Первый курс Военно-космического училища имени Гагарина звенел от счастливого гула. Не буквально, конечно, но ощущение было именно таким. В учебном ангаре, пахшем озоном и свежей краской, царила предпраздничная суета. Сегодня был выпускной экзамен по пилотированию — последний рубеж перед долгожданными летними каникулами.
— Лиза, смотри, не перепутай синюю кнопку с красной, а то улетишь в другую галактику! — крикнула рыжеволосая Катя, залезая в кабину своего учебного истребителя УИ-17 «Стриж».
— Лучше сама не забудь, как летать, а то всё о своём Лёшке мечтаешь! — парировала Лиза, уже пристегивая ремни. Ее темные волосы были убраны в строгий пучок, но глаза смеялись.
Их было восемьдесят. Восемьдесят девушек, отобранных со всего Союза, мечтавших о звездах. Они шутили, перебрасывались друг с другом замечаниями, их молодые голоса наполняли железный зал жизнью. Сквозь огромные витражи ангара лился свет далеких солнц. Все было пронизано ощущением юности, силы и бесконечности будущего.
— Экипажи, подготовиться к учебному прыжку! — раздался голос командира по связи. — Тактическая задача: разведка района «Омега-3». Планета «Гефест», колония «Новый Бранденбург». Рассредоточение и имитация боя с условным противником.
Новый Бранденбург. Колония, которую совсем недавно стали засеять немецкие колонисты. Обычный согласованный с Германской Федерацией полёт. Скучная рутина.
С легким гулом двигатели «Стрижей» вывели группу в точку прыжка. Искажение пространства, привычное давление — и вот они уже выходят из подпространства неподалеку от «Гефеста». Планета висела в черноте космоса, манящий сине-зеленый шар, еще почти нетронутый, с только зарождающимися городами. Там жили почти восемь миллионов человек.
Учения начались. «Стрижи» носились в пустоте, помеченные лазерами учебных пушек, их бортовые компьютеры фиксировали «попадания» и «потери». Прошло около часа.
И тогда случилось нечто, чего не было в сценарии.
Сперва на радарах — призрак, пятно необъяснимой энергии. А потом... потом реальность просто треснула. Без вспышки, без огня. Вакуум сгустился, закипел светящимися вихрями, и из этой воронки искажений, плавно, как хищник из мрака глубин, выползло оно.
Оно было огромным, угловатым, покрытым словно хитиновым панцирем. Его формы были чужды и пугающи. Ничего похожего в базах данных Союза или Федераций не было.
В эфире на секунду воцарилась мертвая тишина, которую нарушил сдавленный возглас:
—Смотрите... Это... Они?
Растерянность смешалась с восторгом. Неужели? Первый контакт! Они, курсантки первого курса, станут свидетелями величайшего события в истории человечества! Лиза прильнула к иллюминатору, сердце колотилось от предвкушения чуда. «Мы не одни».
Чудо длилось недолго.
На корпусе Чужого корабля вспыхнули зловещие багровые точки. Десятки ярких точек. И он без предупреждения, без сигналов, открыл огонь. Первый же залп испарил два «Стрижа», экипажи которых еще пару часов назад радовались скорым каникулам.
Растерянность сменилась шоком, а шок — леденящим душу пониманием. Это враг. И он направляется к «Гефесту».
— Курсанты! Приказ! — голос старшей по группе, Маши, был хриплым, но твердым. — Не пропустить противника к планете! Планета беззащитна!
Они были на учебных машинах. Слабые щиты, рассчитанные на имитацию попаданий. Легкие лазерные пушки, которые лишь царапали броню этого монстра. Их «Стрижи» были спортивными автомобилями против тяжелого танка.
Но позади них было восемь миллионов жизней.
— В бой! — крикнула Катя, и ее «Стриж» ринулся навстречу смертоносным лучам.
Начался ад.
Они дрались как фурии. Их маленькие, верткие истребители роем кружили вокруг гиганта, отвлекая его огонь на себя. Они шли на таран, выходя из боя в последний момент, чтобы сорвать прицельный залп по планете. Они жгли двигатели, выполняя немыслимые маневры, на которые не были рассчитаны их корабли.
