Я помню тот день до мелочей, будто он случился вчера, а не два года назад. Мартовское солнце мягко заливало кухню золотистым светом, играло бликами на стеклянных дверцах шкафов, а я уже с самого рассвета хлопотала у плиты. Казалось, даже часы тикали громче — от волнения.
Праздничный обед к 8 марта должен был стать особенным. Мой сын Павел обещал привести свою невесту Катю — ту самую, с которой собирался жениться, — вместе с её родителями. Это был первый настоящий семейный праздник, когда обе семьи должны были наконец познакомиться ближе, посидеть за одним столом, обменяться улыбками и тостами.
Я хотела, чтобы всё было идеально. Стол ломился от угощений: фаршированная утка с яблоками — моё коронное блюдо, то самое, которое даже соседка Людмила Павловна называла «райским». Салаты, домашние пироги с мясом и капустой, сырные рулетики, клюквенный морс в хрустальном кувшине — я старалась так, будто к нам приезжал сам президент. Внутри всё дрожало от волнения.
Говорят ведь: свекровь — враг невестки. Но я не хотела быть врагом. Я мечтала стать Кате второй мамой. Доброй, принимающей, той, к кому можно прийти за советом и просто поплакаться.
Поставив последнюю сковородку в мойку, я взглянула на часы. Половина второго. Они должны приехать с минуты на минуту. Муж — Сергей — в своём лучшем костюме, поглаженном ещё вчера, нервно прохаживался по гостиной, время от времени выглядывая в окно.
— Мариночка, ты уверена, что всё готово? — спросил он, заглянув на кухню и поправляя галстук. — Может, чего-то не хватает?
— Всё идеально, Серёж, — я вытерла руки о фартук и улыбнулась. — Лучше проверь, не забыл ли подарки.
Подарки! Я гордилась ими как ребёнок.
Для Кати — золотые серёжки с гранатами. Потратила почти всю премию, но сердце подсказывало: ей пойдут. Для её мамы — настоящий павловопосадский платок и хорошие духи, а для отца — набор коллекционного коньяка, о котором Павел говорил, что тот очень ценит такие вещи.
Я расставляла посуду, поправляла салфетки, подкладывала под тарелки веточки мимозы — мелочь, но уютную. Хотелось, чтобы у них остались самые тёплые впечатления.
И вдруг — звонок в дверь. Резкий, словно током ударил. Сердце ухнуло куда-то вниз.
— Они! — выдохнула я, быстро сняла фартук, пригладила волосы и побежала в прихожую вслед за Сергеем.
На пороге стояли трое.
— С праздником! — громкий, раскатистый голос отца Кати — Игоря Николаевича — мгновенно наполнил квартиру.
Я растерянно улыбнулась. Перед нами стоял полный, уверенный в себе мужчина с красным лицом и маленькими глазками. Рядом с ним — его жена, Ольга Аркадьевна: худая, невысокая женщина с узкими губами и цепким взглядом. За ними — Катя. В белом пальто, с сияющими глазами, нежная, как весенний луч.
— Проходите, проходите! — засуетился Сергей, пожимая руку Игорю Николаевичу.
Ольга Аркадьевна протянула мне руку так, будто делала одолжение.
— Здравствуйте, Марина Викторовна, — сказала она с холодной вежливостью. — Мы вот решили к вам заглянуть.
«Заглянуть?» — отозвалось внутри неприятным эхом. Не «в гости приехали», не «на праздник пришли», а именно «заглянуть» — как в магазин на минутку.
Катя шагнула вперёд и обняла меня.
— С праздником, мамочка Марина! — её голос дрожал от искреннего тепла, и в этот момент я подумала: вот ради неё всё и стоило.
Игорь Николаевич хлопнул в ладоши и протянул мне три ярко-красных тюльпана.
— С праздником, хозяйка!
Я взяла цветы и улыбнулась, но внутри что-то оборвалось. Три тюльпана? От таких людей? У Игоря Николаевича своя строительная фирма, у Ольги — салон одежды. А тут — три тюльпана на 8 марта… Даже не букет.
— Спасибо, очень красивые, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал естественно.
Проходя в гостиную, Ольга Аркадьевна окинула взглядом нашу квартиру. Я заметила, как дрогнули её губы, когда она увидела старую стенку — ту самую, что досталась нам от моих родителей. Она словно что-то подсчитала в уме, прикинула уровень достатка и сделала свои выводы.
Да, мы жили скромно. Сергей — инженер на заводе, я — бухгалтер в небольшой фирме. Не роскошь, но стабильность. А главное — честный труд, без показухи.
— Какой у вас чудесный стол! — воскликнула Катя, искренне радуясь каждому блюду. — Всё так аппетитно выглядит!
Я улыбнулась ей с благодарностью. Хоть кто-то в этой компании говорит от души.
— Присаживайтесь, дорогие гости, — Сергей жестом пригласил всех к столу.
Я поставила тюльпаны в вазу, стараясь не обращать внимания на взгляд Ольги Аркадьевны. Он был… оценивающий, почти критический. Будто она проверяла, как именно я ставлю цветы, каким способом режу стебли.
