Дождь стучал в окно монотонно, как метроном, отсчитывающий последние минуты чего-то прежнего, чему уже не суждено было вернуться. Я стояла на кухне, вытирая одну и ту же тарелку, уже давно высохшую. Стекло было холодным и гладким под пальцами. Таким же холодным и гладким, как и тишина в нашей некогда шумной квартире.
Ссора назревала неделями. Вернее, не ссора, а та тяжелая, гнетущая атмосфера, когда два человека перестают разговаривать и начинают существовать параллельно, как пассажиры в переполненном вагоне, случайно оказавшиеся плечом к плечу. Причина была банальна, как этот ноябрьский дождь за окном — работа. Вернее, ее отсутствие. У меня.
Меня уволили три месяца назад. Сократили. Не я одна — весь отдел. Для Максима это стало не ударом судьбы, с которым нужно справляться вместе, а личным оскорблением. Он, восходящая звезда в «ТрансКом-Инжиниринг», не мог иметь жену-неудачницу.
— Описьлилась, — бросил он как-то утром, увидев, что я все еще в халате. — Сидишь тут, как моль на старой шубе. Шубу хоть выбросить можно.
Я промолчала. Тогда. Я научилась молчать. Мои слова разбивались о его холодную, отточенную логику и непоколебимую уверенность в своем превосходстве.
В тот вечер он пришел домой поздно, хмурый. Пахло дождем и дорогим виски. Он швырнул портфель на диван и, не глядя на меня, прошел к холодильнику.
— И что у нас на ужин? Опять твои дошираки? Или ты, наконец, нашла в себе силы сходить в магазин?
— Я готовила суп, — тихо сказала я. — Ты сказал, что не будешь ужинать дома.
— Я много чего говорю! — рявкнул он, хлопая дверцей холодильника. — А ты могла бы догадаться! Или это уже слишком сложная интеллектуальная задача для тебя? Для бывшего старшего менеджера?
Это было ниже пояса. Он знал, как я переживала из-за увольнения. Как плакала ночами. Как рассылала резюме и получала отказы. Как чувствовала себя ненужной, выброшенной за борт.
— Максим, хватит, — сказала я, и голос мой дрогнул. — Я стараюсь. Я ищу работу.
— Стараешься? — он фыркнул и подошел ко мне вплотную. Его лицо, обычно такое красивое и холодное, исказилось гримасой презрения. — Лежать на диване и листать ленту в инстаграме — это ты стараешься? Я тащу на себе все, плачу за эту квартиру, за твои шмотки, которые ты накупила, пока работала! А ты что? Ты — обуза!
Казалось, стены впитали его крик и теперь вибрировали от него. Я сжала край стола так, что костяшки побелели.
— Я не обуза. Я найду работу.
— Кому ты нужна? — он выкрикнул это с такой силой, что я невольно отшатнулась. — Да кому ты такая нужна!? В тридцать пять лет, без карьерных перспектив? Ты думаешь, кто-то будет возиться с тобой? Ты никому не нужна! Ни на работе, ни... — он запнулся, но было поздно. Фраза повисла в воздухе, законченная и без того.
Ни мне. Он не сказал этого вслух. Но это было слышно громче любого крика.
Я смотрела на него, и впервые за все годы не чувствовала ни боли, ни обиды. Лишь ледяное, абсолютное спокойствие. Как будто что-то внутри щелкнуло и переключилось. Стекло, которое я так долго терла, наконец, лопнуло, но не осыпалось осколками, а просто перестало существовать.
Я не сказала ни слова. Развернулась, прошла в спальню, заперла дверь. Я слышала, как он что-то кричал мне вслед, как хлопнула входная дверь. Он ушел. Куда — было неважно.
Я села на кровать и уставилась в стену. «Да кому ты такая нужна!» Эхо его слов отдавалось в тишине. И странным образом, оно не причиняло боли. Оно было... вызовом.
Мой телефон завибрировал на тумбочке. Незнакомый номер. Обычно я бы не стала отвечать. Но сейчас что-то заставило меня поднять трубку.
— Алло?
— Виктория? Добрый вечер. Это Арсений Романович Громов. Мы встречались на корпоративе «ТрансКома» в прошлом году.
Громов. Шеф Максима. Владелец компании. Сухой, аскетичный мужчина лет пятидесяти, с пронзительным взглядом и репутацией гения. Что ему могло быть нужно?
— Да, Арсений Романович, конечно, помню. Чем могу помочь?
— Извините за поздний звонок. Мне бы хотелось обсудить с вами один вопрос. В неформальной обстановке. Вы не против встретиться сегодня? Скажем, через час, в ресторане «Атриум»?
У меня перехватило дыхание. Это было слишком странно. Слишком внезапно.
— Я... не уверена, что это уместно, Арсений Романович. Мой муж...
— Это касается вас лично, Виктория, — мягко, но настойчиво перебил он. — И, полагаю, вашего профессионального будущего. Буду ждать.
Он положил трубку.
Я сидела еще несколько минут, пытаясь осмыслить происходящее. Шеф моего мужа. Приглашение на ужин. Вечером. После той сцены. Это было похоже на дурной сон или на какую-то изощренную шутку.
Но что-то внутри, то самое холодное и спокойное, что проснулось после слов Максима, подсказывало: иди.
Я приняла душ, смывая с себя следы того тяжелого дня. Я надела простое черное платье — то самое, в котором когда-то ходила на важные переговоры. Накрасила губы. Я смотрела на свое отражение в зеркале. Уставшее лицо. Но в глазах, впервые за долгое время, был не туман отчаяния, а четкий, собранный свет.
