В моем полку книг 1925 года прибыло. Это книга первого американского нобелевского лауреата по литературе Синклера Льюиса, посвященная жизненному пути одного врача. В каком-то смысле, не одного, он, конечно, собрал обширный материал и наделил Мартина Эроусмита чертами многих врачей и учёных, и ниспослал ему испытания многих людей этих профессий.
Про эту книгу и ее автора важно упомянуть две или три вещи. Синклер Льюис родился в небольшом городке посреди нигде в Миннесоте в семье единственного на весь город врача. Это раз. Параллельно с учебой он работал репортёром и исколесил одноэтажную Америку в поисках сюжетов, поэтому его слог, в отличие от современных ему модернистов, готовых на сорока страницах описывать одну попойку в ординаторской роддома, звучит как пулемётная очередь: хорошо, что я не нашла аудио, иначе, отвлекшись на минуту, я бы обнаруживала главного героя уже в совершенно перпендикулярной жизненной ситуации. Это два. И Льюис в самом начале книги благодарит за помощь по научной части ученого-популяризатора Поля де Крюи, известного своей книгой Охотники за микробами (несколько реальных сюжетов из которой я узнала в вымышленной биографии Мартина). Это три.
Роль де Крюи, наверное, сложно переоценить. Для меня самыми важными и резонансными в этой книге были размышления о работе ученого. Становиться ли им или зарабатывать деньги частной практикой, проводить фундаментальные исследования или прикладные, проводить испытания с группой плацебо во время эпидемии или нет, доводить работу до полного завершения или публиковать первые же интересные результаты, расти в экспертизе или по карьерной лестнице, рассчитывать на то, что сможешь завести семью, или с головой уйти в работу 24/7... Льюис буквально препарировал профессию в своём беспощадном стиле, превращая все невыносимые ситуации и невозможные выборы в трагикомичные скетчи. Он и Нобеля в 1930-м получил с формулировкой «за его энергичное и образное искусство описания и способность с остроумием и юмором создавать новые типы персонажей». Хотя, конечно, на его счету был не только Эроусмит, расстрелявший свои стрелы по самым кривым из мыслимых траекторий, но и Глэдис из Главной улицы и Бэббит. Надеюсь прочитать их в скором будущем.
В детстве Мартин волонтерил у местного доктора Викерсона, который снимал квартиру над магазином старшего Эроусмита. Помогал он ему немного из тщеславия, немного из-за природной любознательности. Эта суперпозиция мотивов будет и дальше толкать его по жизни, иногда в противоположных направлениях. Как-то док, по привычке "немного" выпив после работы, добродушно советовал юному помощнику, листавшему его учебник анатомии Грея: "Библиотека врача — это три книги: «Анатомия» Грея, Библия, Шекспир. Учись. Из тебя может выйти великий врач. Будешь жить в Зените и зашибать пять тысяч долларов в год — что твой сенатор. Меть всегда повыше. Лови удачу. И работай над собой. Кончишь сперва колледж, потом — на медицинский факультет. Изучай химию. Латынь. Науки!"
В итоге Мартин после бакалавриата приготовился к поступлению на медицинский факультет Уиннемакского Университета. География книги в значительной степени вымышлена. Если у Фолкнера был вымышлен округ Йокнапатофа, то Льюис измыслил целый штат - Уиннемак, граничивший с Индианой, Иллинойсом, Огайо и Мичиганом и, подобно им, представлявший собой сочетание Востока со Средним Западом. Университет Уиннемака - великолепное современное заведение с большими амбициями, сонмом профессоров, курсов разной степени значимости и лекциями по радио. Это "фабрика по изготовлению таких мужчин и женщин, которые вели бы нравственный образ жизни, играли бы в бридж, ездили бы в хороших автомобилях, проявляли предприимчивость в делах и при случае упоминали ту или иную книгу, хотя всякому ясно, что читать им некогда."
На фоне достаточно легкомысленных однокашников в 21 год Мартин казался этаким романтическим одиночкой: "Общество его составляли молодые люди, мужскою гордостью которых было курить замусоленную кукурузную трубку и носить замусоленный свитер." Университет стал его миром, а целью жизни химия и физика. И в перспективе - биология. Ангус Дьюер выделялся среди его знакомых, он был очень целеустремлен и рассчитал свою карьеру до старости. В каком-то смысле за ним Мартин и подался на медицинский. Однако на него он равнялся, но не дружил с ним. А дружил с весельчаком Клифом Клосоном, пролетарского происхождения и исключительного зубоскальства (в моем представлении это типаж близнецов Уизли). Профессора не одобряли этой дружбы и, возможно, не зря. Весёлый приятель Мартина избрал для себя в итоге совсем другой жизненный путь быстрой и лёгкой наживы на грани законного. Был в университете у Мартина и ещё один приятель весьма архетипического вида - преподобный Айра Хинкли, который готовился в миссионеры-врачеватели: "Веселый и беззаботный христианин, неуемный оптимист, смехом смывавший все грехи и сомнения, жизнерадостный пуританин, он с назойливым мужеством проповедовал учение своей крошечной секты Евангелического Братства, гласившее, что молиться в красивой церкви почти такой же разврат, как играть в карты." Мартин был абсолютным и закоренелым материалистом. Вот Мартин и Айра смотрят на один и тот же труп в прозекторской, но один видит прекрасную машину, а другой - творение всемогущего. Когда вот так это пишешь, в ряд, то эти формулировки не выглядят такими уж конфликтующими. Что мешает кому-то всемогущему сотворить прекрасную машину? Но различие тоньше, хотя его и сложно сформулировать. Этих двоих жизнь ещё столкнет - на острове, охваченном чумой. И каждый из них не изменит там себе.
