на открытую террасу, подышать свежим воздухом. Там было почти безлюдно, лишь в дальнем углу стояла какая-то парочка.
Я прислонилась к стеклянному ограждению. Прохладный ветер трепал волосы, и это было приятно. Я закрыла глаза. Нужно заканчивать этот вечер. Нужно позвонить папе и уехать домой. Плевать, что скажет Вадим.
И тут я услышала голоса, доносившиеся из-за угла, из курительной зоны, скрытой от основного пространства террасы живой изгородью. Я сразу узнала голос мужа. Он был громким, развязным, полным самодовольства. Он снова был в компании тех же друзей. Я не хотела подслушивать, честно. Я просто замерла, не в силах сдвинуться с места.
— Да, мужики, повышение почти в кармане! — хвастался Вадим. — Геннадий Павлович сказал, что моя кандидатура — основная на должность начальника отдела.
— Красава! — ответил кто-то. — А жена-то твоя что? Радуется, наверное? Симпатичная, но какая-то… тихая слишком.
Я затаила дыхание. Сердце заколотилось где-то в горле.
И тут я услышала смех Вадима. Не веселый, а злой, презрительный. Смех, который я никогда раньше не слышала.
— Моя жена? — протянул он с издевкой. — Да что с нее взять. Посмотрите на эту простушку! Ее отец даже на приличный автомобиль не накопил! До сих пор на своей развалюхе ездит. Представляете, она сегодня на этом корыте сюда приехала! Я чуть со стыда не сгорел, когда увидел, как она из этой консервной банки вылезает.
Мир вокруг меня пошатнулся. Воздух кончился. Я вцепилась в холодное стекло ограждения, чтобы не упасть. Каждое слово, произнесенное им, впивалось в меня, как раскаленный гвоздь. «Простушка». «Консервная банка». «Чуть со стыда не сгорел». Это был не просто укол, не очередная мелкая шпилька. Это был приговор. Приговор мне, моей семье, всему, что я ценила. В этот момент я увидела его настоящего. Не амбициозного мужа, а мелкого, злого, закомплексованного человечишку, который самоутверждался, унижая самых близких.
Друзья его захохотали. Их смех слился в один отвратительный, уродливый гул. Я стояла за углом, невидимая, и слезы градом катились по моим щекам, оставляя на коже холодные дорожки. Я больше не чувствовала ни ветра, ни холода. Внутри меня все выгорело дотла, остался только пепел.
Я не стала устраивать сцен. Не выбежала к ним с криками и обвинениями. Какой в этом смысл? Я тихо, на ватных ногах, развернулась и пошла прочь. Не в зал, а к выходу. Я прошла мимо гардеробщика, который молча подал мне пальто. Я не помню, как надела его, как вышла на улицу.
Я стояла у входа в этот сияющий храм тщеславия и дрожащими руками доставала телефон. Нашла в списке контакт «Папа». Нажала на вызов.
— Алло, дочка? Уже все? — его голос был таким спокойным.
— Пап… забери меня, пожалуйста, — мой собственный голос был чужим, сломанным. Я с трудом сдерживала рыдания.
— Что случилось? Он тебя обидел? — в голосе отца появились тревожные нотки. — Я через пять минут буду. Никуда не уходи.
Я стояла и смотрела на подъезжающие и отъезжающие дорогие машины. Теперь они не вызывали во мне ни стыда, ни зависти. Только брезгливость. Вот и папина «Волга», тихонько шурша шинами, подкатила к самому бордюру. Отец выскочил, обежал машину, открыл мне дверь. Он заглянул мне в лицо, и в его глазах отразилась вся моя боль. Он ничего не спросил. Просто помог мне сесть, закрыл дверь и сел за руль.
Всю дорогу домой мы молчали. Я смотрела в окно на проплывающие мимо огни, и слезы беззвучно текли и текли. Отец несколько раз бросал на меня сочувственные взгляды, но не нарушал тишину. Он понимал, что слова сейчас не нужны. Он привез меня не к нашему с Вадимом дому, а к своему. К дому, где я выросла.
Войдя в квартиру, я не выдержала и разрыдалась, уткнувшись ему в плечо. Он гладил меня по голове, как в детстве, и шептал:
— Тихо, моя хорошая, тихо. Все будет хорошо. Рассказывай.
И я рассказала. Все. Про унижения, про его слова, про тот смех.
Когда я закончила, папа долго молчал. Его лицо, обычно такое доброе, стало жестким, как будто высеченным из камня. Он смотрел куда-то в одну точку.
— Значит, «консервная банка»… — тихо произнес он. — Значит, стыдно ему стало…
Потом он встал, подошел к столу, где лежал его старенький мобильный телефон, и набрал номер.
