Вера поставила пакеты на стол. В одном — филе сёмги, овощи, хлеб. В другом — гречка и яйца. Максим сидел на диване, уткнувшись в телефон.
— Что на ужин? — спросил он, не поднимая головы.
Вера достала сковороду, выложила рыбу. Запах пошёл по квартире — жирный, с лимоном. Максим поднял глаза.
— А мне чего?— Ничего. Гречка в шкафу, яйца в холодильнике.
Он моргнул.
— Ты чё, серьёзно?— Серьёзно. Нет, муж, я не буду кормить тебя и твою мать. Раздельный бюджет с сегодняшнего дня.
Максим засмеялся — коротко, без веселья.
— Ты сорвалась? Ну ладно, бывает. Я подожду.
Вера перевернула рыбу. Молчала. Внутри что-то сжалось — не от обиды, а от того, что он даже не воспринимает её всерьёз. Он ждёт, что она сдастся. Как всегда.
Утром Вера ушла в шесть тридцать. Максим спал. Она оставила ему записку: "Продукты твои — в левом ящике".
Вечером на кухне пахло жареными яйцами. Максим сидел у стола с недовольным лицом.
— Слушай, это глупо. Мы же семья, нет? Чего ты обиделась?— Я не обижена. Просто больше не буду платить за двоих. Ты три месяца дома, Максим. Я устала тянуть всё одна.
Он поморщился.
— Я ищу нормальное место, а не хватаюсь за первое попавшееся. Ты же сама говорила — надо думать о будущем.— Я думаю. А ты?
Он не ответил. Встал, ушёл в комнату. Хлопнула дверь.
Через неделю Максим перестал ужинать дома. Говорил, что "был у мамы". Вера не спрашивала. Ей стало легче — как будто сняли рюкзак, который она носила так долго, что забыла, каково без него.
Однажды вечером он достал из холодильника контейнер — явно не её.
— Мама принесла. Котлеты. Нормальная еда, не твоя трава кроличья.
Он ел, чавкая, и на лице была такая самодовольная усмешка, что Вера встала и вышла.
На следующий день его телефон лежал на столе. Экран вспыхнул — сообщение от Людмилы: "Максим, переведу завтра. Только Вере ни слова".
Вера открыла переписку. Максим просил денег. Не один раз. "Мам, выручи, потом отдам". И выше: "Попал я, бывает. Отобью, стратегия есть".
Вера опустила телефон. В груди стало холодно. Он не искал работу. Он прятался — от неё, от жизни, от того, что натворил. И мать помогала.
Она вспомнила, как месяц назад спросила: "Максим, деньги кончаются, ты что-то нашёл?" А он ответил: "Не парься, я всё решу".
Тогда она поверила.
Максим вернулся поздно. Прошёл на кухню, взял воды. Вера сидела в полутьме.
— Ты чего не спишь?— Где был?— У друга. Обсуждали один вариант.
Вера повернулась к нему.
— Какой вариант, Максим?— Там сложно объяснять. Потом расскажу.— Ты деньги у матери просил?
Тишина. Он поставил стакан на стол.
— Откуда ты знаешь?— Не важно. Просил?— Ну и что? Она моя мать, я попросил взаймы. Это не твоё дело.— Не моё дело? Ты три месяца врёшь про работу, проигрываешь деньги и прячешься за мамину юбку. И это не моё дело?
Он дёрнулся.
— Я не проигрываю! Один раз ошибся! А ты устроила из меня неудачника! Ты думаешь, мне легко? Ты хоть раз подумала, каково мне — сидеть тут и слушать твои упрёки?!
Вера встала. Подошла к нему. Остановилась в шаге.
— Упрёки? Я полгода молчала. Полгода тянула всё — квартиру, еду, счета. А ты сидел на диване и ждал, пока я сдамся. Ты даже не пытался, Максим. Ты просто спрятался.
Он сжал кулаки, отвернулся.
— Да пошла ты! Ты же всё равно лучше всех знаешь! Иди, живи сама, раз такая самостоятельная!
Вера смотрела на него и вдруг поняла: она его больше не видит. Не мужа, не человека, с которым делила шесть лет. Просто пустое место.
— Хорошо. Я так и сделаю.
Утром Вера встала в пять. Максим спал. Она достала его вещи — одежду, обувь, сумку. Сложила в коридоре у двери. Вызвала мастера — сменить замок. Тот приехал быстро, работал молча. Вера стояла у окна, смотрела на улицу. Внутри было пусто — ни злости, ни жалости.
Когда мастер ушёл, она села на пол в коридоре, прислонилась спиной к двери. Максим спал в комнате — она слышала его дыхание через стену. Скоро проснётся, выйдет, увидит вещи. Начнёт орать.
