День народного единства сегодня в России отмечается странно — чакчаком, пирогами и единением народов. В конце дня все же вспомнили о Минине и Пожарском — возложили цветы. Между тем, о причинах праздника написано до обидного мало. Мы празднуем День народного единства не потому, что у нас едины разные народы, а потому что однажды народ оказался един.
В романе «Душа моя Павел» Алексея Варламова есть красивый диалог — группка филологов в деревенских сумерках обсуждает «Слово о полку Игореве». Один из мальчиков говорит, что «Слово» было заказано Екатериной II. Второй интересуется, зачем же было заказывать в качестве национального мифа историю о поражении. Первый отвечает, что таким Екатерина «Слово» не заказывала, но оно оказалось таким, и когда императрица прочла его, то поняла, что есть вещи, где ее власть — ничто, и поэзия — одна из них.
При чтении неизбежно мелькал (из-за приближения даты) рядом другой национальный миф — о Кузьме Минине и Дмитрии Пожарском. История о государственном бессилии, вытащенная из небытия волей Александра I, когда нужно было объединить аристократию и народ против нового врага, продолжила существовать и в наши дни. Сегодня — самый непонятный российский праздник. Выбранный случайным образом. Плохо связанный, по сути, с именами Минина и Пожарского. Но они, имена эти, от политического или социального несоответствия не померкнут, такова воля истории, так работает наша память, может быть, в 1818 году, когда были начертаны на памятнике слова «благодарная Россия», никто не думал, что дарует им бессмертие, но оказалось именно так. Потому что власть поэзии выше власти монарха.
Как-то иностранец в приложении для изучения языков сбросил мне памятник Минину и Пожарскому с Красной площади и спросил, кто это. Действительно, кто?
Пожарский и Минин что-то завершили и что-то начали, и этому нет объяснения только в истории или только в политике. Когда Михаила Романова венчали на царство, державу при нем держал Дмитрий Пожарский. В этом — много мифологической составляющей, сюжет любят использовать в государственных интересах. Но кто такие Минин и Пожарский?
Историк Иван Забелин видел в народном ополчении Минина и Пожарского любопытную смену векторов: правительство, вечно жаловавшееся на народные бунты, из собственной алчности, из властолюбия, из жадности довело страну до такого состояния, которое поставило под вопрос само ее дальнейшее существование, и тогда народ-сирота, вечно страдающий и вечно бедный, двинулся бунтом же, но развернутым в иную сторону, спасать правительство.
Русские писатели любят выбирать сюжеты о бунтовщиках — Пугачев, Разин. Но Розанов был правее всех: в России истинный бунт — любить свою страну, ходить в церковь и быть за государя. И настоящая революция вершилась там, в осажденной Москве, Мининым и Пожарским, которые решили, что теперь они здесь власть. Это сакральное знание, которое стоит очень дорого, и они купили его волей и кровью. Эта сделка бессрочна, они купили его, как говорится, во веки веков, то есть даже на тот период, когда и времени самого уже не будет.
О Пожарском и Минине пока национального эпоса не появилось, но он еще появится. Найдется наделенный властью заказчик, родится сюжет, придет летописец и слова сложатся. А пока: самое лучшее, что об этом написано — у Ерофеева. Венечка в «Москве-Петушках», оказавшись на Красной площади, раздумывает, куда ему бежать. И в конце приходит к выводу: «…я полетел в ту сторону, куда смотрел князь Дмитрий Пожарский».