Писательский метод Льюиса не позволяет нам во всем сочувствовать Эроусмиту, иногда мы отчётливо видим его недостатки, и хочется зажмуриться как на американских горках: не делай этого! Наш герой логик и материалист, интроверт, который любит коктейли, покер и быструю езду. Умеет видеть суть вещей, но не людей. И наиболее заметным образом это проявляется в его отношениях с женщинами. Сначала он встречается с утонченной, но немного потерянной выпускницей колледжа, посещающей литературные курсы, Маделиной. Но ему кажется, что она хочет от него слишком многого, хочет его переделать, вынуть его из любимого замусоленного свитера. Впрочем, когда спустя двадцать лет за его переделку берется новая женщина, облагороженная миллионами, он уже не возражает против своей эволюции в светского льва, по крайней мере, возражает не сразу. Между этими двумя была главная женщина его жизни - милая девушка Леора, которую он встретил однажды на сестринской практике в больнице Зенита и больше уже не отпускал. В самом начале Леора пророчески говорит Мартину: "Может быть, я потому и нравлюсь тебе больше, что мною ты можешь командовать, я тянусь за тобою, а она никогда не стала бы. И я знаю, что твоя работа для тебя дороже меня, дороже, может быть, самого себя." Так и будет, в конечном итоге каждой своей женщине он предпочтет работу или, может быть, в этом случае уже лучше сказать - призвание.
Когда в итоге он с коллегой и другом удалится в лес, чтобы "спокойно работать", они сравнят свои научные споры с богословскими, а себя с монахами.
Но Мартину предстоит очень долгий путь в тот лес.
Среди его профессоров в Уиннемаке выделялся Макс Готлиб, загадка университета. По темпераменту чем-то похожий на Северуса Снейпа, он был немецким евреем, эмигрировавшим из Германии из-за ненависти к военщине. В Америке он хотел одного - спокойно заниматься наукой. А его любимым занятием было разносить в пух и прах чужие теории. Впрочем, и к своим он относился так же. Поэтому редко публиковался. Этим он напоминает уже Гаусса, но из другой области науки. Хотя математику он очень ценил и не уставал говорить студентам, что без математики нет никакой науки. Он прославился своей книгой Иммунология, которую, по утверждению коллег, понять могли во всем мире девять человек.
Мартин был высокого мнения о своих способностях, поэтому в итоге попал к Готлибу в ученики. Можно сказать, что это определило его жизнь, хотя он и не раз отступал от готлибовых идеалов. И в первый раз он сделал это уже в универе, когда его друга Клосона исключили из-за дурацкой шутки (шалость удалась), а Леора уехала домой в другой штат. После душевных и географических скитаний он стал работать с другим профессором - доктором Сильвой, направившим его на путь практической медицины.
После окончания университета Мартин с помощью родителей Леоры заводит частную практику в ее родном городке (здесь очевидно сходство Мартина с отцом писателя). Молодому врачу не очень-то доверяют, однако постепенно привыкают к нему. Но Мартин с трудом преодолевает сопротивление материала. Особенно тяжело ему даётся борьба с источниками инфекций. Именно здесь Льюис разыгрывает интерлюдию, основанную на реальном случае с "тифозной Мэри".
Случай с Мэри, не виновной ни в чем, кроме того, что она была разносчиком инфекции, но подвергшейся принудительной изоляции, инициировал общественную дискуссию о том, что важнее - свобода одного человека или жизни многих. Это один из примеров так называемой проблемы вагонетки, когда стрелочник на железной дороге вынужден решать, по какой ветке пустить поезд, если при этом на каждом пути к рельсам привязаны потенциальные жертвы. Хотя люди часто вынуждены принимать подобные решения, правильного ответа этой задачи не существует, поскольку любой выбор на самом деле противоречит морали. И даже если стрелочник бездействует, то он тоже делает выбор. В данном случае - если санитарные службы нашли нулевого пациента и бездействуют - они таким образом отдают ему предпочтение, жертвуя жизнями тех, кто в дальнейшем заболеет. Когда мы все дружно сидели на самоизоляции в период эпидемии ковида, бессимптомных разносчиков вполне можно было сравнить с тифозной Мэри. И решение о всеобщем карантине представляло аналогичный моральный выбор.