Игорь Николаевич громко восхищался закусками, накладывая себе в тарелку горы еды.
— Вот это я понимаю — настоящий праздник живота! — он засмеялся и поднял бокал. — За женщин, наших красавиц!
Мы чокнулись бокалами. Я заметила, как Ольга Аркадьевна лишь чуть пригубила вино, после чего поставила бокал обратно, даже не взглянув в мою сторону.
Разговор за столом не клеился. Ольга отвечала односложно, иногда вставляла фразы о том, как «они только что вернулись из Италии» или как «у них в загородном доме сейчас идёт ремонт по дизайнерскому проекту». Игорь поддакивал, подливал себе коньяк и всё громче шутил.
— А вы давно живёте здесь? — вдруг спросила Ольга, откинувшись на спинку стула.
— Всю жизнь, — ответил Сергей спокойно. — Квартира досталась от родителей Марины.
— Понятно, — кивнула она, с таким выражением лица, будто услышала нечто жалкое.
Я почувствовала, как волна раздражения поднимается где-то изнутри, но заставила себя улыбнуться. Ради Паши, ради Кати. Всё ради них.
Когда принесли десерт — мой домашний медовик, — Игорь Николаевич, тяжело откинувшись на спинку стула, громко сказал:
— Ну что, пора и о деле поговорить! О свадьбе наших детей!
Я замерла, ложка в руке зависла. Мы с Сергеем переглянулись. Да, конечно, мы знали, что этот разговор неизбежен, но не думали, что он начнётся вот так — между салатом и пирожными.
— Мы планируем шикарное торжество, — продолжил Игорь. — В «Императорском зале». Это лучший ресторан в городе. Двести гостей минимум, всё на высшем уровне!
Я почувствовала, как у меня леденеют пальцы. Двести гостей? Мы с Сергеем еле наскребём тридцать, если позовём всех родных и друзей.
— И, конечно, — вставила Ольга, отпивая кофе, — по традиции родители жениха участвуют в расходах наравне с родителями невесты.
Сергей поперхнулся и чуть не пролил чай.
— Конечно, — осторожно сказал он, — мы готовы помочь, но, может, стоит обсудить… ну, масштаб мероприятия?
— Масштаб? — Игорь поднял брови. — Что тут обсуждать? У нас единственная дочь. Всё должно быть с размахом!
Катя нервно сжала салфетку, Павел нахмурился, но промолчал.
Я сделала глубокий вдох.
— Мы не миллионеры, — тихо сказала я. — Мы обычные люди, живём своим трудом.
— Да бросьте! — махнул рукой Игорь. — Сейчас все берут кредиты. Это же свадьба сына! Раз в жизни бывает.
И в этот момент внутри меня что-то хрустнуло. Как будто оборвалась тонкая нить терпения.
Я почувствовала, как по телу пробежала дрожь — не от страха, от злости. От несправедливости, которая вот так, спокойно, врывается в твой дом под видом праздника.
Сидишь, стараешься, готовишь, украшаешь стол, выбираешь подарки с душой — а в итоге тебе дают понять, что всё это не имеет значения. Что есть другой мир, где решают деньги и пафос.
Я попыталась выдавить улыбку:
— Может, не стоит торопиться? Свадьба — это прежде всего для молодых, а не для показухи.
Ольга прищурилась.
— Скромность, конечно, украшает, — протянула она с ледяной вежливостью. — Но вы же не хотите, чтобы о свадьбе вашего сына потом шептались: «сэкономили»?
Я едва не подавилась воздухом.
Сергей положил ладонь на мой локоть, будто предупреждая — не горячись. Но было поздно.
— А может, не стоит мерить счастье деньгами? — сказала я, стараясь говорить ровно, но голос предательски дрогнул. — Бывают свадьбы на двести человек, а потом — развод через полгода.
Ольга поджала губы, словно попробовала что-то горькое.
— Ну конечно, — произнесла она сухо. — У кого что болит…
Я подняла глаза.
— Простите?
— Мама имеет в виду, — поспешила вмешаться Катя, — что свадьба должна быть запоминающейся.
— Не нужно переводить, — тихо сказала я, но уже чувствуя, как внутри всё кипит. — Я прекрасно поняла, что она имела в виду.
Катя побледнела. Павел потянулся к ней, обнял за плечи.
— Давайте не будем, — тихо сказал он.
Но я уже не могла остановиться.
— Нет, давайте будем! — я встала. Голос зазвенел в тишине. — Я целый день готовила для вас. Накрыла стол. Купила подарки. — Я кивнула на аккуратно упакованные пакеты в углу комнаты. — А вы приехали с тремя тюльпанами и разговариваете со мной, как с прислугой!
Ольга резко встала.
— Как вы смеете! Мы оказали вам честь, приехав к вам в этот… — она осмотрелась, — скромный дом.
— Честь? — я усмехнулась. — Съесть нашу еду, выпить наше вино и поучать нас, как жить? Это честь?
Игорь Николаевич покраснел до ушей.
— Марина Викторовна, вы переходите границы!
