(Осторожно: злые спойлеры!)
Трудно не думать о джалло, приступая к просмотру итальянского или испанского триллера. Даже если знаешь, что жанру давно уже спета отходная. Однако былая слава не угасла, и, начиная смотреть «Венецияфернию», я невольно задавался вопросом: как эти ребята собрались снимать джалло в эпоху смартфонов?
Возможно, режиссёр Алекс де ла Иглесиа, который был заодно и сценаристом ленты (на пару с человеком, носящим сложноватое для прочтения без подготовки имя Хорхе Геррикаэчеварриа), подумал о чём-то похожем. И именно смартфоны появились на экране сразу, причём в большом количестве. Первое убийство было совершено непосредственно под их объективами. Зловещий паяц — ряженый в костюме шута Риголетто — расправился с двумя людьми на глазах у толпы туристов, которые думали, что видят театрализованное представление.
Хотя мне трудно представить настолько глупых туристов, завязка всё же показалась интересной. Наклёвывался в ней этакий социальный месседж о слепоте современного общества. Я стал ждать развития мысли… О том, чего дождался — сейчас расскажу.
Что касается сюжета, то он примерно таков: группа испанских туристов прибывает в Венецию на карнавал, а там их начинает кто-то убивать и похищать, причём полиция смотрит на эти проблемы довольно скептически, но в итоге сыщику приходится поверить испанцам, и совместными усилиями они выходят на группу местных жителей, одержимых странной идеей избавить город от источника доходов — то есть от туристов…
Я сказал «сюжет примерно таков», потому что сюжет тут штука достаточно эфемерная. По совести говоря, его нет. Дыры в сценарии обширнее Атлантики и глубже Марианской впадины.
Паяц, конечно, роскошно зловещий, и его кровавые преступления на глазах у публики способны вызвать дрожь. Но… исчезновение людей, трупы на улицах — и никакой паники, никакой реакции со стороны полиции? Полиция тоже думает, что это так и надо, карнавал же? Слишком уж несерьёзно.
Шут Риголетто безнаказанно бесчинствует при молчаливом одобрении мрачных, как суслики в голодную зиму, венецианцев, которые ну вот буквально все как один терпеть не могут туристов. За вычетом одного-единственного вменяемого, который помогает испанцам, и резко выделяется среди соотечественников осмысленным выражением лица.
Поначалу показалась любопытной попытка сценаристов напустить едва ли не мистического тумана на обстоятельства исчезновения одного из туристов. Это слегка придурочный невезучий Хосе, который, кажется, должен выполнять функцию комического персонажа. Он не любит быть в центре внимания, но всё время в нём оказывается, потому что вечно попадает в неприятности.
Однако, когда доходит до его поисков, испанцы не могут подтвердить сыщику, что Хосе вообще существует. По случайности его нет в списках. Он не хотел фотографироваться — и, как результат, его нет на снимках. Он хотел быть незаметным — и никто из свидетелей не обращал на него внимания.
Интригует? Мне это тоже показалось интересным. Но, оказалось, напрасно показалось. Интрига закончилась пшиком. Просто была всё-таки найдена плёнка с Хосе, её удалось оцифровать и показать сыщику, и если бы этой линии в сюжете не было, фильм просто стал бы минут на семь короче без всякого ущерба для повествования.
И что там с подвалом? Нет, кто мне ответит: что там с подвалом? С похмелья испанцы рассказывают сыщику, что накануне оттягивались в каком-то подвальном клубе. Наутро за этой дверью оказывается обычное жилище, а сыщик объясняет незадачливым туристам, что в Венеции не бывает подвалов, потому что Венеция стоит на сваях в воде.
Интригует? Вы хотите узнать, как же так получилось? Выдыхайте сразу: не узнаете. Эта загадка тоже не разрешается вообще никак. Про неё просто забывают. Ну, мало ли что спьяну померещилось? Нет подвалов, и ладно.
А то, что я скажу сейчас, можно было бы считать спойлером, но это не спойлер, потому что смысла в таком повороте сюжета всё равно нет ни на грош. Дело в том, что фильм неожиданно перепрыгивает из области триллера в область драмы, и нам вдруг показывают организаторов всей этой белиберды. А это, изволите ли видеть, вовсе и не паяц.
Шут Риголетто — просто «полезный» псих. В центре же всего на самом деле стоит некая семейная пара, у которой огромные претензии… как бы к туристам, но… не совсем к туристам. В большей степени — к океанским лайнерам, которые этих туристов завозят. Но, понятное дело, убивать и похищать лайнеры в разы сложнее, так что отдуваться за чужие неврозы приходится туристам.
Причина всего происходящего в том, что некогда сына этой семейной пары задавил океанский лайнер. Это не опечатка: именно задавил. У причала. Не спрашивайте у меня, как. В фильме это не объясняют, наверное, парень был твёрдым претендентом на премию Дарвина.
