Тот день начинался совершенно обычно, лениво и солнечно, как и положено быть субботе в конце мая. Я помню запах свежесваренного кофе, который смешивался с ароматом цветущей сирени за окном. Мой жених, Андрей, еще спал, смешно раскинув руки, а я сидела на кухне, листая в телефоне фотографии свадебных платьев. Мы были счастливы. По-настояшему, тихо и безмятежно. Мы планировали нашу свадьбу — небольшую, уютную, только для самых близких. Где-то за городом, на веранде у озера. Наш день. Только наш.
Мы были вместе три года, и эти годы пролетели как один миг. Андрей был моей опорой, моей тихой гаванью. Умный, спокойный, невероятно добрый. Единственным, что омрачало наше идеальное будущее, была его мама, Тамара Игоревна. Нет, она не была злой или скандальной. Наоборот. Она была воплощением идеальной свекрови из глянцевого журнала. Всегда с безупречной укладкой, в элегантном костюме, с вежливой, но непроницаемой улыбкой. Ее дом сверкал чистотой, а пироги всегда были пышными. Она одобряла меня, хвалила при гостях, называла «нашей Леночкой». Но за этой идеальностью скрывалось что-то холодное, расчетливое. Она словно управляла всеми вокруг невидимыми нитями, и никто, особенно ее сын, не смел этим нитям сопротивляться. Ее слово всегда было последним, ее мнение — единственно верным.
В тот вечер мы поехали к его родителям на ужин. Виктор Семенович, отец Андрея, был полной противоположностью своей жены — тихий, незаметный человек, который всегда со всем соглашался, лишь бы не нарушать домашнюю гармонию. Атмосфера, как всегда, была немного натянутой, несмотря на внешнее радушие. За столом, украшенным накрахмаленной скатертью и фарфором, мы, набравшись смелости, объявили о своем решении.
— Мама, папа, мы тут подумали… — начал Андрей, сжимая мою руку под столом. — Мы решили пожениться. Двадцать седьмого июля.
Тамара Игоревна на секунду замерла с вилкой в руке. Ее улыбка стала чуть шире, но глаза остались холодными, оценивающими.
— Двадцать седьмое июля? — переспросила она медленно, словно пробуя дату на вкус. — Какое совпадение… Какое удивительное совпадение!
Я напряглась. Я не люблю ее совпадения. Они никогда не бывают случайными.
— У меня ведь тоже двадцать седьмого июля день рождения, — продолжила она, обводя нас сияющим взглядом. — Юбилей! Пятьдесят пять лет! Представляете?
Мы с Андреем переглянулись. Мы, конечно, знали дату ее рождения, но в суете свадебных планов как-то не сопоставили эти два события. В моей голове прозвенел первый тревожный звоночек.
— Да, мам, точно, — растерянно пробормотал Андрей. — Мы как-то…
Но Тамара Игоревна уже не слушала. Она вся загорелась новой идеей. Она встала, прошлась по комнате, ее жесты стали театральными, голос — полным воодушевления.
— Дети мои! Это же знак судьбы! Зачем нам лишние траты? Зачем устраивать два больших праздника с разницей в несколько недель? Подумайте сами: аренда зала, гости, угощения… Это же огромные деньги, которые можно потратить с умом!
Она остановилась напротив нас и посмотрела так, будто дарила нам величайшее сокровище.
— Мы отпразднуем мой юбилей и вашу свадьбу вместе! В один день! Сделаем одно большое, шикарное торжество! Это будет так символично: рождение новой семьи в день моего юбилея!
В комнате повисла тишина. Слышно было только, как тикают старинные часы на стене. Я смотрела на Андрея, умоляя его одними глазами отказаться. Скажи «нет». Пожалуйста, скажи «нет». Это наш день. Не ее. Но я видела, как в его взгляде решимость угасает под напором материнского энтузиазма. Он всегда пасовал перед ней.
— Ну… я не знаю, мама… — промямлил он. — Мы с Леной хотели скромно, для себя…
— Скромно? — Тамара Игоревна картинно всплеснула руками. — Свадьба единственного сына — и скромно? Леночка, ты же понимаешь, у нас много родственников, друзей семьи, партнеров Виктора Семеновича. Их всех нужно пригласить, оказать уважение. А мой юбилей — это прекрасный повод собрать всех и сразу. И для вас никакой головной боли! Я все возьму на себя!
Ее слова лились сладким медом, но для меня они были ядом. Я все возьму на себя. Это означало, что у нас не будет права голоса. Наша маленькая, уютная свадьба на берегу озера только что утонула в ее грандиозных планах на собственный юбилей. Я чувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Это очень… щедрое предложение, Тамара Игоревна, — выдавила я из себя, изо всех сил пытаясь сохранить улыбку.
