ПОСЛЕСЛОВИЕ после слов
(со слов Холста законспектировано поминспектора)
Стоял на плоской части округлой Земли замок ИХ. И был он тюрьмой. В коей размещались тюремные люди. А также тюремщики, охранявшие их быт.
Однажды там в малогабаритной камере собрались три человека - все узники, включая второго. Собрались они, конечно, там давно - лет десять уж как в одном посещении прожили, но в тот раз тоже не расходились. И собравшись, разговаривали.
- Моя фамилия Понт, - с неторопливостью доложил один тюремный постоялец, а двое других в глубоком согласии кивнули, поскольку десять лет безвылазно находились с ним близко, как и их нары.
- Вы видите на мне эти брюки? - задумчиво спросил товарищ Понт, - это тюремные брюки. В полоску. В детстве я надевал такие только на хеллоуин, а теперь я их ношу каждый день. Двадцать лет.
Оставшиеся двое людей на всякий случай проверили себя и обнаружили на себе такие же. И опять кивнули.
- Итак, двадцать лет жизни, не меняя брюк, - многозначительно поднял вверх палец докладчик, - это настораживает.
Он углублённо начал вспоминать будни:
- Ровно двадцать лет я вынашивал дерзкий план побега из этих строений. Вынашивал каждую секунду, весь двадцатилетний срок, который мне дали, и который я послушно трубил. И вот, неразлучные друзья мои, я выносил. Сегодня. Вечером. Сразу как только мы поужинали баландою. Теперь я обладаю дерзким планом побега.
- Но завтра тебя и без плана освободят, - прозорливо напомнил другой, наклонившись гладкой бородою, - потому как стукнет конец твоему сроку, не будь я Бюджетто Пилинни.
- Это так, - с усмешкой отозвался Понт, - освободят. Но это произойдёт только в конце дня. А дилижанс на Лондон отойдёт завтра в полдень. Поэтому моя душа рвётся на части, ждать так долго она не может. Мне из тюрьмы надо будет поехать в одну лондонскую пригородную деревушку - меня там будет ждать успех. Я иду к нему без малого сорок лет и три года. А кроме того, соседи мои, морем до Лондона быстрее.
- Лодкою? - проницательно догадался третий по неприятной фамилии Чухонеллс.
- Вплавь.
Понт с мечтательной насмешкой посмотрел на аудиторию.
- У меня ведь есть секрет, - прищурился он на слушателей, - вам тут отлёживаться на дне ещё лет десять, поэтому мне охота, чтоб, когда я отбуду, вы научились кусать свои локти. Потому что охватитесь злобной завистью ко мне. А я буду на это плевать. Став на редкость богатым сэром. И сакральный секрет своей скорой обогаченности я вам, конечно же, сейчас открою. Хотя вы этого и не хотите. Или хотите?
- Нет, - с жаждой нового ответили двое.
- Тогда слушайте - деваться вам некуда.
Заключённый Понт внимательно осмотрелся по однокомнатной камере - нет ли кого лишнего. Но кроме их трёх, сюда никто очень давно не заходил - десять лет точно.
- Вот это нары, - Понт указал на предмет, - а вон там умывальник, - пояснил он более развёрнуто, - но в мире, я вам скажу, очень много и других разнообразных вещей. Вот на них как раз я и хочу сегодня остановиться подробнее. Есть, между прочим, в мире могила старинной тётеньки. Вы что-нибудь знаете про графиню Кики-Мор? Темнота-а.
Это небольшая такая ведьма, жила ещё до того как я сел. В ранние века. Она пугала людей, сотрудничала с нечистой силой, и тогда муж её за эти поступки насмерть убил. Отравил ядом смородины. А потом чистосердечно закопал. Прямо в её личную могилу. И там оставил. Но чтоб как-то извиниться перед ней за допущенную грубость, напихал в ту могилу всяких золотых штучек. Которые пригодятся графине в дороге и скрасят ей покойницкие будни.
- Почему ты уверен, что он напихал? - дальновидно усомнился Чухонеллс, - есть тому официально подтверждённое предание?
- Нет. Я просто подумал: а почему бы ему не напихать? Я б, например, обязательно что-нибудь сунул бы. Всё же ведьма как-никак: поступки, то, сё.
Слушатели соображающе переглянулись - ну да, всё к тому и шло. Всё сходится.
Кроткая графиня, допивая горячий ядовитый чай, жуя печенье и колотясь в жутких предсмертных судорогах, пообещала убиющему её супругу грядущий страх жизни. Сказала, что станет каждые полвека плюс два года запускать на орбиту привидений, и они будут небесными символами проклятий его рода.