«Да кому ты такая нужна?» — эхом прозвучало в голове.
«Сейчас узнаем», — мысленно ответила я своему отражению.
«Атриум» был одним из тех мест, куда Максим мечтал попасть, но не мог — столы там резервировались за месяцы. Высокие стеклянные потолки, зимний сад, приглушенный свет. Арсений Романович сидел за столиком в глубине зала. Он встал, когда я подошла.
— Виктория. Благодарю, что пришли.
Его рукопожатие было твердым и коротким. Он изучающе посмотрел на меня, и мне показалось, что в его взгляде промелькнуло одобрение.
— Вы прекрасно выглядите.
— Спасибо. Вы тоже, — автоматически ответила я.
Мы заказали. Он — стейк, я — рыбу. Разговор сначала шел о пустяках — о погоде, о городе. Но я чувствовала, что это лишь разминка.
— Виктория, я буду краток, — наконец сказал он, отпивая вина. — Я следил за вашей карьерой. Еще до того, как вы вышли замуж за Максима.
Я удивленно подняла брови.
— Ваш проект по оптимизации логистики в «Северном сиянии»... Это была блестящая работа. Вы вытащили компанию из кризиса. А ваш отдел, который сократили... Это была не ваша вина. Это была череда глупых решений совета директоров. Я знаю. У меня там есть свои источники.
Я молчала, не в силах вымолвить ни слова. Он знал. Он все знал.
— Максим — талантливый управленец, — продолжал Громов. — Амбициозный. Но он... ограничен. Он видит тактику, но не стратегию. Он не видит людей. А бизнес, в конечном счете, строится на людях.
Он отпил еще вина, его взгляд стал жестче.
— Я создаю новое направление. Фактически, дочернюю компанию. Она будет заниматься стратегическим развитием и кризисным менеджментом. Мне нужен человек, который возглавит этот проект. Человек, который умеет видеть картину в целом. Который не боится сложных решений. Который прошел через профессиональное фиаско и не сломался.
Он посмотрел на меня прямо.
— Я предлагаю эту должность вам.
Воздух перестал поступать в легкие. Весь шум ресторана — звон бокалов, приглушенные голоса — отступил куда-то далеко. Я слышала только стук собственного сердца.
— Мне... — я сглотнула. — Арсений Романович, я три месяца без работы. У меня нет команды. Я...
— У вас есть мозги, — резко оборвал он. — И у вас есть то, чего нет у вашего мужа. Гибкость. И способность подниматься после падения. Мне не нужен гладкий, отполированный менеджер. Мне нужен боец. Вы — боец, Виктория. Я это вижу.
«Да кому ты такая нужна!» — снова прозвучало в памяти.
— А Максим? — тихо спросила я. — Он будет в подчинении у меня?
Уголки губ Громова дрогнули в подобии улыбки.
— Нет. Он останется в своей нише. Ваши пути не пересекутся. Это будет абсолютно отдельная структура. С вашим штатом. Вашим бюджетом. Вашей ответственностью. Зарплата... — он назвал сумму, от которой у меня перехватило дыхание. Это было втрое больше, чем зарабатывал Максим.
Я смотдела на него, и до меня наконец дошла вся сюрреалистичность ситуации. Всего пару часов назад мой собственный муж кричал мне, что я никому не нужна. А сейчас его босс, один из самых влиятельных людей в городе, предлагал мне должность его мечты.
Это была не просто работа. Это была реабилитация. Это было опровержение. Пощечина, нанесенная не мной, а самой жизнью, тому, кто считал меня никчемной.
— Почему? — выдохнула я. — Почему вы мне это предлагаете?
Громов откинулся на спинку стула.
— Потому что я ненавижу растрачивать таланты впустую. И потому что я давно заметил, как он с вами разговаривает. На корпоративах. По телефону. Унижает. Человек, который унижает свою жену, не способен по-настоящему уважать и партнеров по бизнесу. В нем есть слабость. А я слабостей не прощаю.
Итак, это была не только деловая сделка. Это был и моральный выбор. Громов видел больше, чем я думала.
Я взяла свой бокал с водой. Рука не дрожала.
— Я согласна, Арсений Романович.
Он кивнул, словно никогда не сомневался в моем ответе.
— Отлично. Завтра в десять мой секретарь вышлет вам все документы. Добро пожаловать в команду, Виктория.
Когда я вышла из «Атриума», дождь уже кончился. Город сиял мокрыми огнями. Я шла по тротуару, и каждый шаг отдавался в моей груди четким, уверенным стуком. Я достала телефон. Одно непрочитанное сообщение от Максима.
«Извини. Погорячился. Возвращаюсь домой.»
Я набрала ответ. Короткий. Без эмоций.
«Не надо. Я не буду дома. И не звони. Все обсудим позже. Когда я буду готова.»
Я положила телефон в карман и подняла лицо к холодному ночному небу. Воздух был свежим и чистым, пахло мокрым асфальтом и обещанием перемен.
«Да кому ты такая нужна?» — снова попытался прошептать внутренний голос.
Но теперь у меня был ответ. Веский, материальный, подкрепленный подписью на контракте и уважением в глазах человека, чье мнение значило неизмеримо больше, чем крик обиженного мальчишки.
Я была нужна себе. И этого, как выяснилось, было достаточно, чтобы стать нужной и всему остальному миру. А тот, кто не видел этой простой истины, очень скоро должен был в этом убедиться на собственном, горьком опыте.