Валера стоял у окна и смотрел, как за стеклом кружится первый снег. В доме пахло свежей выпечкой – Алёна с утра возилась с пирогами к приезду Таисии. Сестра должна была приехать через час, впервые за три года. Валера нервно постукивал пальцами по подоконнику, вспоминая, как всё началось тридцать лет назад.
– Валер, помоги стол накрыть, – позвала Алёна из кухни. Голос у неё был тихий, мягкий, за годы совместной жизни Валера привык к этой интонации, как к шуму дождя за окном.
– Иду, – откликнулся он, но не двинулся с места. В груди поднималась старая обида, горькая, как полынь.
Телефон на столе завибрировал. Сообщение от Таисии: «Задерживаюсь, пробки жуткие. Не ждите с обедом».
– Опять не приедет, – пробормотал Валера.
– Приедет, – Алёна появилась в дверях, вытирая руки о фартук. На её лице, всё ещё усыпанном веснушками, но теперь уже с морщинками у глаз, читалось понимание. – Она же обещала внуков привезти. Ты их год не видел.
Валера усмехнулся. Внуки Таисии – два избалованных подростка, которые при встрече едва здоровались и уткнувшись в телефоны, не замечали никого вокруг. Совсем не то, что его собственные дети – все трое выросли работящими, семейными людьми.
– Помнишь, как она тогда рыдала, умоляла меня жениться на тебе? – вдруг вырвалось у Валеры. Он сам удивился, что заговорил об этом вслух.
Алёна замерла. За все годы брака они ни разу не обсуждали то, как начиналась их семья. Это было негласное табу, стена молчания между ними.
– Помню, – тихо ответила она и села рядом на диван. – Я всё помню, Валера. И как ты на меня смотрел в день свадьбы. Словно на похоронах был, а не на собственной женитьбе.
– Алён, я не хотел...
– Знаю. Ты никогда не хотел меня обижать. Ты вообще хороший человек, Валера. Слишком хороший. Поэтому и согласился тогда.
Они сидели молча. За окном снег усилился, превращая двор в белое полотно. Валера вспомнил тот летний вечер, когда мать с Таисией устроили ему западню. Как он мчался на мотоцикле к танцам, мечтая о Наталье. Как потом неделями не мог заставить себя взглянуть в зеркало – так противно было от собственной слабости.
– А знаешь, что самое странное? – продолжила Алёна. – Я ведь была влюблена в тебя с пятнадцати лет. Смотрела издалека, мечтала. Ты такой красивый был, все девчонки по тебе сохли. А я – ну что я? Дурнушка деревенская. Когда Коля сказал, что ты готов на мне жениться, я подумала – это судьба. Дура была, наивная.
– Ты не дура, – возразил Валера. – Ты самая умная женщина, которую я знаю. Если бы не твои травы, мать бы давно...
– Не в этом дело. Я думала, что смогу завоевать твоё сердце. Что ты полюбишь меня со временем. Готовила твои любимые блюда, создавала уют, родила детей... А ты всё смотрел сквозь меня. Первые годы я каждую ночь плакала в подушку.
Валера почувствовал, как горло сжимается. Он помнил те годы иначе – как время собственных страданий, когда он героически нёс крест нежеланного брака. Оказывается, страдал не он один.
– Прости меня, – выдохнул он.
– За что? За то, что не смог полюбить? Это не выбирают, Валера. Но знаешь, когда я перестала ждать любви от тебя?
Валера покачал головой.
– Когда родился Мишка. Ты тогда три дня из больницы не выходил, боялся, что с ним что-то случится. Помнишь, у него желтушка была? Ты места себе не находил. И я поняла – ты можешь не любить меня, но ты никогда нас не бросишь. Ты будешь рядом, будешь защищать, заботиться. И этого достаточно.
– Достаточно? – Валера повернулся к жене. – Тебе правда этого было достаточно?
– А что такое любовь, Валер? Страсть? Она проходит. Романтика? Её съедает быт. А то, что между нами выросло за эти годы – разве это не любовь? Ты прибегал ко мне, когда Ванька ногу сломал. Я держала тебя за руку, когда хоронили твою мать. Мы вместе выхаживали Светочку, когда она пневмонией заболела. Разве это не любовь?
Валера молчал. В горле стоял ком. Он вспомнил, как однажды Алёна слегла с температурой, и он испугался так, как никогда в жизни не пугался. Метался по дому, вызывал врачей из района, сам не свой был. Тогда он списал это на привычку, на то, что без Алёны дом развалится. Но может, это было что-то большее?
– Я изменял тебе, – вдруг выпалил он. – В первые годы. С Мариной, продавщицей.
– Знаю.
– Знаешь?
– Валер, деревня маленькая. Все всё знают. Марина сама потом приходила, прощения просила. Сказала, что ты её бросил ради семьи.
– И ты... простила?
– А что мне оставалось? Уйти? С тремя детьми? Куда? Да и не хотела я уходить. Я знала, что ты вернёшься. Ты же порядочный, совестливый. Тебя мать хорошо воспитала.
За окном хлопнула калитка. Во двор въехала машина Таисии – большой чёрный джип, совсем не деревенский.
– Приехала всё-таки, – констатировал Валера.
– Валер, – Алёна взяла его за руку. Её ладонь была тёплой, сухой, привычной. – Я хочу кое-что тебе сказать. Таисия приехала не просто так. Она... она больна. Серьёзно больна.