Пилинни с надеждой перебил:
- И запускала?
- Хах. Да в том-то и дело, что нет. Ни одного.
- А ещё ведьма, - насмешливо возмутился итальянец, - ведьмы обязаны держать слово. На то они и поставлены.
Понт развалился на нарах с загадкой на лице:
- Вот и я думал. Как же так, - думал я, - ни одного случая не слыхать. И это большой козырь на мою мельницу. Это значит, что гостинцы в могилу были уж точно уложены, и это именно они остановили злобство графини, неразборчивой в напитках. Это они остудили её коварную месть. А стало быть - сокровища до сих пор там. Лежат в нетерпении.
Чухонеллс и Пилинни пододвинулись ближе.
- Дураку понятно, - с наслаждением закивали они, - и к бабке не пойдёшь.
Тогда Понт торжественно объявил:
- А значит эти сокровища мои.
Немного помолчали.
- Да? - тихо переспросили слушатели.
- А как же, - ответил оратор, - чьи же они ещё. Ведь это именно я потомок Кики-Мор.
Такое заявление вызвало у аудитории бурю протяжной задумчивости. Кто-то даже неосторожно хмыкнул.
- Не верите, да? - громче обычного насмехнулся Понт, - а надо бы.
- А почему? - на всякий случай спросил Чухонеллс.
- Да потому что никто не сможет этого опровергнуть. Кто я и откуда - никому неведомо. Мне и самому. Я долго и мучительно думал, я годами разгадывал этот ребус. И однажды сказал себе: а знаешь, парень, возможно, ты и есть наследник рода. Почему бы и нет.
Чухонеллс и Пелинни с уважением развели руками:
- М-да-да... глядите-ка, заключённый - а всё раскрыл...
- Всё мне, всё теперь мне, - мечтательно взвёл глаза Понт, - сначала пива выпью, а потом и до виски дойду. Надо только добраться, раскопать и извлечь. Тридцать миль от Лондона. Деревня Окраин-Глуш, кладбище.
Бюджетто Пилинни всё-таки напомнил:
- А не забоишься ведьму? Всё-таки кто их заземлённых разберёт, чуднЫе они какие-то, мертвецы эти.
Понт весело посмеялся:
- Ослы вы, ребятки. Газет избегаете. А оно началось. Именно там началось. Призрак появился! О, я долго этого ждал, чтоб успокоить душу. И как раз сейчас, когда мне пришло уходить. Это для моей души прямой знак.
И Понт показал сборищу газетные статьи, посвящённые обострённым явлениям в небе над деревней.
Слушателей это сильно проняло.
- Какой же это знак? Это предупреждение? - не понял итальянский недоумок, - ведьма откопала томагавк войны. Вспомнила свои злобные обещания.
- Очень хорошо, что вы ослы, - порадовался Понт, - призрак означает только одно - золото ведьму больше не устраивает, а стало быть, оно ей и ни к чему. А потому, я могу спокойно его забрать. Понятно говорю?
- А... оно точно означает... именно это?
- Ну а что же ещё, по-вашему? - насмехнулся Понт.
- Хм... Ну да... да. Смотрите-ка, заключённый - а всё раскрыл....
- Ухх, я теперь заживу! Теперь дам дрозда! Осталось только сбежать. Да и воздух здешний... Чувствуете? Дышать-то особо нечем.
Чухонеллс и Пилинни пошмыгали носами, оглядели просторы - решили не радоваться.
- Теперь мой секретный план, - оповестил Понт, - запоминайте его постепенность. В первую очередь вы меня грубо убьёте.
- Так. Дальше, - вникающе спросил Пилинни.
- Потом постучите в дверь, позовёте тюремщиков. Скажете им, что мне околелось. И что пайку к завтраку надо нести только двоим.
Они вас похвалят за честность и принесут трупоупаковочный мешок. Меня туда запихают и потащат на старт-площадку - это вверху тюремной пограничной стены небольшой выступ, откуда сбрасывают в океан мешки с усохшими. Как раз под выступом внизу море-океан. Меня в мешке скинут тоже. До воды там недалеко - метров двести - как-нибудь долечу. Вот и всё. А через день-два я уже богат, как сивый мерин. Назову себя, к примеру, графом Понте-Глисто, буду шастать по земле и всем подряд отомщать. Ну как план?
Соседи по камере согласились, что план хитроумен, однако же Чухонеллс выразил некоторый скепсис по поводу запаса активности у мёртвого человека.
А Пелинни даже уточнил подробность: каким именно табуретом вначале операции следует убить решительного выдумщика. Не тем ли, который выструган из дерева-баобаба.
