Меня зовут Анна, мне пятьдесят восемь. У меня идеальная дочь, Света. Ей двадцать пять, она — моя гордость, моя лучшая подруга. Но нашу жизнь всегда омрачала трагедия. Десять лет назад, когда Свете было пятнадцать, погибла ее лучшая подруга, Катя. Они были на даче, пошли купаться на речку. Катя поскользнулась на мокром камне, ударилась головой и утонула. Моя Света видела все. Она пыталась ее спасти, но не смогла.
Этот ужас сломал ее. Десять лет она жила с этим горем. Она не могла спать без света. Она вздрагивала от каждого резкого звука. Я была ее опорой. Я десять лет вытаскивала ее из этой депрессии.
Вчера я убиралась в ее старой комнате, в доме, где мы жили раньше. Я разбирала ее школьный хлам. И нашла его. Ее старый кнопочный телефон, который, как я думала, давно потерян. Я нашла к нему зарядку. И включила. Просто из ностальгии.
Я открыла «Черновики». Там было одно-единственное сообщение. Неотправленное. Адресовано оно было «Паше», мальчику, в которого они обе были влюблены. Дата — тот самый день.
«Паша, я сделала это. Она больше никогда не будет стоять между нами. Она думала, что я не посмею. Она смеялась надо мной. Говорила, что ты выбрал ее. Я просто толкнула ее. Она даже не закричала. Просто ударилась о камень и ушла под воду. Я посидела на берегу пять минут, чтобы убедиться. Теперь ты — мой. Скажи, что я все сделала правильно».
Я уронила телефон. Я сидела на полу ее детской комнаты, и стены начали на меня давить. Не было несчастного случая. Не было. Это было убийство. Хладнокровное, ревнивое, жестокое убийство. Моя дочь. Мой ангел. Моя бедная, травмированная девочка. Она не была жертвой. Она была убийцей.
Ее «депрессия», ее «страхи», ее «ночные кошмары» — все это был спектакль. Гениальный, десятилетний спектакль, чтобы отвести от себя подозрения. Чтобы я жалела ее, а не искала правду.
В этот момент в комнату вошла она. Моя Света. — Мама, что ты делаешь? Она увидела телефон у меня в руках. Она увидела мое лицо. И она все поняла. Ее милое, ангельское личико в один миг стало чужим. Холодным, как лед. — Ты прочитала, — это был не вопрос. Это было утверждение. — За что? — прошептала я. — Она была дурой, — отрезала Света. — Она стояла у меня на пути. Я убрала ее. А теперь, мама, — она медленно подошла и села напротив меня, — ты уберешь этот телефон. И мы обе забудем об этом. Потому что если ты этого не сделаешь, я не знаю, что мне придется сделать с тобой.
