После войны мы с мамой хлебнули горя. Отец не вернулся с фронта, и мы скитались где придётся, пока мама не встретила того, кого я стал называть отчимом. Он оказался хорошим человеком. В пятидесятых построил нам домик на краю деревни. Правда, место было что надо — местные поговаривали, что тут когда-то людей расстреливали. Но мы тогда не обращали внимания на эти россказни.
Беда началась, когда отчим решил колодец вырыть. Докопался до воды, а она какая-то не такая — солёная и мутная, коричневая совсем. Пришлось колодец засыпать обратно. Вот после этого и пошло всё наперекосяк.
Помню тот вечер. Засиделся я допоздна с пацанами на улице, иду домой — а наш пёс у того самого колодца сидит и воет так, что мурашки по коже. То подойдёт поближе, то отскочит, будто что-то его пугает. Потом и вовсе рядом с засыпанной ямой сел и скулит жалобно.
Я к нему подошёл, зову его, а он на меня смотрит как слепой. И тут я слышу — из-под земли что-то доносится, вроде как стоны человеческие. Меня аж парализовало от страха. Потом очнулся и домой побежал со всех ног. Собака за мной увязалась.
Дома я молчал как партизан, хотя всю ночь глаз не сомкнул. После этого я стороной обходил то место, а как стемнеет — сразу домой и дверь на щеколду.
Через какое-то время я всё-таки отчиму рассказал. Он сперва не поверил, думал, я это, от страха нафантазировал. Но потом сам увидел, как пёс наш у колодца сидит и скулит. Зовёт его — а тот не идёт, только воет громче.
Тогда отчим к колодцу подошёл, на колени встал и ухо к земле приложил. Послушал и быстро к дому побежал. Вернулся — а у него лицо белое как мел, слова вымолвить не может. Только на другой день маме рассказал, что там услышал.
И пошло-поехало. Каждую ночь собака к колодцу убегала и выла там до утра. Мама к бабке-знахарке сходила. Та дала ей какой-то заговор и велела три ночи подряд к тому месту ходить и слова особые говорить. Мама так и сделала.
После третьей ночи стоны прекратились. Но и пёс наш пропал. Больше мы его не видели.
Много лет с тех пор прошло. Когда к матери приезжаю, всегда к тому месту хожу. Стою и думаю о том времени. Мама говорила, что когда огород копала, то постоянно на кости натыкалась. Человеческие кости. Значит, правду старики говорили — расстреливали тут людей. И дом наш прямо на их костях стоит.
Теперь я понимаю, что мёртвые не всегда уходят. Особенно если их жизнь так страшно оборвалась.