— Нет, — я шагнула к нему. — Это вы их перешли, когда начали учить нас щедрости! Скажу прямо: три тюльпана на 8 марта — это не подарок, это насмешка.
В воздухе повисла звенящая тишина. Только где-то из кухни тиканье часов стало отчётливее, будто подчёркивало каждую мою фразу.
Ольга схватила сумочку, резко повернулась к двери.
— Пойдём, Игорь. Здесь нам не рады.
— Конечно, идите, — я сложила руки на груди. — Только подарки оставьте. Они предназначались благодарным гостям.
Сергей тихо выдохнул, но ничего не сказал. Он просто смотрел на меня — будто впервые увидел во мне что-то новое, сильное.
Игорь замер на мгновение, потом схватил коробку с коньяком, будто боялся, что я передумаю, и, не глядя на меня, буркнул:
— Вы ещё пожалеете об этом разговоре.
— Возможно, — сказала я, — но не сегодня.
Они вышли. Дверь захлопнулась с гулом, словно поставила точку.
Когда дверь за ними захлопнулась, в квартире повисла тяжёлая, глухая тишина.
Я стояла посреди гостиной, всё ещё с колотящимся сердцем, и не могла поверить, что это произошло на самом деле.
Запах жареного яблока, утки и духов перемешался в каком-то странном, удушающем коктейле. Всё вокруг будто потускнело.
Я прислонилась к стене и закрыла лицо руками. Внутри было пусто.
Что я сделала? Сорвалась. Испортила праздник. Разрушила всё, ради чего так старалась.
Перед глазами вспыхивали картинки — Катя с заплаканными глазами, Павел с каменным лицом, Ольга с презрительной усмешкой.
«Зачем я это сказала? Не могла промолчать?» — шептал внутренний голос.
Я услышала, как на кухне тихо зашуршало. Это Сергей подошёл ко мне.
Он молча обнял меня за плечи, прижал к себе, и только тогда я позволила себе выдохнуть.
— Ты была права, Мариночка, — сказал он тихо. — Они вели себя отвратительно.
— Я не хотела, — прошептала я. — Но я не могла больше слушать, как они унижают нас.
Сергей кивнул.
— И правильно сделала. Лучше сейчас, чем потом жить в лицемерии.
Из комнаты донёсся приглушённый звук шагов. Павел и Катя стояли в дверях. Она — бледная, с покрасневшими глазами, он — нахмуренный, но спокойный.
Я застыла, не зная, что сказать.
Катя шагнула ко мне.
— Простите их, мамочка Марина, — сказала она тихо, но уверенно. — Они всегда такие. Думают, что мир крутится вокруг их кошельков. Мне стыдно за них.
Я невольно прижала её к себе.
— Прости меня, девочка. Я не хотела тебя обидеть. Просто… устала быть вежливой, когда топчут душу.
— Вы ничего плохого не сделали, — вмешался Павел. — Кто-то должен был им сказать правду. Они давно привыкли считать, что все им обязаны.
Мы втроём стояли посреди гостиной, среди запаха остывшей еды и перевёрнутых салфеток, и впервые чувствовали себя одной семьёй. Без тостов, без показухи — просто вместе.
Я предложила:
— Пойдёмте, чай налью. Хватит этих нервов.
Мы сели за стол снова — втроём. На той же скатерти, где ещё час назад кипели страсти.
Катя, всё ещё красноглазая, улыбнулась.
— Знаете, я всегда мечтала о маленькой свадьбе. Без сотен гостей, без ресторанов и криков. Только самые близкие.
Я посмотрела на неё и почувствовала, как что-то мягкое и тёплое разливается внутри.
— Это правильная мечта, — сказала я. — Главное ведь не блеск, а счастье.
Катя чуть помолчала, потом добавила:
— И я хочу, чтобы вы помогли мне выбрать платье, Марина Викторовна. Маме всё равно — лишь бы дорогое. А вы… у вас есть вкус.
Я не удержалась и улыбнулась.
— С удовольствием, милая.
Сергей налил всем по чашке чая, и разговор пошёл в ином русле — спокойном, добром, почти домашнем. Мы обсуждали, где можно сделать уютное торжество, кого пригласить, как всё оформить.
Без пафоса. Без «Императорского зала». Зато с душой.
Когда поздно вечером Павел с Катей ушли, я вышла на балкон. На улице уже темнело, фонари мерцали жёлтым светом, и мартовский воздух пах чем-то новым, свежим — как будто весна действительно начиналась.
Я посмотрела на вазу с тремя тюльпанами, стоявшую на подоконнике. Лепестки уже чуть поникли, но я вдруг поняла — выбрасывать их не смогу.
Позже я засушу эти цветы и вложу в наш семейный альбом. Пусть будут напоминанием.
О том, что иногда нужно отстоять своё достоинство.
О том, что правда может стоить дорого — но только через неё приходит уважение.
И о том, что именно в такие дни, когда кажется, будто всё рушится, на самом деле рождается что-то настоящее.
В тот вечер я поняла: я обрела не невестку. Я обрела дочь.