И вот, чтобы отомстить лайнерам, безутешные родители взялись убивать и похищать туристов. Без особого успеха: как мы помним, пропавшие люди и трупы на улицах так никого и не встревожили, лайнеры продолжали везти всё больше туристов. Но это не смущало наших идейных злодеев, и они могли бы ещё долго нести ужас, но у них был ещё один замысел, и под занавес они…
Ну ладно, если вы до этого досмотрите, значит, фильм вас всё-таки зацепит, и свинством будет с моей стороны спойлерить. Скажу только, что эти ребята превзошли в идиотизме самих себя, что казалось уже невозможным, и разом обесценили все свои злодейские труды.
Зато стоит сказать о соратниках идейных борцов с благополучием Венеции. Там, как выясняется, орудует целая команда. Наверное, профессиональная — во всяком случае, эти ребятки способны с деловитостью муравьёв молниеносно развернуть штаб хакерской атаки для взлома телеканала и перехвата трансляции.
Чем заняты в остальное время — неизвестно. Чем мотивированы — непонятно. К чему стремятся — неясно. Они просто появляются, шустрят и исчезают. И лиц у них как будто нет, да и зачем они? — всё равно эту братию полиция не собирается ловить как преступников, а режиссёр — раскрывать как персонажей.
В итоге, фильм очень неровный. Местами впечатляющий, но малоосмысленный и с целым пучком проваленных сюжетных линий. Однако высаженный на бакен паяц бесподобен, надо отдать должное, есть и другие интересные визуальные находки.
В комментариях к «Венецияфрении» можно встретить мнение, будто эта лента — попытка испанцев оттянуть поток туристов от Венеции. Учитывая, как неприглядно представлен на экране знаменитый город, в это легко поверить. Тогда у нас тут и не фильм, а фрагмент экономической войны. Наверное, следует ожидать «ответный удар» итальянцев — очередной неоджалло под названием «Барселонопатия» или «Острый хронический Мадрид головного мозга». Ну, это так, догадки — чтобы знать, чего избегать, если они вдруг сбудутся.
А может, я излишне строг? Может, это всё не всерьёз, и я просто не разглядел, не оценил фарс и гротеск? Режиссёру Алексу де ла Иглесиа, кажется, близка клоунская буффонада, ведь среди его прошлых работ — фильм «Печальная баллада для трубы», уже название которого отсылает к теме клоунады. Дело в том, что так называлась знаменитейшая песня легендарного испанского певца и актёра Рафаэля. Он нередко выступал в различных образах, и именно эту песню исполнял в клоунском гриме.
Песня, что и говорить, великолепна, особенно в самой известной версии из фильма «Не прощаясь», где клоун, веселящий публику в репризе с трубой, играющей будто бы сама по себе, начинает петь, сравнивая душевную боль со звуками музыкального инструмента. Мягкий тенор Рафаэля поднимается от лирической грусти до трагического пафоса, всё вместе придаёт простому тексту удивительную многоплановость.
Увидев в списке работ де ла Иглесиа знакомое название, я заинтересовался и… с первых кадров понял, что обычная рецензия на триллер «Венецияфрения» теперь неизбежно преобразится. Новой кинодуэли не избежать!
Потому что «Печальная баллада…» как раз и показывает, каким может быть настоящий трагический фарс; сумасшедший жанровый микс: депрессивная чёрная комедия и абсурдный трагизм бытия.
Очень важно, что абсурд здесь не самоцель. Фильм не высмеивает жизнь, хотя в нём есть очень сильные сатирические ноты. Вся нарочитая преувеличенность происходящего на экране — инструмент, позволяющий глубже заглянуть в мрачные тайники человеческих душ.
В центре сюжета — довольно банальная история любовного треугольника между маскулинным рыжим клоуном Серхио, мягким тюфячком белым клоуном Хавьером и прекрасной воздушной акробаткой Натальей. История, уже тысячу раз исследованная в разных жанрах, здесь играет новыми гранями, потому что рассказывает о неоднозначности человеческой природы.
Пяти минут с весёлым рыжим клоуном Серхио достаточно, чтобы отправить на заслуженный покой нашумевшего «Джокера», настолько у него яркий образ.
Причём подойдут любые пять минут, а ведь он ещё и разным кажется поначалу: одним — когда рассуждает о том, что детей нужно любить, потому что они наше будущее, другим — когда рассказывает паскуднейший анекдот о мертворождённом младенце. И третьим — когда выясняется, что этот лучший артист цирка и неформальный лидер труппы всего лишь абьюзер, не способный возбудиться, если не изобьёт женщину в кровь.
Так постепенно складывает образ маленького диктатора, бытового фюрера, этакого естественного порождения «двадцати пяти лет спокойной жизни» при диктаторе Франко.
