Кто-то невидимый в темноте дышал Агнии в лицо. Сквозь сон, сквозь тишину домашнего уюта! Через много лет он вернулся, чтобы отомстить!
В холодной испарине Агния вскочила с постели, вжалась спиной в стену, отчего холод сразу впился в тело под тонкой ночной рубашкой. Сердце ухнуло вниз, глаза беспомощно высматривали в темноту.
Но вокруг лишь черная, слепая пелена.
В комнатке было темно, даже луна не заглядывала в окошко. Да и не сможет она заглянуть в крошечное окошко комнатушек под самой крышей. Агния протянула дрожащую руку вперед. Вот-вот пальцы коснутся того, кого скрывает ночной мрак…
Но они скользнули через пустоту и опустились на смятую простынь.
Где-то далеко зазвучали голоса, и она выдохнула с облегчением — люди! На Васильевском острове перекликались ночные сторожа. Пускай их крики далеко, все-таки хоть какой-то маленький признак обычной жизни. Правда, ночь эта все же не была обычной…
Агния втянула воздух во всю силу, осторожно, по-прежнему побаиваясь неизвестного гостя, что прятался в темноте. Но все же чуть смелее. И мгновенно поняла: это не сон! Ночной гость был и в самом деле! В воздухе висел табачный дух, крепкий, дорогой табак, какой курят богатые господа.
Она нащупала лучину с огнивом на полу. Чиркнула, и маленький, тусклый огонек осветил пятно вокруг ее скромной постели. И тут же задрожал в дрогнувшей руке, завилял по стенам черными тенями. Морщины старой простыни сложились в четкий отпечаток от чьего-то тяжелого тела. Постель была примята, значит, кто-то сидел в темноте и смотрел на нее спящую!
Вдруг под рукой что-то зашелестело. Агния поспешно приблизила лучину к подушке, у края продавленного квадрата белела записка.
«Помнишь мальчика, который плакал у твоего батюшки?»
Девушка с недоумением скользила взглядом по черным, округлым строчкам. От чтения ее отвлек храп, за стенкой тяжело задышал дядюшка Павел Петрович, ее опекун, старик, измученный кучей болезней, едва передвигающий ноги. Мальчик? Какой мальчик? Она растерянно смотрела, как уголок листа колышется на сквозняке.
Как вдруг память будто огнем озарило! Воспоминаниями восьмилетней давности.
— Папенька! — в передней от отчаянного крика надрывался мальчик лет десяти, весь в снегу, красный от мороза и слез.
Плакал так горько, что у семнадцатилетней Агнии сжималось сердце.
— Папенька, заберите меня!
А из кабинета доносился голос отца:
— Уведите его! Я сказал, уведите немедленно!
Грубый мужик схватил мальчонку за шиворот и потащил к дверям. Ребенок цеплялся за косяки, за перила. Крик его был настолько отчаянным, что Агния не выдержала и выбежала из своей комнаты.
— Батюшка! Что происходит?!
Отец стоял в дверях кабинета, бледный, с трясущимися руками.
— Иди к себе, Агнюша. Это тебя не касается.
Но она видела… по его гладко выбритой щеке катилась слеза.
От воспоминаний девушку снова затрясло. Будто и не минуло восемь лет, и уши все еще режет детский крик, полный отчаяния и боли. Агния накинула шаль и прошла к окну.
Петербург спал, лишь где-то вдали по брусчатке грохотала запоздалая коляска, а на углу мерцал фонарь. Нет больше того плачущего мальчика, он стал лишь тенью прошлого…
И отец ее, надворный советник Всеволод Брыков, умер уже несколько лет назад от чахотки, оставив после себя долги и дурную славу.
Зашелся кашлем дядюшка, и девушка отогнала от себя мрачные воспоминания. Лучше забыть о странной записке, о визите того, кто прятался в темноте.
И ложиться спать, чуть свет пора спешить в пансион благородных девиц на уроки французского. Это ее единственный кусок хлеба насущного. И его нельзя потерять, потому что надо заботиться и о себе, и о дядюшке.
Скучные мысли о насущном сразу успокоили, вернули из прошлого в настоящее. И стоило только ей нырнуть под одеяло, как тревожный сон утащил Агнию в свои объятия.
***
Утром у самовара дядюшка хлопотал больше обычного. То подвинет розетку с вареньем, то остатки вчерашней булки подсунет. И поглядывает на Агнию искоса.
— Что-то ты бледная нынче, — внимательный взгляд скользил по худенькому личику. — Не захворала ли?
— Нет, дядя. Просто не выспалась.
Девушка старательно глотала обжигающий чай. Пора бежать уже со всех ног через туман и утреннюю серость к ученицам. Классная дама строга и немедля сообщит об опоздании, хоть будет оно даже на минуту.
А Павел Петрович вдруг принялся кутаться в плед, хотя в натопленной комнатке было тепло.
Он бросил взгляд на Агнию поверх очков.
— В пансион нынче пойдешь?
— Как всегда, дядюшка.
— Смотри там, — он откашлялся, — чтобы никаких разговоров. Слухи по городу ходят нехорошие. Построже будь, не давай грязью имя наше марать.
— Какие слухи? О чем вы, дядюшка… — пробормотала Агния, хотя руки ее уже выдали. Зашлись в мелкой дрожи.
— Да так, болтают всякое про покойного батюшку твоего. Будто он в карты чужое дитя выиграл да загубил.