- Вы оба - ослы, - дружелюбно пометил Понт, - табурет не пригодится, - он выудил из себя небольшую коричневую сигару, показал собранию, - по-вашему, что это за невиданная штучка? Каков её скрытый секрет?
- Ну какой может быть секрет, - разочаровался Пелинни, - обыкновенная сигара для задумчивого искуривания.
- Вы знаете, как я вас уважаю, - быстро заговорил Понт, - но личности вы жалкие и, конечно же, ничтожные. Это специальная сигара. Я нарочно покрасил её в коричневый цвет, для обмана населения. Это удлинённая многоразовая ампула с ядом. Называется "Джульетта". Открываешь колпачок, даёшь край изделия понюхать врагу и спокойно уходишь по делам - через час-другой враг будет мертвецки дохл. Понятно говорю?
- Откуда ж у тебя такое чудо техники? - восхитились оба слушателя.
- С детства. Жили мы бедно, соски для меня, ребёнка, не было - вот папа мне эту погремушку и подарил. Знаками показал, что колпачок лучше всего не отвинчивать. Вот с тех пор и ношу.
- Как же ты понимал знаки? - спросил удивившийся итальянец, - в годы соски обычно опыт жизни скуден.
- Понять было несложно. Папа открутил, понюхал сам, дал понюхать маме, а мне погрозил кулаком. После чего закрутил обратно. Кто их потом хоронил - я так и не знаю.
- Сирота, - уважительно произнёс Чухонеллс, - немалая доля выпала на твои годы. Однако ж... как ты разбогатеешь в отравленно-окоченённом расположении духа?
- Вы ослы. Я не говорил вам? Десять лет я в одних стенах с ослами. Это угнетает. Запомните: противоядием к этой штуке является морская вода. Она - и только. И как только я окажусь в море - сразу же начну жить дальше. Понятно говорю?
- А пресная?
- Никогда. Морская - и только. Но затягивать с воскрешением не стоит: неделя-другая - и может быть поздно. Так что вы уж тюремщиков-то торопите.
Сожители похлопали глазами:
- Да-да... конечно. Смотрите-ка, заключённый - и всё придумал. А мы-то и... ты же всё-таки дашь нам часть, по справедливости?
- С какой стати! Всё мне. Ух, я теперь заживу. Куплю махорки, спичек, остров в Тихом океане и женюсь... честное благородное слово - женюсь... хм.. интересно вот, кстати... лет сорок назад знавал я одну даму, она тогда была уже на склоне... правда, ходить могла... любопытно, сделалась ли она теперь ещё краше...
- Да дураку понятно. Не в пустыне же.
Довольный собою Понт увеличил себе развал тела.
- А я вот что вам скажу, - произнёс он с усмешкой, - будь бы на вашем месте не глупцы, они бы знаете как поступили?
Они б убили меня отравой, позвали тюремщиков и пока те придут с мешком за трупом, сложили бы меня на чужое место, сказали, что я сплю, а мною мёртвым притворились бы сами. Тогда б тюремщики вас в море и повыкидывали. Вот вы и сбежали бы. А я б остался тут околевать. Ха-ха. Но вы люди туповатые и до такого никогда не догадаетесь, поэтому я смело вам доверяю. Вот вам сигара, как усну безмятежным сном, дайте мне понюхать. Во сне и окочурюсь - ждать вам не долго.
- Спокойной ночи, - сказал ему Чухонеллс, приняв орудие близко к сердцу.
Понт улыбаясь выполнил отработанную горизонтальную лёжку возле окна и оглушительно захрапел.
Услужливый товарищ по номеру вскоре преподнёс ему к носу волшебный снаряд, который спящий Понт с жадностью понюхал и улыбку удлиннил.
Двое верных друзей терпеливо дождались трупных пятен и постучались в коридор, прокричав в скважину, что завтрак теперь только двоим.
Прибывшие на зов тюремщики проанализировали ситуацию с критикой. Один из них даже осудил:
- Во дурак. Ему же завтра можно было домой.
- Да, - подтвердил Пилинни, - нетерпеливая его душонка.
- Таскай теперь его полосатика... а вы, я гляжу, честные фраера - могли б ведь смолчать и утром до отвала нажраться.
Когда тюремщики ушли, окостеневшего Понта переместили от окна на нары Пилинни, а сам Пилинни лёг на его место, репетируя роль человека, скончавшегося от невзгод.
Тюремщики вернулись рано утром, ещё не сменившись. В руках они имели крупный мешок.