— Не то слово! Это разумное решение! — поддакнул Виктор Семенович, отрываясь от своей тарелки. — Мать права. Экономия должна быть экономной.
И вот мы сидели, двое влюбленных, чью мечту только что беззастенчиво украли, и не могли найти слов, чтобы возразить. Андрей посмотрел на меня виновато, но уже сдался. Я видела это по его опущенным плечам. Мы согласились. Вернее, нас просто поставили перед фактом. Возвращаясь домой в тот вечер, мы ехали в полном молчании. Запах сирени больше не казался мне волшебным. Он пах тревогой. Моя сказка начала превращаться в чужой спектакль, где мне отводилась роль второго плана.
Подготовка к «нашему общему празднику», как его теперь называла Тамара Игоревна, превратилась в нескончаемый марафон ее желаний. Моя мечта о легком, летящем платье была разбита в пух и прах.
— Леночка, это же не просто свадьба, это юбилей! — говорила она в свадебном салоне, брезгливо морщась при виде выбранного мной наряда. — Тебе нужно что-то… статусное. Чтобы соответствовать уровню мероприятия.
Она настояла на примерке платья, которое больше походило на торт-безе: с тугим корсетом, расшитым тысячей блестящих камней, и пышной юбкой из десятков слоев тюля. Я чувствовала себя в нем неповоротливой куклой. Я не хочу это платье. Я его ненавижу. Но Андрей, стоявший рядом, лишь пожал плечами: «Мама говорит, в нем ты как королева». Я настояла на своем выборе, но это была моя первая и последняя победа в этой войне. Битва стоила мне нескольких бессонных ночей и напряженных разговоров с Андреем, который умолял меня «не расстраивать маму по пустякам».
Список гостей рос с каждым днем. От наших первоначальных двадцати человек он раздулся до ста пятидесяти. Я не знала и половины этих людей. Это были ее подруги, коллеги, дальние родственники, которых она не видела годами.
— Ну как же их не позвать? — удивлялась она моим робким возражениям. — Они обидятся! Это же мой юбилей!
Слово «свадьба» звучало все реже и реже. Все крутилось вокруг ее «великой даты». Цветовую гамму — наш нежный-голубой и белый — она заменила на «благородный бордовый с золотом». Меню, которое мы так тщательно составляли с Андреем, было переписано под ее вкус. Наши любимые легкие закуски заменили тяжелые, сытные салаты, а вместо рыбы на гриле появился запеченный поросенок.
— Гости должны уйти сытыми и довольными, — безапелляционно заявляла она. — Это показатель щедрости хозяев.
Я чувствовала себя чужой на собственном празднике, который еще даже не состоялся. Каждый день приносил новое разочарование. Я пыталась говорить с Андреем, объяснить ему, что это уже не наша свадьба, а ее бенефис. Он слушал, кивал, соглашался, но ничего не менял.
— Лен, потерпи немного, — просил он, обнимая меня. — Ты же знаешь маму. Ей важно, чтобы все было идеально. Давай не будем ссориться из-за этого. Праздник пройдет, и все забудется, а мы будем вместе.
Но я уже не была в этом уверена. А будем ли? Если он сейчас не может меня защитить от ее нападок, что будет потом? Меня не покидало ощущение, что дело не только в желании сэкономить или устроить пышный праздник. Было что-то еще, какая-то скрытая цель, которую я не могла разглядеть за сияющей улыбкой свекрови.
Однажды, когда мы сидели в ресторане и обсуждали с ней рассадку гостей (вернее, она диктовала, а мы с Андреем записывали), она как бы невзначай бросила фразу:
— Ох, столько дел, столько забот… Еще и двоюродной сестре Ирочке помогаем с первым взносом на квартиру. Крутимся, как можем.
Она сказала это с таким видом благодетельницы, что я даже на миг прониклась уважением. Какие они молодцы, помогают родственникам. Андрей кивнул, он, видимо, был в курсе. Но что-то в ее тоне меня насторожило. Какая-то фальшивая нотка.
Кульминацией ее «помощи» стало предложение по поводу подарков.
— Дети, у меня есть гениальная идея! — объявила она за неделю до торжества. — Чтобы гости не путались, кому дарить подарок — мне на юбилей или вам на свадьбу, — мы поставим один большой, красивый сундук для денег. Сделаем его центральным элементом декора! А после праздника все вместе сядем и посчитаем. Это будет наш общий семейный бюджет на начало вашей совместной жизни!
Мое сердце ухнуло куда-то вниз. Вот оно. То, к чему все шло. Общий котел.
— Тамара Игоревна, я не думаю, что это хорошая идея, — сказала я так твердо, как только могла. — Наши друзья, мои родители… они будут дарить деньги именно нам. На свадьбу.