Чашка заходила ходуном, золотистый чай растекся лужами по скатерти. Агния бросилась с тряпкой ловить горячие капли.
— Ох… что натворила.
Павел Петрович не сводил с нее внимательного взгляда, будто никак не решался сказать что-то. Правда, Агния уже ничего не замечала. Пора торопиться, через четверть часа первый звонок! Накинула пальто и застучала каблучками по ступенькам.
Всю дорогу ее сердце выбивало испуганную дробь в такт шагам. Агния посильнее втаптывала шаг, будто пыталась шагами заглушить ужас, который пульсировал в груди.
Нет, нет, надо позабыть о детских криках. Она даже не знает, кто это был, что тогда случилось. Все в прошлом, нечего вспоминать о том несчастном ребенке.
****
В пансионе благородных девиц Агнию на пороге остановила директриса, сухая немка фрау Вебер.
— Мадемуазель Брыкова, — от ее голоса бежали мурашки по спине. — Прошу вас после урока зайти ко мне.
И после ее слов урок прошел как в тумане… Агния не могла сосредоточиться, все мысли были о сегодняшней ночи, о словах дядюшки. Еще и девочки шушукались, переглядывались между собой, над партами летали записки, а пара десятков глаз рассматривала бледную учительницу с жадным любопытством.
Как вдруг одна из учениц выкрикнула с места:
— Мадемуазель, а правда, что ваш батюшка человека в карты выиграл?
— Мария! — Агния пыталась говорить строго, но голос так и дрожал, выдавая ее волнение. — Откройте учебник на странице тридцать пять. Пора повторить урок.
Но девочка не унималась.
— Маменька сказала, что тот мальчик пропал. И в том ваш батюшка виноват.
Другие девочки так и замерли на своих местах. Агния смутилась, опустила голову и отвернулась к доске, принялась писать глаголы. Да только про французский, кажется, все забыли. Страшные слова были сказаны и теперь висели в воздухе, как черные вороны.
После урока фрау Вебер была краткой:
— Мадемуазель, родители наших воспитанниц обеспокоены. Они не желают, чтобы их дочерей учила особа сомнительной репутации. В связи с их волнением мы вам отказываем в месте учительницы французского, расчет получите сегодня же.
— Но фрау Вебер, я же ни в чем не виновата! За что же? — земля ушла из-под ног Агнии.
— Может быть, невиновны сами, но дети за грехи отцов в ответе, — из-под очков блеснул суровый взгляд. — И репутация заведения дороже. Прошу, забирайте ваше жалованье за месяц и будьте так любезны покинуть стены пансиона без сцен.
Спорить не было никакого смысла, лишь все более унижаться.
И уже через четверть часа Агния шла по улице. Ноги у девушки подкашивались, в кармане лежали последние деньги — тридцать рублей. На них предстоит прожить неизвестно сколько времени, ведь другой работы для нее нет. И найдется ли она… Если по городу пошли такие слухи, то ...
Домой девушка пришла лишь к вечеру. Ноги носили будто сами по мостовым, голова была в тумане тревожных мыслей.
Как рассказать дядюшке, что ее лишили места? Как жить дальше? Дядюшка наверняка расстроится сверх всякой меры. Предупреждал же он про слухи о папеньке! Но кто их распускает? И что же ей теперь делать с этим?
Взвалила людская молва на ее тонкие плечи чужие грехи, о которых она даже не знает…
Но по возвращении домой ее ждал еще худший кошмар. Дверь в квартиру была распахнута настежь. Из комнат доносились крики, плач, звон разбитой посуды. Девушка бросилась со всех ног внутрь! И застала ужасную картину…
Все комнаты были разгромлены… Ее платья валялись на полу, изрезанные в лоскуты, любимые книги разорваны, а страницы, измятые и грязные, валялись повсюду. Кто-то перевернул мебель вверх дном.
А на стене ее спаленки, где висел портрет отца, чернели огромные угольные буквы:
«ПЕТЕНЬКА ЖДЕТ ПРАВОСУДИЯ!»
На полу лежал дядюшка, на его виске алела полоска крови. Он простонал:
— Агнюша! Слава богу, ты пришла! Здесь было настоящее нападение! Ворвались трое или четверо, лица замотаны шарфами. Все перевернули, порезали, изломали, истоптали! Я попытался их остановить, толкнули так, что на ногах не удержался. Головой вот об угол стола приложился.
Агния ахнула и кинулась обратно на улицу, чтобы немедленно послать за доктором.
Пока ждала помощи, смогла поднять дядюшку и отвести в постель. Доктор явился быстро, осмотрел старика и покачал головой:
— Удар сильный, в таком возрасте вдвойне опасно. Пропишу лекарства, возьмите в аптеке. Еще, конечно, важен полный покой, больно слаб здоровьем ваш дядюшка.
После доктора явился квартальный надзиратель. Лениво осмотрел разоренные комнаты, равнодушно уточнил:
— Что украли?
Агния растерянно обвела глазами погром.
— Ничего не взяли, но вещи все попортили.
— Хм, — надзиратель пожевал толстые губы. — И что же, барышня, кто мог на вас так обижен быть? Для чего такой переполох устроил? 2 ЧАСТЬ РАССКАЗА содержит лексику и затрагивает темы, которые запрещено освещать на Дзене в свободном доступе. Но без этого о подобных событиях не написать. По этой причине рассказ полностью дописан и опубликован в ПРЕМИУМ