Грустный белый клоун Хавьер — ранимый добряк, способный на чистую любовь, добрая душа… Этакий Пьеро из «Приключений Буратино», только с излишком веса. Однако этот добряк только чудом не убивает ребёнка на представлении, за что получает заслуженного леща от злобного Серхио. А позже, свихнувшись, сеет смерть и ужас, причём уже не смотрит, взрослый перед ним или ребёнок.
Впрочем, и любовь Серхио к детям тоже не так однозначна. Он охотно говорит о ней, он пользуется успехом у публики, и объясняет это своим отношением к юному зрителю. Однако примечательно, что в фильме очень скупо показана реакция детей на его выступления. И нельзя сказать, что режиссёр забывает об этом. Достаточно вспомнить начало ленты, где рассказывается история отца главного героя в период Гражданской войны в Испании. Два клоуна (тоже весёлый рыжий и грустный белый) громко шутят, выкидывая свои козырные трюки, чтобы отвлечь детей от звуков бомбёжки, подарить отдых от страха — и камера делает акцент на детских лицах, мы видим, как зрителей охватывает тревога, как она отступает на время, когда клоунам удаётся вызвать веселье.
В сценах с Серхио ничего подобного нет. Вероятно, чадолюбие, которое могло быть его нравственным якорем, всего лишь пустое слово, и заботит его только успех, только возможность чувствовать себя главным в маленькой вселенной цирка.
Неоднозначен и отец Хавьера. То представление, о котором мы только что говорили, прерывается самым грустным образом: в цирк врываются бойцы республиканской армии и насильно мобилизуют всю труппу. Отец Хавьера (рыжий клоун) имеет смелость возразить, что, впрочем, не спасает его от вполне бандитской «мобилизации» проигрывающих коммунистов. В бою, ошалев от страха, он превращается в кровавое чудовище — «клоун с мачете» вырезает, по словам полковника националистов, «целый взвод». В плену он обращается к сыну через решётку с добрыми словами, но потом вдруг меняет мнение и призывает к мести — и тем самым готовит почву для будущего сумасшествия Хавьера…
Неоднозначна и Наталья, которая и страдает, и наслаждается под властью Серхио, и не прочь сама поиграть с Хавьером в опасную любовную игру — её возбуждает риск, манит возможность самой стать для кого-то хозяйкой.
Пожалуй, во всём фильме есть только один цельный персонаж. И это — великий Рафаэль со своей песней, давшей название картине. Он звучит в музыкальном автомате, с экрана в кинотеатре, и даже напрямую обращается к уже рехнувшемуся Хавьеру в его галлюцинации, пытаясь вернуть его из пучины безумия. Но уже поздно. Хавьер слишком давно шёл по этому пути — начиная с детства, когда способствовал смерти отца, пытаясь спасти его, когда выбрал профессию клоуна, к которой был непригоден, когда, наконец, мечтая спасти Наталью от жестокости Серхио, сам встал на путь жестокости.
Вот только нельзя быть на двух сторонах одновременно. Жестокий добряк — это невозможно даже в рамках абсурда. И не может быть счастья сразу с двумя мужчинами. Ближе к концу другая циркачка говорит Наталье: нужно выбрать что-то одно, и она права. В этом, пожалуй, главная идея фильма: делай выбор, пока не поздно. Потому что в кровавой вакханалии, которая завершает ленту, есть вина всех, кто был рядом и тянул с выбором: и Натальи (мы уже сказали почему), и всей цирковой труппы, которая не решалась поставить на место Серхио, позволяя ему бесноваться, хотя в душе он каждый его осуждал.
Не буду углубляться в анализ фильма, хотя там ещё многое можно сказать. Для кинодуэли важно, что фарсовое начало в «Печальной балладе» нарочито подчёркнуто и служит для углубления истории. Если де ла Иглесиа и хотел провернуть нечто подобное в «Венецияфрении», то это была неудачная попытка.
Мытарства испанских туристов лишены драматического напряжения, внутреннего конфликта, идейной начинки. Они поданы как банальный триллер на самых серьёзных щах. Оттого «раскрытие карт» ближе к финалу вызывает не интерес, а только недоумение: что же это за нелепый поворот? Где развязка джалло? Где завершения замеченных сюжетных линий?
Как нетрудно понять, в моих глазах эта дуэль двух фильмов одного режиссёра заканчивается безоговорочной победой «Печальной баллады для трубы». Это поразительный фильм с плотной, густой драматургией и бешеным ритмом. Он очень тяжёл, и его сложно рекомендовать к просмотру, но если в жёстком кино вас интересует не только жесть, то этот фильм для вас.
#триллер #кинорецензия #кинодуэль #Рафаэль #Иглесиа