- Ну... прощайтесь, - оглядели они всех трёх одинаковых причёской и одеждой, - а этот чего, спит что ли?
- Да. Вид мертвецов его успокаивает.
- Э-эх, доля наша караульная, - лениво запели тюремщики, погружая живого Пилинни в просторы мешка. Погрузили и поволокли. Вознесли на старт-площадку и с силой скинули в водяную стихию. После чего быстро поспешили на пересменок, тем более пора было завтракать.
В море Пелинни с удовольствием выбрался из мешка, скинул с себя полосатые покровы (надоело носить одно и то же) и плавно поплыл в сторону, откуда виделось небо.
Гребень атлантической волны понёс его вдаль.
Вскоре Пелинни заметил высоко над собою борт гигантского корабля. Не желая, чтоб его прихлопнуло к борту, он в заковыристых выражениях позвал кого-нибудь на палубу. Появился седовласый капитан с трубкой в натруженных зубах.
- Шеф, до Лондона подбросишь? - захлёбываясь океаном, заинтересовался Пелинни.
- В ливерпул курс, - солидно отозвался капитан дымящимся ртом, - в Лондон море не заходит. Садись, ежели без багажа. Подвезу. Там дойдёшь. Напрямки. А будешь в Лондоне - аккуратней на дороге, там эти кэбы, тысяча чертей, так и носятся.
- А с ценами там как? Устойчивы? - выныривая из воды и вновь падая на место, любознательничал Пелинни, - почём золотишко?
- С таким правителями как наши, добра не жди, - ответил старый капитан. Он с сожалением поглядел вниз и спросил:
- Как водица?
- Холодная, язви её в коромысло, - ответил Пелинни, гонимый гребнем, - прямо сплошная сырость.
Капитан покачал седой головой:
- Ну не знаю, не знаю, не понять мне вас молодых. Как по мне: так уж лучше с девахой в постельке, чем вот так... да ты погоди пропадать-то, ответь сперва...
Так в разговорах, беседах и продолжился их путь: Пелинни - водой, капитан - палубой.
- Ты заходи, - напоследок хрипнул капитан и пошёл к себе. Там в каюте был недопитый ром.
Пелинни тогда решил всё-таки зайти. Чёрт его знает как, но забрался. Говорят, кто-то из матросов, слонявшийся по палубе и искавший какого-нибудь собутыльника, на свою удачу увидел такого в водах, бросил ему стальной багор с пожарного щита, с привязанной к багру верёвкой.
Так или иначе, а Ливепул вскоре был достигнут; Пелинни, уже переодетый в тельняшку, сломя голову устремился в Лондон, а потом и в саму Окраин-Глуш. Там он скрытно отыскал нужную могилу и задумался: скоро его путём прибудет и верный товарищ Чухонеллс - он близкий человек, а поэтому должен быть околпачен. Надо навести его на ложный след.
Пелинни выбрал наугад какой-то старый могильный холмик, снёс с памятника предыдущую надпись, прицепил туда написанную собой, зловеще посмотрел вдаль и сам себе беззвучно сказал:
- Хорошо б теперь пообедать.
Съев с аппетитом украденный неподалёку хлеб, Пелинни ушёл поспать.
А тем временем в замке ИХ Чухонеллс продолжил дерзкий умысел. Покойного он снова расположил у окна и опять завизжал на всю тюрьму, что обед сегодня понадобится только один - сокамерник уже не будет.
Тюремщики появились и опять стали хвалить:
- О, да ты честный фраер. Мог бы смолчать и до отвала нажраться. Молодец - нам такие нужны. Усох, стало быть, твой соседушка? Ну мы за мешком.
- А я той порой посплю, - проинформировал Чухонеллс и, дождавшись отбытия недоброжелателей, опять отодвинул труп на другую постель, сам возлёг у окна и начал ждать.
Послышалось традиционное здесь пение "Ох ты доля наша караульная...", звякнули замки, тюремщики слаженными движениями со скользом запустили Чухонеллса в грубый мешок и, шагая в ногу, поплелись наверх, откуда и зашвырнули всю эту ношу в стихию воды. Плюнули вслед и с грустной песней поспешили на обыденную службу, не весёлую, потому что то и дело встречаются умершие люди.
Чухонеллс хлопнулся о водную гладь и мешком пошёл на дно. Предчувствуя неприятности, он решил из мешка вылезти, а когда вылез, обнаружил со всех сторон сильную влажность. Нужно было как можно быстрее начать обсыхать, тогда с этой целью Чухонеллс торпедой устремился вверх, где, по его предположению, витал воздух.
(послепослесловие после)