— Сергей, доброе утро. Извини, что рано. У меня к тебе дело. Нужно подготовить один документ. Да, кадровый. На увольнение. Фамилия — Соколов. Вадим Андреевич. Да… мой зять. Точнее, уже бывший. Причина? Статья найдется. Несоответствие корпоративной этике. Исполнить немедленно.
Я смотрела на отца во все глаза. Кто такой Сергей? Какой документ? Как папа, простой пенсионер, может кого-то уволить из огромной корпорации, где работает Вадим?
Отец положил трубку и посмотрел на меня. В его взгляде была бесконечная усталость и горечь.
— Пап, я ничего не понимаю…
Он тяжело вздохнул и сел рядом.
— Прости, дочка, что не рассказывал тебе раньше. Я не хотел, чтобы ты жила в тени моих денег. Хотел, чтобы ты нашла человека, который полюбит тебя саму, а не… возможности. Эту компанию, где работает твой муж, я основал почти двадцать пять лет назад. Начинал с маленького цеха. А потом… она выросла. Пять лет назад я отошел от оперативного управления, устал. Оставил за собой пост председателя совета директоров и контрольный пакет акций. А генеральным директором поставил Сергея, моего старого друга и заместителя. Я почти не появляюсь в офисе. Для сотрудников вроде Вадима я — просто фамилия в документах. Иван Петрович Волков. И все. Они даже не знают, как я выгляжу.
Я слушала его, и у меня в голове не укладывалось. Мой папа, который ездит на старой «Волге», носит простую одежду и копается в огороде на даче, — владелец целой бизнес-империи. А я… я жила и не знала. И позволяла мужу унижать его.
— Я люблю простую жизнь, Аня, — продолжил отец. — Мне не нужны эти дорогие машины и рестораны. Мне важно было, чтобы моя дочь была счастлива. Я ошибся. Я позволил этому… проходимцу войти в нашу семью. Я видел, что он за человек, но надеялся, что любовь к тебе сделает его лучше. Не сделала.
В этот момент мой телефон начал разрываться от звонков и сообщений Вадима. Сначала гневных: «Ты где? Ты опозорила меня перед всеми! Немедленно вернись!». Я не отвечала. Потом, ближе к утру, тон сообщений резко изменился. Они стали паническими: «Аня, что происходит?! Меня вызвали к генеральному! Меня увольняют! За что?! Анечка, это какая-то ошибка! Помоги!».
Я молча показала телефон отцу. Он лишь покачал головой.
— Пусть теперь пожинает то, что посеял.
Весь следующий день я провела как в тумане. Телефон не умолкал. Вадим чередовал мольбы с угрозами, мольбы о прощении с обвинениями. Я не отвечала. Мне было все равно. Вся наша совместная жизнь, все семь лет, пронеслись перед моими глазами, и я поняла, что все это время жила во лжи. В красивой обертке, за которой скрывалась пустота.
Вечером папа рассказал, как все прошло. Вадима вызвали в кабинет генерального директора. Он вошел туда уверенной походкой, видимо, все еще надеясь, что его ждет разговор о повышении. Сергей, генеральный директор, молча протянул ему приказ об увольнении. Вадим сначала рассмеялся, подумал, что это какая-то глупая шутка. А потом он увидел подпись внизу документа. «Председатель совета директоров И. П. Волков».
Говорят, его лицо стало белым как полотно. Он стоял и молча смотрел на эту подпись. И в этот момент, как рассказал Сергей, до него, кажется, все дошло. Старенькая «Волга». «Простушка»-жена. «Бедный» тесть-пенсионер, чья фамилия почему-то совпадает с фамилией главного человека в компании. Волков. Это простое осознание, должно быть, ударило его сильнее любого увольнения.
После этого он начал звонить снова. Но теперь он уже плакал в трубку. Он умолял меня простить его, говорил, что любит, что был дураком, что все осознал. Но я слышала в его голосе не раскаяние, а животный страх. Он потерял не меня. Он потерял свой статус, свою карьеру, свой блестящий мир, который оказался построен на фундаменте, принадлежавшем человеку, которого он так презирал.
Я сидела в своей старой комнате в родительском доме, смотрела на выцветшие обои в цветочек и впервые за долгие годы чувствовала себя свободной. Мне больше не нужно было притворяться, соответствовать, заслуживать чью-то любовь. Тот унизительный вечер в ресторане не сломал меня. Наоборот, он разбил мои оковы. Вадим, желая показать свое превосходство, лишь обнажил собственную ничтожность и вернул мне саму себя. Дочь простого человека, который построил империю, но предпочел остаться собой. И в этом было гораздо больше достоинства, чем во всех дорогих машинах и костюмах мира.