Голубь Тимошка был самым привередливым. Он расталкивал всех, кто рвался к крошкам впереди него, занимал самое удобное место, распахивал крылья, накрывая ими хлебные горки, и принимался выбирать. Эта крошка ему не подходила по размеру, та – в связи с твёрдостью. Эта – из-за изюма, та – по причине плесени.
— Не выдумывай, Тимошка, — ворчал Кириллыч, — какая тебе плесень?! Ты же прекрасно осведомлён, что я несу вам хлебца прямо из булочной.
— Значит, плесень была уже в булочной, — ворчал Тимошка, — технологии же не соблюдают, ГОСТов нет…
— Много ты понимаешь, птица, — злился Кириллыч. – ишь, ГОСТы ему подавай! Ешь, что принесли, а не хочешь – так других пусти, воробьи вон тоже голодные скачут.
Голубица Серафима любила повоображать. Она стояла в сторонке и делала вид, что, собственно, сюда не ради еды прилетела. А так, на других посмотреть, себя показать. «Что вы курлычете, голубь Иннокентий? Ах, приглашаете в парк Горького попробовать крошки от пончиков с клубничной глазурью? Оставьте, голубь Иннокентий, во-первых, на клубнику у меня птичья аллергия, а во-вторых, заморские донаты – это вам не пончики, так, сухомятка одна. А пончики, голубь Иннокентий, настоящие «советские» пончики, — на Ходынке, только вот пончиковая там закрытая, не ларёк, а кафе, и мало кто выходит поесть наружу, так что голубям крошек от настоящих пончиков почти не достаётся. Это грустно, голубь Иннокентий».
Молодой голубь Володька был худ и нагл, как соседский подросток, потому и звался так же. Всё норовил каждого клюнуть побольнее в борьбе за кормёжку, хоть хлебца и было вдоволь.
Голубь Борис всё стеснялся и поклёвывал крошечки сбоку, что останется, стараясь никого не побеспокоить.
Голубица Мария клевала каждый раз как не в себя, стараясь, видимо, наесться впрок.
— А куда впрок-то, Мария, ну куда? Я же и так вас каждый Божий день кормлю, а ты скоро летать от обжорства не сможешь.
— Всё бормочет и бормочет, бормочет и бормочет, ненормальный.
— Откуда взялся только на нашу голову?! Старуха-то, видно, померла, которая до него здесь голубей кормила. Только все обрадовались…
— …и правда, думали, что наконец-то грязь эта прямо посреди района прекратится, так нет же…
— Вы правы, грязь и зараза, грязь и зараза, ничего больше от этих голубей. Никакой пользы.
— Эй, дед! А ну, иди домой, а то полицию вызовем!
Кириллыч их не слышал. Размеренно бросал крошки, бормотал голубиные имена, одних журил за наглость, других за нерасторопность, третьих подбадривал, с четвёртыми смеялся над старым анекдотом.
Не то чтобы Кириллыч любил птиц. А особенно голубей. Нет, не любил. Но эти ребята оказались точь-в-точь такими, как она рассказывала. Ему даже узнавать их не пришлось, кто есть кто. А кого сразу не узнал, те представились. Тоже вот. Вроде голуби, а вежливые.
Домой он от них не спешил. Дома теперь была только тишина.
— Помяните, ребятки, голубицу мою там, в небе, пока летать будете близёхонько к Престолу Божию.
— Ну что, отец, сколько ещё нарушать будем?
— А что я нарушаю-то, служивый?
— Общественный порядок нарушаешь, дед. Птиц подкармливаешь, а они гадят, грязь, вонь, болезни разносят.
— Ну так и ты гадишь после того, как поешь, разве нет, лейтенант? В себе-то, поди, не держишь?
— А за оскорбление при исполнении я тебе щас…
— Юр, погоди. Иван Кириллович, ну вот расскажите нам, пожалуйста, с чего вы вдруг решили приходить именно сюда и голубей опять прикармливать? Ведь насилу их разогнали после того, как предыдущая бабка пропала.
Голубица Юлия вообще была до невозможности откровенной. И прямо заявляла о том, что прилетела на свидание, а не пожрать.
Голубь Пётр голубицу Юлию каждый раз ждал и с радостью бросался перед ней танцевать. Каждый раз – как первый. Прямо вот так: полуголодный, и бросался, весь в энтузиазме.
Кириллыч каждый раз Юлии и Петру оставлял крошечек на потом. Пусть пока помилуются, молодежь ведь…
— Птиц кормить положено Боженьке в благодарность, товарищи полицейские.
— Это кем же положено, отец? Кто тебе об этом рассказал? Голоса в голове?
Кириллыч молча выложил на стол поблёкшую чёрно-белую фотографию. С фотографии весело смеялась молодая женщина, а на плечах и на голове у нее сидели голуби.
— А, — намётанным профессиональным взглядом оценил лейтенант. – Это же наша сумасшедшая, которая их до деда всегда кормила. Уж сколько мы с ней намучились. Тоже всё про Бога талдычила. Мол, сама Матрона Московская ей явилась и указала, где птиц кормить. В Кащенко вон только и помогли.
— Нет, — мягко ответил Кириллыч. – Это моя Верочка.
Голубь Василий любил поговорить. Его Кириллыч всегда кормил с руки. Василий тюкал клювом Кириллычу в ладошку, и старик всякий раз удивлялся тому, что голубиный клюв, оказывается, совсем не острый. Иногда Василий увлекался сплетнями о воронах и огарях, Кириллыч его за это ругал, но в основном Василий нёс вести.
Вот и Кириллычу Василий рассказал, что Верочке теперь чудо как хорошо, что ничего у неё теперь не болит, что выглядит она совсем как на этой фотографии. И что там, на небе, дано ей от Боженьки важное поручение — готовить к работе таких вот голубей-вестников, как Василий. Только Кириллычу ей вести от себя передавать строжайше запрещено, чтобы Кириллыч, ненаглядный её, с ума не сошёл.
А так… всё хорошо, Ванечка, всё хорошо.
Автор: Светлана Сологуб
Вы на канале литературного агентства и школы Флобериум!
Уже 5 лет мы выпускаем на литературный рынок авторов, которых берут под крыло крупнейшие российские издательства.
Что вам может предложить Флобериум?
Если вы хотите издать свою книгу, то присылайте свою рукопись на литературную экспертизу в наше агентство, подробности: https://flauberium.ru/agency/