Тридцать первое октября. День был серый, влажный, пронизанный тем особым светом, который не освещает, а лишь обозначает предметы, делая их плоскими и призрачными. Я шла через перекресток, ступая по полосам зебры, как по клавишам, издающим беззвучную музыку будней. И вдруг — столкновение! Не физическое, конечно, а столкновение с прошлым, явившимся из сырого воздуха в образе Андрея Савельева.
Он стоял посреди пешеходного потока, неподвижный, как маяк, увешанный своими камерами и объективами. Фотограф. Савельев. Аппаратура — его второй скелет, а может, и первый. Мы столкнулись взглядами прямо на зебре, между двумя берегами ожидания, и он, нарушив все маршруты, предложил идти вместе. «Я провожу тебя», — сказал он, и его маршрут растворился, как тень в сумерках.
Так он оказался в моей мастерской, этом святилище запахов краски и скипидара. «Дай, — говорит, — я тебя сфотографирую». И, видя мой вопрос, добавил: «А то, вдруг не все знают, как ты выглядишь. А, может быть, кто-то забыл. Или соскучился». Рассуждение столь же нелепое, сколь и неоспоримое. В его устах оно звучало как непреложная истина.
«Давай, — говорю, — но у меня лишь пять минут». Время — штука упрямая, его не остановишь рефлектором.
«Хорошо, — кивает он, уже окидывая взглядом мастерскую, выискивая точку. — Где твой черный стул? Тот, который ты всё время пишешь?»
«Вот он», — говорю я.
И он есть. Самый обыкновенный черный стул, ставший от частого изображения почти мифом. Я сажусь. И начинается странный ритуал. Андрей щёлкает затвором, а я позирую, позирую. Застываю в тех позах, которые, вероятно, и ждет от меня его объектив. Пять минут растягиваются в целую вечность неподвижности. Он ловит не меня, а мое отражение в эфире этого дня. А я думаю: вот так мы и встречаемся с прошлым – на зебре, между зеленым и красным, и оно, нарушив все свои планы, провожает нас до мастерской, чтобы запечатлеть миг, который, быть может, уже кто-то забыл или, наоборот, ждал.
Ваша Полина Горецкая