— Леночка, не будь такой мелочной! — она мгновенно сменила улыбку на обиженное выражение лица. — Какая разница? Мы же одна семья! Или ты мне не доверяешь? Я же хочу как лучше для вас! Мы покрываем большую часть расходов на этот шикарный банкет, так что будет справедливо, если подаренные деньги пойдут в общую копилку на покрытие затрат. А что останется — все ваше, до копейки.
Она посмотрела на Андрея. Он снова отвел взгляд.
— Мама права, Лен, — тихо сказал он. — Это логично. Они действительно много тратят. Давай не будем спорить.
В тот вечер я впервые заплакала от бессилия. Я сидела в нашей маленькой квартире и понимала, что меня обводят вокруг пальца, а мой будущий муж — соучастник этого обмана, вольный или невольный. Весь этот фарс с объединением праздников был затеян не для экономии. Он был затеян для того, чтобы забрать наши свадебные подарки. Мои сомнения превратились в леденящую уверенность. Ей нужны были эти деньги. Но зачем? Неужели на покрытие расходов, которые она сама же и раздула до немыслимых размеров? Я чувствовала себя пешкой в чужой игре, и с каждым днем мне становилось все страшнее.
День свадьбы встретил меня серым, пасмурным небом, будто природа чувствовала мое настроение. В зеркале я видела не счастливую невесту, а уставшую женщину в чужом, слишком пышном платье. Макияж скрывал темные круги под глазами, а вымученная улыбка не доходила до глаз. В ЗАГСе все прошло скомкано и быстро. Тамара Игоревна торопила фотографа, потому что «гости в ресторане заждались».
А ресторан… Он был похож на тронный зал. Все в бордовом и золотом, как она и хотела. Огромные столы ломились от еды. Оркестр играл вальсы. В центре зала, на отдельном постаменте, обтянутом бархатом, стоял тот самый сундук для денег — огромный, вычурный, окованный золочеными полосами. Он был похож на саркофаг, в котором хоронили мою мечту.
Весь вечер был посвящен ей. Первые тосты были за здоровье юбилярши. Ведущий, нанятый ею, сыпал комплиментами в ее адрес. Нас с Андреем поздравляли как бы между делом, как приятное дополнение к основному событию. Я чувствовала на себе сочувствующие взгляды моих подруг и родителей. Я просто сидела за главным столом, как красивая декорация, механически улыбалась и кивала. Андрей держал мою руку, но его ладонь была холодной и влажной. Он тоже нервничал, но по-своему. Он боялся этого вечера не меньше моего.
Началась самая унизительная часть — вручение подарков. Гости вереницей тянулись к сундуку, опуская в его прорезь белые конверты. Я видела, как мой папа, поздравляя нас, опустил туда толстый конверт. Он подмигнул мне и сказал: «На ваше гнездышко, дочка». А я чуть не расплакалась, понимая, что это «гнездышко», скорее всего, уже распланировано моей свекровью. Тамара Игоревна стояла рядом с сундуком, лучезарно улыбаясь и пожирая каждый конверт глазами.
Ближе к ночи, когда большинство гостей разъехалось, музыка стихла, а официанты начали убирать со столов, наступил момент, которого я боялась больше всего. Тамара Игоревна, в сопровождении своего молчаливого мужа, решительной походкой направилась к столу с подарками. Она поправила свою идеальную прическу и с самой обаятельной улыбкой обратилась к нам.
— Ну что, деточки, спасибо вам за чудесный праздник! Вы подарили маме лучший юбилей! — проворковала она. — А мы, пожалуй, заберем коробочку, чтобы дома в спокойной обстановке все посчитать и распределить.
Виктор Семенович, не говоря ни слова, протянул руки, чтобы поднять тяжелый сундук.
Мое сердце замерло. Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но из горла не вырвалось ни звука. Я была парализована унижением и гневом. Я посмотрела на Андрея. В этот миг решалось все. Наше будущее. Или он сейчас промолчит, и я уйду, или…
И он не промолчал.
Он медленно встал, отодвинув стул. Подошел к своим родителям и мягко, но настойчиво положил руку на крышку сундука, мешая отцу его поднять.
— Мама, папа, поставьте коробку на место, — его голос был тихим, но в оглушительной тишине зала он прозвучал как выстрел.
Лицо Тамары Игоревны мгновенно изменилось. Улыбка сползла, обнажив хищный оскал.
— Андрюша, ты что такое говоришь? Мы же договаривались! Это наш общий праздник, общие расходы! Мы вложили сюда столько сил и денег!
— Праздник, может, и общий, — так же спокойно ответил Андрей, глядя ей прямо в глаза. — А деньги подарены гостями нам с Леной. На нашу новую жизнь.