– Что? Откуда ты знаешь?
– Она мне звонила месяц назад. Просила травяной сбор составить. Но я не волшебница, Валера. Некоторые болезни травами не лечатся.
Валера вскочил. В дверь уже звонили.
– Сколько ей осталось?
– Врачи говорят – год, может, полтора.
Валера пошёл открывать дверь. На пороге стояла Таисия – всё ещё красивая, несмотря на свои пятьдесят с лишним, но какая-то осунувшаяся, с тенями под глазами. За ней маячили двое подростков.
– Привет, братишка, – улыбнулась она. – Давно не виделись.
– Привет, Тая.
Они обнялись. Валера почувствовал, как под дорогой шубой прощупываются острые лопатки сестры. Она похудела. Сильно похудела.
– Я соскучилась, – прошептала Таисия. – Прости, что так редко приезжала. Всё казалось – успею, потом, когда-нибудь... А время, оно так быстро уходит.
– Проходи, – Валера отступил в сторону. – Алёна пирогов напекла.
Таисия вошла в дом, огляделась. Всё было просто, но уютно – вышитые занавески, герань на окнах, фотографии на стенах.
– Красиво у вас, – искренне сказала она. – По-настоящему. Не то что моя квартира – дорого, но пусто.
Алёна вышла из кухни, вытирая руки.
– Здравствуй, Тая.
– Здравствуй, Алёна.
Они обнялись. Валера смотрел на двух женщин – такие разные, но обе по-своему дорогие. Таисия – красивая, яркая, избалованная. Алёна – простая, незаметная, надёжная.
– Садитесь за стол, – засуетилась Алёна. – Дети, вы, наверное, голодные?
Подростки нехотя кивнули, не отрываясь от телефонов.
– Телефоны убрать! – неожиданно рявкнул Валера. – За столом не сидят, уткнувшись в экраны.
Дети удивлённо посмотрели на дядю, потом на мать. Таисия кивнула. Телефоны нехотя исчезли в карманах.
За обедом говорили о пустяках. О погоде, о дорогах, о ценах. Таисия рассказывала о своей работе в риэлторском агентстве, Валера – о внуках, которые живут в соседнем селе. Алёна молча подкладывала всем еду, подливала чай.
– А помнишь, – вдруг сказала Таисия, – как мы с мамой тебя уговаривали?
За столом повисла тишина. Даже дети подняли головы от тарелок.
– Помню, – кивнул Валера.
– Я столько лет жалела об этом. Думала – разрушила тебе жизнь. И Алёне тоже. Ради своего дурацкого счастья.
– Которое не состоялось, – добавил Валера.
– Которое не могло состояться. Мы с Колей были слишком похожи – оба эгоисты, оба считали, что мир крутится вокруг нас. Знаешь, он потом ещё три раза женился? И все три раза разводился. Сейчас живёт один, дети к нему не ездят.
– А ты?
– А я поняла одну вещь. Счастье – оно не в том, чтобы получить желаемое. Оно в том, чтобы ценить то, что имеешь. Вы с Алёной – вы счастливы. Я это вижу. Может, не той счастливой любовью из романов, но настоящим, глубоким счастьем. А я всю жизнь гналась за призраками.
Алёна встала из-за стола.
– Я пирог принесу.
Когда она вышла, Таисия наклонилась к брату.
– Береги её, Валера. Она золото, а не женщина. Я только сейчас это поняла. Когда своё здоровье потеряла, когда осталась совсем одна. Даже дети мои... они любят только себя. Как я когда-то.
– Тая, Алёна сказала, что ты больна...
– Не будем об этом. Не сегодня. Сегодня я просто хочу побыть с семьёй. С настоящей семьёй.
Алёна вернулась с пирогом. Таисия взяла её за руку.
– Прости меня, Алёна. За всё прости.
– Не за что прощать, – Алёна пожала плечами. – Если бы не ты, не было бы нашей семьи. Не было бы наших детей. Всё случилось так, как должно было случиться.
Вечером, когда Таисия с детьми уехала, Валера с Алёной сидели на крыльце, несмотря на холод. Снег перестал, выглянули звёзды.
– Знаешь, – сказал Валера, – я сегодня понял одну вещь.
– Какую?
– Что люблю тебя. По-настоящему люблю. Не так, как мечтал когда-то – с бабочками в животе и всем прочим. А вот так – спокойно, надёжно, навсегда.
Алёна молчала. Потом тихо рассмеялась.
– Тридцать лет понадобилось, чтобы это понять?
– Я тугодум. Ты же знаешь.
– Знаю. Но я никуда не торопилась. У меня была вся жизнь впереди.
Они сидели, прижавшись друг к другу. В доме спали их взрослые дети, приехавшие к вечеру. Завтра приедут внуки. Будет шумно, хлопотно, весело. Будет жизнь.
– Алён, – позвал Валера.
– Что?
– Спасибо тебе. За всё.
– И тебе спасибо, Валера. За то, что остался. За то, что не бросил.
Где-то вдалеке проехала последняя электричка. В доме скрипнула половица – кто-то из детей пошёл на кухню за водой. Обычная жизнь обычных людей. Но именно из такой обычности и состоит настоящее счастье. Не яркое, не страстное, но глубокое и настоящее. Такое, которое не разрушат никакие бури.
Валера обнял жену крепче. Впервые за тридцать лет он почувствовал, что находится именно там, где должен быть. Дома.