Но если жители городка довольно быстро смирились с изоляцией одной кухарки, то, когда Мартин поднял панику по поводу приближения холеры, они отказались ему верить. Эпидемии к счастью не случилось, а он подвергся осмеянию. По счастливому стечению обстоятельств ему удалось найти работу санитарного инспектора в городке покрупнее. Однако эта работа тяготила его. Его шеф большую часть времени тратил на рекламные кампании здорового образа жизни, а Мартина угнетала сама мысль, что ему нужно уговаривать людей заботиться о своем здоровье. Но там у него был доступ к лаборатории, в которой он продолжил эксперимент, начатый ещё у Готлиба, занимавшегося поиском антитоксина к различным бактериальным инфекциям. Опубликовав статью о своей работе, он вернулся к Готлибу, который теперь работал в частном исследовательском центре.
Я воздержусь от полного пересказа книги, хотя, поверьте, она наполнена событиями, как бы много я уже ни рассказала. Но я не могу не упомянуть о ещё одном этическом конфликте, который Льюис очень драматично раскрыл. На одном из островов Карибского моря начинается эпидемия чумы. Мартин, возможно (!), разработал лекарство. Но на людях оно ещё не было исследовано. Собственно, это первый представившийся случай. Этика научного эксперимента диктует разделить больных на две группы - контрольную, которую будут лечить обычным образом, и экспериментальную, которой будут давать исследуемое вещество. Только результат, показавший отличия в выживаемости между этими двумя группами, может объективно доказать, что лекарство работает. Но это значит, что половине страдающих пациентов ты должен лично отказать в лекарстве, в действенность которого ты веришь. Справедливости ради - лекарство может не работать. Если обратиться опять к нашему недавнему опыту с ковидом, то можно вспомнить, что в первый год всех переболевших призывали сдавать кровь, чтобы использовать плазму с антителами в лечении госпитализированных новых больных. В итоге рандомизированное исследование с контрольной группой (это то, что я описала выше) показало, что такая плазма помогает только тем больным, которые ещё не попали на искусственную вентиляцию. Для тяжёлых больных это уже не было значимой процедурой. Однако мы бы этого никогда не узнали, если бы плазму с антителами вливали вообще всем. Но об этом хорошо рассуждать, находясь в безопасности в своем кабинете, и куда сложнее, когда ты стоишь с шприцем перед длинной очередью умирающих. Обычная человеческая этика говорит: попытайся спасти всех, а люди будущего как-нибудь разберутся в будущем. Я пока не исследовала подробно вопрос, но информации об эпидемии чумы в начале двадцатого века в Карибском бассейне я не нашла, однако в 1910-1911 годах произошла крупная вспышка чумы в Маньчжурии, которая считается последней пандемией чумы. Она унесла жизни более 60 тысяч человек. В книге Льюиса чуму завезли крысы на кораблях, следовавших из Китая, так что можно считать, что он так смоделировал изолированный случай. Эта история с чумой на острове является самой драматичной частью повествования, поэтому здесь я умолкаю, чтобы не испортить вам удовольствие при возможном чтении.
Коктейль я сегодня, не мудрствуя, позаимствовала из книги:
"Для тех, кто любит выпить и помечтать, самое приятное место в довольно скучном и душном городе Блекуотере — бар-ресторан под вывеской «Ледяной Дом». Здесь в часы коктейля собираются все бескровные, в пробковых шлемах белые властители Сент-Губерта из тех, кто по своему общественному положению не могут получить доступ в Девонширский клуб: клерки пароходных агентств, купцы, не имеющие родословной, секретари Инчкепов Джонсов, итальянцы и португальцы, занимающиеся ввозом контрабанды в Венесуэлу.
Умиротворенные ромовым свизлом (терпкой и крепкой смесью, которая только тогда и получает свое убийственное совершенство, когда ее приготовляют негры-подавальщики из «Ледяного Дома»), изгнанники успокаиваются, заказывают второй стакан свизла и снова проникаются уверенностью (которой у них не было целые сутки, с последнего стакана), что через год они уедут домой. Да, они встряхнутся, ежедневно в прохладный час на расчете будут делать гимнастику, бросят пить, наберутся сил, достигнут успеха и уедут домой…"
Поскольку мне не удалось добыть фалернум, ликер, придающий ромовому свизлу его неповторимый вкус, я попробовала рецепт домашнего сиропа фалернум. Рецептов фалернума много, потому что каждый, кто за него берется, составляет свой набор вкусовых компонентов (но базовыми остаются лайм, имбирь, миндаль) для мацерации на сверхрепком роме. Значительнее всего варьирует набор специй. В моей версии за них за все отвечала гвоздика, но можно добавить и корицу, и мускатный орех, все, что любите. И после того, как эта красота отдаст все лучшее рому, нужно его отфильтровать и смешать с сахарным сиропом.
Рецепт самого ромового свизла достаточно прост: 60 мл выдержанного рома, 20 мл ликера фалернум, 15 мл лаймового сока и 7.5 лимонного, 15 мл двойного сахарного сиропа из коричневого сахара, 1 всхлип ангостуры. Поскольку у меня был не ликер, а сироп фалернум, то я заменила ликер фалернум и сахарный сироп на 35 мл свежеприготовленного фалернума, больше - не меньше)