Найти в Дзене
Renovatio

La belle dame sans merci?

Уильям Стэнфорд, описывая отношения между Одиссеем и Цирцеей, пишет: «Circe, even when she has adopted a policy of winning by kindness, instead of subduing by witchcraft, shows none of Calypso’s warm affectionateness. Though capable of pity and eager for physical love with a hero, she is primarliy a dispassionate enchantress intent on having her own way — la belle dame sans merci» // «Цирцея, даже когда приняла политику завоевания добротой, а не подчинения колдовством, не проявляет ни капли теплой привязанности Калипсо. Хотя она способна на жалость и жаждет физической любви с героем, она в первую очередь бесстрастная чародейка, намеревающаяся добиться своего — la belle dame sans merci». Несмотря на то, что такая оценка является достаточно яркой и понятной (особенно для западного читателя, которому хорошо знакома Цирцея вариаций Кальдерона или Джеймса Джойса), едва ли она соответствует гомеровскому описанию Цирцеи. Цирцея является нам (и спутникам Одиссея) в десятой песне (между лестриг

Уильям Стэнфорд, описывая отношения между Одиссеем и Цирцеей, пишет: «Circe, even when she has adopted a policy of winning by kindness, instead of subduing by witchcraft, shows none of Calypso’s warm affectionateness. Though capable of pity and eager for physical love with a hero, she is primarliy a dispassionate enchantress intent on having her own way — la belle dame sans merci» // «Цирцея, даже когда приняла политику завоевания добротой, а не подчинения колдовством, не проявляет ни капли теплой привязанности Калипсо. Хотя она способна на жалость и жаждет физической любви с героем, она в первую очередь бесстрастная чародейка, намеревающаяся добиться своего — la belle dame sans merci». Несмотря на то, что такая оценка является достаточно яркой и понятной (особенно для западного читателя, которому хорошо знакома Цирцея вариаций Кальдерона или Джеймса Джойса), едва ли она соответствует гомеровскому описанию Цирцеи.

Цирцея является нам (и спутникам Одиссея) в десятой песне (между лестригонами и Аидом). Разделившись на две группы, Одиссей и его товарищи начали исследования острова. Еврилох с двадцати двумя спутниками посетил дом Цирцеи, который охраняли львы и волки (ἀμφὶ δέ μιν λύκοι ἦσαν ὀρέστεροι ἠδὲ λέοντες). Цирцея пригласила путников к столу, дала им выпить зелья, в результате чего они обратились в свиней. Унести ноги смог только сам Еврилох, который не притронулся к зелью и не доверился Цирцее. Спасать товарищей отправился Одиссей, которому способствовал Гермес, одарив его травой моли. Вступив в поединок с Цирцеей, он победил её (посох против меча), и взял с неё обещание о том, что она больше не причинит ему зла. Также он попросил её расколдовать своих спутников, и она не просто вернула им прошлый облик, но сделала их ещё прекраснее:

ἄνδρες δ᾽ ἂψ ἐγένοντο νεώτεροι ἢ πάρος ἦσαν,
καὶ πολὺ καλλίονες καὶ μείζονες εἰσοράασθαι.
Все они сде­ла­лись сно­ва мужа­ми — моло­же, чем преж­де,
Ста­ли зна­чи­тель­но выше и ростом и видом пре­крас­ней.

Здесь и далее Одиссей именует Цирцею potnia, госпожа. Гомер сообщает нам о том, что Одиссей со спутниками пробыли на острове Цирцеи год перед тем, как отбыть. Цирцея никоим образом не противилась отплытию Одиссея, но — напротив — указала на то, что не будет удерживать никого у себя дома силой:

“Διογενὲς Λαερτιάδη, πολυμήχαν᾽ Ὀδυσσεῦ,
μηκέτι νῦν ἀέκοντες ἐμῷ ἐνὶ μίμνετε οἴκῳ.
Бого­рож­ден­ный герой Лаэр­тид, Одис­сей хит­ро­ум­ный!
Нет, пусть никто про­тив воли в моем не оста­нет­ся доме.
В качестве иллюстрации — гравюра Пьетро Аквила (по фреске Аннибале Карраччи)
В качестве иллюстрации — гравюра Пьетро Аквила (по фреске Аннибале Карраччи)

Далее она указывает ему на необходимость спуска в Аид для того, чтобы можно было продолжить путь домой. Она указывает ему маршрут спуска в Аид и готовит все необходимое для общения с тенями Аида. Цирцея Гомера всячески способствует одиссеву возвращению домой, и вовсе не напоминает ту злобную «госпожу без милосердия», на которую указывает Стэнфорд. Действия Цирцеи в значительной степени отличаются от действий Калипсо, которая всеми силами удерживает у себя Одиссея и лишь после приказания Зевса отпускает его. Откуда же взялся такой превратный образ, которым с нами делится Стэнфорд?

Довольно просто — из вторичной литературы, начиная с ранних греческих и римских комментариев. Аллегорическая интерпретация неоплатоников увидела в истории Одиссея притчу о путешествии разумной души, на пути которой встают различные препятствия (например, страсть, воплощенная в образе Цирцеи). В римской литературе, например, у Овидия, Цирцея изображается как жесткая и мстительная богиня, чья страстная любовь неукротима (оба ярчайших фрагмента четырнадцатой книги — о Главке и Пике — демонстрируют яростный и жестокий образ). Христианские авторы, такие как Августин или Боэций, лишь поддержали такой «негативный» комментарий, который надолго закрепился в истории идей. Образ Цирцеи свелся к феномену жестокой и властной колдуньи, которую, как предписывает Malleus Maleficarum, надо сжечь).

Сам же Гомер видит Цирцею гораздо более сложной. Её портрет не ограничивается жестокостью и властностью. Она является богиней трансформаций, и она — подобно Одиссею — близка Гермесу. Черты Цирцеи, обрисованные Гомером, сближают её скорее с potnia theron, чем с Лилит.

Александра Ильина (а.и.)