В Университете в кафе продавали хот-доги, не помню, было ли что-то ещё, но на остальное денег всё равно не хватало. Были они по 25₽, но инфляция быстрее тебя сожрала половину... хот-дога (его разрезали пополам, прямо там, в кафе, и продавали за те же двадцать пять рублей уже только полхот-дога). Потом инфляция сожрала ещё половину, но резать и так непойми что ещё раз пополам в кафе не решились, а потому вынимали из оставшейся половины сосиску, резали её вдоль, оставляя четвертинку варёной смеси сои и мясных обрезков в булочке и ставили на витрину. За ту же самую четверть сотни.
Сокурсники жили в общаге (от которой ещё ехать до учёбы, ибо кто ж оставит в Питере студенческое общежитие недалеко от Невского) или по домам, и я относился ко второй категории — идея жить с клопами и тараканами меня прельщала не больше, чем видеть по вечерам и утрам вокруг те же лица, что и днём. За собой эта идея тащила необходимость кататься на электричках, к чему привыкать не приходилось, я мотался на них каждый день с пятого класса, но... стипендии хватало на проезд в метро и всё. Повышенной стипендии хватало ещё на покрытие проезда в электричке, но ещё хотелось кушать. Хотя бы иногда.
И вот ты встаёшь утром, дома, быстро (и, главное, много, чтобы на весь день хватило) ешь, одеваешься и летишь на вокзал в Петергофе. Идти минут 20, в сентябре вполне неплохо, в октябре ты принесешь листья и лужи, в ноябре пытаешься увидеть в непроглядной питерской черноте хоть что-нибудь, но нет ни снега, ни солнца и путь твой к знаниям озарён лишь тусклыми фонарями, и то, если их не разобьют. Наступает декабрь, наконец на улицах есть снег, который ну хоть как-то разбавит чернь улиц по утрам, а поговорка «ура, завтра снег пойдёт, наконец потеплеет» разбавится «ура, наконец посветлеет».
В электричке с утра битком — на авто хватало лишь избранным, на маршрутках кататься не по карману и вообще пижонство, вот и едут тысячи жителей питерских предместий на работу в город. Можно работать, конечно, и в Петергофе, и в Ораниенбауме, у Мартышкино и в Сосновом Бору, но зарплаты совсем уж низкие и были все шансы её, получки, вовсе не увидеть. 90-е расслабляться не давали.
Прекрасно, если электричка от Петергофа шла, можно было сесть сразу же, и контролёры чаще всего не ходили — невыгодно, мало людей. Отвратительно, если состав шёл с Калище (вы же правильно поставили ударение, да?), тогда в вагоне встать было некуда, а контролёры пробивались сквозь толпу как финские угри сквозь пальцы рук, когда тянешь его из ямки на дне Маркизовой лужи. Средней паршивости ситуация была с электричками из Ораниенбаума, Ломоносова т.е.
Я за стабильность, поэтому сажусь в 4-й вагон спереди — так быстрее потом добежать на Балтах, Балтийском вокзале, до входа в метро, обогнав толпу, что вывалит из десятка вагонов, по 100 человек в каждом, и упрётся в несколько работающих турникетов в микро-вестибюле. А тут ещё придёт состав из Гатчины, потом с Соснового Бора и из Души, и вот уже тысячи штурмовиков атакуют подземный мир метро. А если метро у вокзала закроют на ремонт, тогда...
Надо выйти из нагретой и пропотевшей электрички, добежать по холоду полтора километра до Фрунзенской и с ужасом осознать, что там всего 3-4 работающих турникетов, а людей всё те же несколько тысяч, добежавших вместе с тобой. А там внизу снова жарко, душно и невыносимый смрад влажного подземного ветра окутывает тебя, пробирается в лёгкие, наполняет их тягучей вонью, которая хочет заставить тебя жить в этом мире вечно. Смрад не хочет, чтобы ты вырвался из этого круга.
Но я ещё в электричке и только представляю будущий маршрут, ещё ехать и ехать до вокзала — 40 минут. Можно делать задания, можно спать, слушать музыку, да что угодно — соседи играют в карты. Каждый день в одно и то же время я вхожу в уже ставший родным вагон вместе с теми же лицами, что и весь год. В электричке уже сидят студенты и не пойми кто, и лица ты все уже запомнил. Я стараюсь сесть всегда напротив девушки с подружками, они учатся то ли в Педе, то ли в Тряпочке — эстетически видеть их напротив всяко лучше, чем угрюмых мужиков 55+, работающих непонятно где.
