Он мог бы стать просто профессором, чиновником, композитором, но выбрал роль безумного реформатора. Арсений Авраамов — человек, который решил, что музыкальный мир нужно не реформировать, а уничтожить и собрать заново. Он был тем самым революционером, что вместо винтовки взял в руки дирижерскую палочку и пошёл штурмовать не Зимний дворец, а основы звука.
После 1917 года Россия кипела. Маяковский ломал язык, Малевич хоронил живопись в чёрном квадрате, а Авраамов решил, что пора переизобрести саму музыку. Анатолий Мариенгоф, поэт и имажинист, писал о нём с восхищением и ужасом: «Это не человек, а эпоха. Он играл на рояле садовыми граблями и ходил по лесу на руках». Безумие? Нет. Это была программа.
Родился он в 1886 году на Дону, в семье казачьего офицера. Классическое воспитание, кадетский корпус, а потом — музыка. Он учился у Сергея Танеева, сочинял, писал статьи под псевдонимом «Арс». Казалось, всё складывалось благополучно. Но казачья кровь требовала битвы, и когда запахло революцией, Авраамов бросил всё. Эмигрировал, чтобы не воевать за царя, но после Октября вернулся. Теперь у него была своя армия — Пролеткульт. Он стал комиссаром искусств, профессором консерватории, редактором армейской газеты и теоретиком новой музыки.
Война с фальшивыми нотами
Авраамов был убеждён, что всё музыкальное наследие человечества построено на ошибке. Причина — равномерно темперированный строй, то есть привычные 12 нот в октаве. Он называл это «грубым компромиссом», «256-цветной палитрой для Моны Лизы». По его мнению, мир слушает фальшь и даже не замечает. Он мечтал вернуть звуку «чистоту природы» и предложил радикальное решение — разделить октаву не на 12, а на 48 микротонов.
Но теория требовала практики. И вот Авраамов предложил не реформировать, а уничтожить все старые инструменты. Особенно рояли — эти, по его словам, «интернациональные балалайки». Он хотел устроить всероссийский костёр из фортепиано. На их месте должны были появиться новые, универсальные инструменты. Он даже придумал один — «смычковый полихорд», скрипку без грифа, где можно извлечь любой звук.
В 1927 году он представил свой проект в Германии — в Берлине, Франкфурте и Штутгарте. Тамошние музыковеды были в шоке: русские снова придумали невозможное. Вернувшись, Авраамов с пламенной речью отправился к Луначарскому. Нарком культуры выслушал его и мягко ответил: «Владимир Ильич любит скрипку, рояль...» На этом 48-тональная революция застопорилась. Но сжечь рояли ему не дали — и тогда он пошёл другим путём.
«Симфония гудков»: музыка заводов и артиллерии
Если нельзя переписать гармонию, можно заставить реветь трубы индустриализации. Так родилась легендарная «Симфония гудков» — гимн эпохи, написанный не для оркестра, а для города. Первое исполнение прошло в Баку в 1922 году. Вместо музыкантов — заводы, корабли, артиллерия, пулемёты и самолёты.
На специально построенной вышке стоял Авраамов, размахивая красными флагами. Один взмах — стреляют пушки, второй — ревут паровозные гудки. В унисон звучат сирены флотилии, поют гидропланы, а пулемёты отбивают ритм. Всё это выстраивалось в единую звуковую партитуру, где грохот заменял мелодию. Это был не концерт, а катарсис — воплощение идеи Пролеткульта, где человек и машина спелись в одном аккорде.
В 1923 году «Симфония» прогремела и в Москве. Повторить успех было невозможно — не повезёшь же на гастроли Каспийскую флотилию. Но Авраамов уже думал о будущем — о звуке, созданном не инструментом, а рукой.
Когда звук можно нарисовать
В конце 1920-х он возглавил лабораторию звука при НИИ Кинематографии. Там он сделал то, что сегодня назвали бы цифровым синтезом. На киноплёнке, рядом с кадрами, есть звуковая дорожка — узор, модулирующий свет. Авраамов понял: если можно записать звук, значит, можно и нарисовать его. Он взял тушь и стал выводить вручную синусоиды, пилообразные и квадратные волны — предков всех современных синтезаторов.
Так родилась идея «рисованного звука». Он создавал тембры, которых в природе не было, и фактически изобрёл метод синтеза, лежащий в основе любой современной DAW. Вместе с инженером Евгением Шолпо и Николаем Воиновым он создавал первые электронные саундтреки для фильмов. Один из них — «Пятилетка. План великих работ» (1930).
Легенда гласит, что режиссёр Михаил Цехановский, глядя на причудливую дорожку, пошутил: «А если записать древнеегипетский орнамент — не зазвучит ли музыка фараонов?» Они и правда стояли на пороге цифровой эры. Авраамов мечтал синтезировать человеческий голос, «оживить» речи Ленина, озвучить стихи Маяковского самим Маяковским. Но реальность шла в другую сторону.
Столкновение с эпохой
К концу 30-х авангард в СССР был приговорён. Статья «Сумбур вместо музыки» уничтожила модернистов. Лев Термен оказался в тюрьме, Шостакович — под угрозой. Авраамов, видимо, спасся лишь потому, что выглядел «безвредным чудаком». Но он не переставал мечтать.
В 1943 году, когда вся страна жила войной, он написал письмо самому Сталину. Тема — новый гимн СССР. Авраамов предлагал исполнить его в 48-тональной системе, синтезированным голосом Маяковского. Это был вызов, который никто не воспринял всерьёз. На счастье, последствия были мягкими. Поняв, что времена изменились, он уехал в Нальчик — записывать фольклор.
Последний аккорд
Там, на Кавказе, революционер превратился в фольклориста. Он писал «Марш на кабардинскую тему», «Аул Батыр», песни о трактористках и пастухах. Когда началась война, он руководил народным хором. Казак-футурист, дирижёр пушечных батарей, изобретатель синтезатора — закончил жизнь хормейстером.
Арсений Авраамов умер в Москве в мае 1944 года. Гимн Александрова уже звучал из каждого радиоприёмника, а его имя почти забыли. Могила на Даниловском кладбище не сохранилась. Пожалуй, это символично: человек, который мечтал о музыке будущего, сам исчез, превратившись в шорох времени.
Он хотел, чтобы мир звучал по-другому. И, возможно, добился своего — просто не при жизни.
Если понравилась статья, поддержите канал лайком и подпиской, а также делитесь своим мнением в комментариях.