Один за другим «Стрижи» вспыхивали короткими, беззвучными в вакууме звездочками. Каждая такая вспышка — это обрывок песни, несделанное домашнее задание, несостоявшееся свидание, несказанное слово маме.
Лиза увидела, как луч прошил кабину Катиного истребителя. Тот просто рассыпался на части.
—Нет!..
Она сжала штурвал так, что костяшки побелели. Слезы текли по ее лицу, обжигая. Но она не сдавалась. Никто не сдавался.
В это время на командном пункте Германской Федерации, на орбите «Гефеста», царила не меньшая паника.
— Подтверждаю, неизвестный корабль-агрессор! Обнаружены боевые действия! Это курсанты Советского Союза! Они сдерживают его! — кричал оператор.
— Поднять флот! Все, что может летать! Немедленно! — командовал адмирал Шульц.
Корабли Федерации — крейсеры «Бавария» и «Штутгарт» — сорвались с орбитальных якорей. Их двигатели, выжимавшие всю возможную мощность, горели синим огнем. Техники плевали на все правила безопасности. Только бы успеть. И они мчались на помощь, зная, что каждая секунда стоит жизней тех храбрых девчонок, которые покупали своим учебным хламом время для их развертывания.
— Быстрее, черт побери, быстрее! — шептал капитан «Баварии», глядя на тактическую карту, где метки «Стрижей» гасли одна за другой.
Сначала эфир был полон их переговоров. Сперва четкие доклады, команды. Потом — крики, предсмертные хрипы, взрывы. А потом наступила зловещая тишина, которую нарушал лишь один, еле слышный сигнал.
Это был сигнал аварийного маячка Лизы. Ее «Стриж» был последним. Он потерял двигатели, оружие, но чудом держался на плаву, заслоняя собой планету.
И тут на связь вышла «Бавария».
—Советский корабль, это крейсер Германской Федерации! Держитесь! Мы почти там!
Лиза, вся в крови, с трудом повернула голову к микрофону. Ее кабина была разгерметизирована, лишь скафандр чудом держал давление.
—Спасибо... — прошептала она, и ее голос, слабый и детский, прозвучал на мостике могучего крейсера. — Скажите моей маме... что я ее люблю...
И на экранах «Баварии» капитан крейсера увидел последний акт этой драмы. Чужой корабль довернул башню и в упор выстрелил по неподвижному «Стрижу».
Сигнал Лизы оборвался.
Спустя десять секунд крейсеры Федерации вышли на дистанцию атаки и открыли шквальный огонь. Ярость, отчаяние и чувство страшного долга вылились в сокрушительный удар. Чужой корабль, измотанный боем с «Стрижами», не выдержал совместной атаки двух крейсеров и взорвался.
Но было уже поздно.
Когда все стихло, корабли Федерации вышли на точку боя. Они не нашли никого. Лишь облако обломков, среди которых плавали куски металла на некоторых из которых, словно кровь, горели красные звёзды.
Некого было спасать.
На мостиках крейсеров воцарилась гробовая тишина. Взрослые, видавшие виды мужчины, не могли сдержать слез. Они все слышали ее последние слова. Детский голос в кромешном аду.
И тогда адмирал Шульц, сжимая ручку кресла до хруста, сказал:
—Мы всегда будем помнить вас – и прошептал, глядя куда-то в темноту космоса, - Простите…
---
Они не стали прахом и пеплом. Они стали мрамором и светом. На площади города на планете, которую они спасли, под куполом чужого, но мирного неба, стоял барельеф из белого камня, и в него были вписаны их лица. Навсегда оставшиеся восемнадцатилетними.
Не суровые воины, смотрящие в даль, а девичьи лики — кто с улыбкой, кто с задумчивым взглядом, будто застигнутые в момент мечтаний о далекой Земле, о несостоявшемся свидании, о будущем, которое у них отняли звезды. Барельеф был не памятником смерти, а остановленным мгновением их утраченной жизни.
Под ним была выбита простая надпись: «Они отдали свои жизни, чтобы мы могли жить».
И каждый год, в день памяти, жители планеты приносят к мемориалу цветы. И адмирал Шульц, приезжая сюда, кладет к подножию восемьдесят один букет — по одному для каждой из них, и один общий, для той последней надежды, что он услышал в эфире и не смог уберечь.
Восемьдесят лиц застывших в камне. Девчонок ушедших в вечность...