Почему непонятно? Рабочие уже на заводах в это время, и едут мастера, менеджеры по какой-то ерунда, те, кто вроде выбрался из-за станка, но далеко сбежать не смог и теперь вынужден крутиться в колесе дом-электричка-работа-электричка-дом без права из него выбраться.
Девушку напротив зовут Мари-Анна. Не Мария, не Анна, не Марьяна и не Анна-Мария, а именно Мари-Анна. Я попадаю напротив неё 2-3 раза из пятидневки, она щебечет с подружками, я молча слушаю музыку. Взгляды иногда пересекаются и на третий или четвёртый месяц я предлагаю познакомиться, тем более, что имя я уже знаю. Увы (или, к счастью, никто уже не узнает), но Мари-Анна не знакомится. Как минимум, со мной. Как максимум, со всем, кто не может позволить себе выйти за границы электрички по утрам.
Но вот в проходе через стоящих протискиваются, озабоченно улыбаясь, двое парней. За ними бабка, мужики, ещё парни, девушки, все побежали — это сигнал. Там, сзади, ползут контроллёр, а по электричке скачут зайцы. У меня три состояния на этот счёт — ты или сидишь и спокойно дожидается экзекуции, потому что в кармане лежит проездной, или вскакиваешь вместе с бегущими по проходу, если месячный кончился, и тогда тебе надо внимательно следить за входом фирменных билетных проверяющих, стоя в тамбуре.
Если контроллёры зашли, то надо перейти в соседний вагон и сквозь мутное стекло межвагонных дверей смотреть на ход их действий, а на остановке вылететь из вагона и нестись на два назад. Главное успеть добежать до закрытия дверей и чтобы там нет было второй группы контроллёров. И вот ты довольный сидишь чуть дальше, там, где уже всех проверили, но, я же писал про три состояния, что за третье тогда?
Проездные на электричку выглядели как квитанция или билет на поезд дальнего следования, с надписями откуда, куда и с датами. Дата были продублированы печатными и прокольным способом — с левого края шли цифры в стиле почтового индекса, пробитые иглами. Лайфхак был в том, что проездной надо было брать в первых числах месяца, тогда даты выглядели как 04.11-03.12, например, а через месяц нолик вначале превращается... нолик превращается в двойку с помощью чёрной ручки, бритвы, портновской иголки и матери.
И ты ездишь ещё 20 дней сидя на скамейке, но ёрзая каждый раз, когда видишь бегущих по проходу человек. Сидишь и думаешь — заметят? Или пронесёт? А потом, в двадцатых числах месяца, тогда уже бегаешь месте со всеми. Одно радовало — на обратном пути, если ехать нет в час пик, а поздно, контроллёры почти не ходили, невыгодно, и можно было спать. От Балтов до Петергофа 40 минут езды, ты садишься в почти пустой вагон за 5 минут до отправления, голову к стеклу, глаза закрываются и фазы сна в 45 минут достаточно, чтобы проснуться самому.
Но когда цены на проезд снова подскочили, а стипендия так и осталась без изменений, то пришлось брать проездной до Ленинского проспекта, так выходило в два раза дешевле (но почти столько, сколько и раньше до подорожания), а там 15 минут до метро дойти. Ходить не сложно, и даже полезно, но путь по железным рельсам занимает 30 минут, а не 40.
Тоже мне проблема, скажете, это же хорошо, быстрее ведь! Я сажусь в позднюю электричку, занимаю место на деревянной скамейке и засыпаю. Через 40 минут организм будит с требованием к выходу — за стеклом вагона непроглядная ноябрьская ночь и станция «Университет. Осторожно, двери закрываются, следующая станция Мартышкино», в двух с половиной остановках от дома...
Ночь, улица, фонарь разбитый, и ноль в кармане, электрички уже не ходят обратно город, 8 километров пути. На часах полночь, завтра в 7:40 надо быть уже на вокзале... И снова по кругу.
============
Подписывайтесь на канал – зарисовки выходят каждый день.
Ставьте лайк, если понравилось
#Студенчество
#90-е
#Питер