Ей было всё равно.
Максим проснулся в полдень. Вышел в коридор — заспанный, в мятой футболке. Увидел вещи. Замер.
— Это что ещё…
Он повернулся к ней. На лице — непонимание, потом злость.
— Ты чё творишь?!— Собрала тебе вещи. Ключ новый — только у меня. Забирай и уходи.
Он шагнул к ней.
— Ты охренела?! Это моя квартира тоже! Ты не имеешь права!— Имею. Три месяца плачу я одна. Счета — я. Еду — я. Ты тут просто ночевал. Теперь иди к матери.
Он задохнулся от возмущения, ткнул в неё пальцем.
— Ты пожалеешь! Я так не оставлю! Я юристов найму, я…— Найди. Только сначала найди работу. И деньги, которые проиграл.
Максим открыл рот, но ничего не сказал. Просто стоял, тяжело дыша. Вера смотрела на него спокойно.
— Уходи, Максим. Я просто перестала тебя видеть.
Он схватил сумку, запихнул вещи — зло, резко. Развернулся к двери, дёрнул ручку. Заперто. Вера достала ключ, открыла. Он выскочил в подъезд, обернулся.
— Ты пожалеешь.
Вера закрыла дверь. Повернула ключ. Прислонилась лбом к холодному металлу.
Тишина.
Вера стояла у окна. За спиной — тишина, какой не было в квартире очень давно. Никто не сопел на диване, не хлопал дверцами холодильника, не бубнил в телефон.
Она села за стол. Посмотрела на свои руки — обычные руки. А ведь ещё вчера она боялась, что не сможет. Что не хватит сил выгнать его, что в последний момент сдастся.
Не сдалась.
Через два дня позвонила Людмила. Вера долго смотрела на экран, потом взяла трубку.
— Алло.— Вера, ты что себе позволяешь?! Выгнала моего сына, как последнего! У него вещей нормальных нет, всё в одной сумке! Ты хоть понимаешь, что наделала?!
Вера молчала. Людмила говорила ещё минуты две — про семью, про то, что "так не поступают", что "Максиму тяжело, а ты добиваешь".
— Людмила Васильевна, вы всю жизнь решали за него проблемы. Кормили, давали денег, закрывали глаза. Теперь он ваш. Полностью.
Она положила трубку. Руки дрожали — но не от страха. От облегчения.
Прошла неделя. Максим не звонил. Людмила тоже. Вера ходила на работу, возвращалась домой, готовила ужин. Иногда ей казалось, что она должна чувствовать что-то большое — радость, победу. Но внутри была просто тишина.
Однажды вечером в дверь позвонили. Вера глянула в глазок. Максим.
Она не открыла. Стояла за дверью, слушала, как он дышит. Потом он постучал — несильно.
— Вера, открой. Я просто поговорить хочу.
Она молчала.
— Ну давай нормально, как взрослые. Я не буду орать, честно.
Вера прислонилась лбом к двери.
— Уходи, Максим.— Вера, ну чего ты… Я исправлюсь. Найду работу, верну всё. Давай попробуем ещё раз.
Она закрыла глаза.
— Нет.— Почему?!
Вера открыла глаза.
— Потому что я перестала тебя ждать.
Тишина. Потом шаги — он ушёл.
Вера вернулась на кухню. Села у окна. За окном горели фонари, ехали машины, кто-то шёл по тротуару с пакетами. Обычный вечер.
На столе лежал старый блокнот — тот самый, в который она лет пять назад записывала планы. Куда поехать, что посмотреть, чему научиться. Максим тогда посмеялся: "Ты чё, в школе? Взрослые так не делают". Она закрыла блокнот и больше не открывала.
Сейчас Вера полистала пожелтевшие страницы. "Выучить английский. Съездить к морю одной. Купить себе нормальное пальто". Она усмехнулась — наивно, конечно. Но честно.
Вера достала ручку, открыла блокнот на чистой странице. Написала: "Жить так, как хочу я". Больше ничего.
Она легла в кровать — посередине, раскинув руки. Места было много. Неожиданно много. Где-то внизу хлопнула дверь подъезда, проехала машина, и снова тишина.
Вера закрыла глаза. Подумала о том, что завтра вставать рано, что счета никуда не делись, что жизнь не стала вдруг лёгкой. Но она стала своей.
И впервые за долгое время Вера уснула сразу — без тревоги, без ожидания, что сейчас кто-то войдёт и снова всё испортит.
Просто уснула.
Если понравилось, поставьте лайк, напишите коммент и подпишитесь!