Психиатрическая клиника «Богословская», выстроенная из темного, почти черного кирпича еще в позапрошлом веке, всегда была местом, от которого сторонились. Она стояла на отшибе, за старым кладбищем, и ее островерхие крыши и узкие, похожие на бойницы окна, напоминали скорее готический замок, нежели лечебное учреждение. Местные предпочитали обходить ее стороной, а в городе ходили легенды о душах забытых пациентов, бродящих по ее бесконечным коридорам.
Вот в этом-то месте и работал доктор Артем Павлов. Молодой, амбициозный психиатр, он видел в «Богословской» не проклятое место, а вызов. Он был потомственным врачом – его дед и отец тоже работали в системе здравоохранения, и Артем гордился этой династией.
В тот роковой вечер он задержался допоздна, заполняя истории болезней. Последний раз с женой он говорил по телефону в 22:30, пообещал быть дома через час. Но он не вернулся. Ни в час, ни в два, ни к утру. Его автомобиль остался стоять на парковке, на рабочем столе в кабинете лежала незавершенная чашка остывшего кофе и включенный компьютер. Сам доктор Павлов исчез бесследно, словно растворился в сыром, пропитанном лекарствами воздухе больницы.
Расследование зашло в тупик практически сразу. Камеры наблюдения, установленные на входах, не зафиксировали его ухода. Персонал, дежуривший в ту ночь, ничего подозрительного не заметил. Единственной зацепкой была странная находка в его кабинете – на столе, под стопкой бумаг, лежал пожелтевший листок, вырванный из какой-то старинной книги. На нем детской рукой был нарисован кривой, корявый крест, а внизу выведено химическим карандашом: «Они уйдут в стены».
Делом об исчезновении доктора Павлова заинтересовалась молодая, но настойчивая журналистка местной газеты «Вестник» – Алина Семенова. Ее не удовлетворяла версия о добровольном уходе или криминале. Что-то в этой истории было не так. Алина начала копать в архивах, и ее внимание привлекло сообщение в старой подшивке газет за 1982 год. Короткая заметка на третьей полосе: «В связи с плановым ремонтом подвальных помещений Богословской психиатрической больницы №1 временно приостановлен прием тяжелых пациентов».
Слово «временный» оказалось постоянным. Прием так и не возобновили. Алина, используя свои связи, добыла доступ к рассекреченным архивным документам больницы. То, что она обнаружило, заставило ее кровь похолодеть.
В конце 70-х – начале 80-х годов в подвалах «Богословской» под видом «передовых методов лечения» проводились бесчеловечные эксперименты над пациентами. Руководил этим проектом некий профессор Воронцов, а его правой рукой был врач-психиатр Глеб Павлов – дед пропавшего Артема. В подземельях, куда боялись спускаться даже санитары, была обустроена секретная лаборатория. Пациентам, которых считали «безнадежными», вводили экспериментальные психотропные препараты, подвергали их электрошоку и гипнотическому воздействию, пытаясь «перезагрузить» сознание. Официально эти люди числились как «тяжелые, не поддающиеся терапии», а на деле были подопытными кроликами.
Среди них был один, чье дело особенно заинтересовало Алину. Его звали Иван Плетнев, бывший художник, помешанный на идее, что стены – это живые существа, которые могут поглощать и хранить в себе звуки, образы и даже души. Его прозвище в больнице было «Стенограф». Перед одной из самых жестоких процедур, детали которой были скупо описаны в журнале, Плетнев, по свидетельству медсестры, внезапно пришел в себя, его взгляд стал ясным и леденяще холодным. Он посмотрел на Воронцова и Павлова и тихо, но очень четко произнес: «Вы, кто прячется за белыми халатами, но носит в груди черные камни… Вы исчезнете. Не умрете. Исчезнете. Ваши имена сотрутся, как стирают мел с доски. Ваши лица растворятся в пустоте. Вы станете ничем».
Через неделю после этого Плетнев скончался «от остановки сердца». А спустя несколько месяцев профессор Воронцов, выходя из больницы, просто не дошел до своей машины. Он исчез. Расследование тогда быстро свернули, списав все на несчастный случай или бегство. Глеб Павлов, дед Артема, вскоре уволился из «Богословской» и до конца своих дней жил затворником, страдая от тяжелой паранойи и боясь темноты. Он твердил, что «стены шепчут».
Алина, сопоставив факты, с ужасом осознала: проклятие Плетнева настигло семью Павловых. Доктор Артем Павлов был прямым потомком одного из мучителей «Стенографа». И он исчез в том же самом месте, по тому же сценарию.
Она поделилась своими догадками со следователем, ведущим дело. Тот, поначалу скептически настроенный, под давлением неопровержимых улик и жутковатой логики происходящего, согласился на повторный, более тщательный обыск больницы, с акцентом на подвалы.
Подвал «Богословской» был царством сырости, забвения и вечного полумрака. Воздух был густым и спертым, пахнущим плесенью, формалином и чем-то еще – сладковатым и гнилостным. Полуразрушенные кирпичные стены, ржавые коммуникации, запертые на амбарные замки двери бывших процедурных. Следователи с фонарями вскрывали одну комнату за другой, пока не дошли до самой дальней, скрытой за поворотом в самом сердце подземелья.
Дверь была не заперта. Открыв ее, они остолбенели.
В центре небольшой каменной комнаты, абсолютно голый, сидел на корточках доктор Артем Павлов. Его тело было исчерчено странными, не кровоточащими символами, похожими на те детские каракули, что нашли в его кабинете. Он что-то бормотал, уставившись в стену. Его лицо было пустой маской, глаза – стеклянными и ничего не выражающими. Он не реагировал на свет, на голоса, на прикосновения. Разум его был полностью опустошен.
Его вынесли наверх и поместили в палату интенсивной терапии, а затем – в одну из лучших палат его же больницы. Он стал пациентом. Диагноз поставили расплывчатый: «тяжелое кататоническое состояние с элементами глубокого психоза и полной потерей личности».
Алина Семенова пришла к нему через месяц, уже после того, как сенсационная статья вышла в свет, а больницу по решению суда начали готовить к полному закрытию. Она надеялась, что может он пришел в себя и сможет что-то рассказать.
Доктор Павлов сидел у окна в своей палате, неподвижный, как статуя. Санитарка, ухаживавшая за ним, шепотом сказала Алине: «Он все время молчит. Только иногда… иногда стучит по стене одним пальцем. И смеется. Тихо-тихо, почти неслышно».
Алина осторожно подошла к нему.
— Доктор Павлов? Артем? — тихо позвала она.
Он медленно повернул голову. В его глазах не было ни капли осознанности, лишь глубокая, бездонная пустота. Он смотрел на нее, но словно видел что-то сквозь нее, что-то позади.
Вдруг его губы дрогнули. Он прошептал так тихо, что Алина едва расслышала, но эти слова врезались ей в память навсегда:
«Они не исчезли. Они здесь. В стенах. А я теперь — дверь».
Он снова повернулся к окну и застыл, уставившись на монументальную, темную стену главного корпуса «Богословской» больницы. Стену, которая, если приглядеться, в лучах заходящего солнца отбрасывала странную, неестественно длинную тень, похожую на гигантскую, корявую, кривую руку, тянущуюся к самому подвалу.