— Неблагодарный! — взвизгнула она, теряя свое королевское самообладание. Виктор Семенович испуганно отдернул руки. — Да как ты смеешь! Мы устроили тебе такую свадьбу! Это просто компенсация за наши затраты!
Андрей усмехнулся. Холодно и горько.
— Компенсация за что? За то, что вы решили отпраздновать твой юбилей за счет свадебных подарков наших с Леной гостей? Я правильно понимаю, мама?
В этот момент маска упала окончательно. Ее лицо исказилось от ярости. Она была готова испепелить нас обоих взглядом.
— Это все она! — закричала Тамара Игоревна, тыча в меня пальцем с идеальным маникюром. — Это она тебя настроила! Против родной матери! Я всегда знала, что она хитрая и расчетливая!
Я молчала, просто стояла рядом с Андреем и впервые за много месяцев чувствовала под ногами твердую почву. Он не отпускал мою руку.
И тут произошел еще один поворот, которого не ожидал никто. Из-за соседнего столика, где сидела горстка самых стойких родственников, поднялась немолодая женщина, двоюродная сестра Виктора Семеновича. Она, видимо, выпила чуть больше положенного вишневого сока и чувствовала себя смелее обычного.
— Тамарочка, а что такое? — пролепетала она, покачиваясь. — Вы же всем нам говорили, что деньги нужны на первый взнос для вашей новой квартиры в центре? Что Андрюша с Леной такие молодцы, решили помочь родителям… Мы поэтому и дарили побольше…
В зале повисла мертвая тишина. Я посмотрела на Андрея. Его лицо окаменело. Он перевел взгляд на мать, и в его глазах я увидела такую боль и разочарование, каких не видела никогда. Вот оно. Вот настоящая причина. Не юбилей. Не помощь мифической сестре Ирочке. Они хотели купить себе новую квартиру, использовав нашу свадьбу как предлог для сбора денег. Они не просто хотели забрать наше, они обманывали всех гостей, прикрываясь нашим именем.
Тамара Игоревна стала багровой. Виктор Семенович что-то невнятно забормотал про то, что «все не так поняли». Но было поздно. Ложь, такая тщательно выстроенная, рухнула в один миг.
— Вон отсюда, — тихо, но с ледяной яростью в голосе сказал Андрей. — Оба.
Они ушли, бросая на нас проклятия, оскорбления, хлопая дверями. Оставшиеся гости, сгорая от неловкости, тоже поспешили ретироваться. Через пятнадцать минут мы с Андреем остались одни посреди этого разгромленного великолепия из бордового бархата и увядающих цветов.
Тишина давила. Пахло пылью, остывшей едой и чужим парфюмом. Сундук так и стоял на своем постаменте, как молчаливый свидетель нашего позора и нашей победы.
Андрей повернулся ко мне. Его лицо было бледным и измученным.
— Лена, прости меня, — прошептал он. — Прости, что я позволил этому случиться. Я был слеп. Или не хотел видеть. Я всю жизнь пытался быть для нее хорошим сыном, и не заметил, как перестал быть хорошим человеком для тебя.
В его голосе не было оправданий, только горькое раскаяние.
— Я видел, что происходит, — продолжил он, глядя мне в глаза. — Я видел, как она отбирает у тебя наш праздник, нашу мечту. Но я так боялся ее разочаровать, ее гнева… Это как привычка, выработанная с детства. Но сегодня, когда я увидел, как она смотрит на этот сундук, я понял, что боюсь потерять тебя гораздо больше, чем ее одобрение.
Он подошел и крепко обнял меня. И я обняла его в ответ. Весь тот груз, что давил на меня месяцами, вся обида и боль — все это стало таять в его объятиях. Он выбрал меня. Он выбрал нас.
Мы вместе подошли к этому ужасному сундуку. Андрей открыл замок. Внутри лежали десятки белых конвертов. Мы не стали их считать. Мы просто закрыли крышку, и Андрей сам, без помощи, поднял его и понес к выходу. Этот сундук был символом лжи, и мы оставляли его в прошлом.
На следующее утро я проснулась в нашей постели от солнечного луча, бившего прямо в глаза. Не было никакого похмелья, только звенящая чистота в голове и тихая радость в сердце. Мое простое свадебное платье, то самое, которое я отвоевала, висело на дверце шкафа. Рядом стоял Андрей и заваривал кофе. Запах был тот же, что и в то майское утро, но теперь в нем не было ни капли тревоги. Я посмотрела на своего мужа, и впервые за долгое время увидела в нем не мальчика, который боится свою маму, а мужчину, на которого я могу опереться. Наша настоящая совместная жизнь начиналась только сейчас.