В доме, где жили молодая женщина по имени Анастасия и её рыжий кот Барсик, царил уютный, хорошо обжитый порядок. Воздух пахёл свежей выпечкой, яблоками и ленивым покоем. Хранителем этого покоя был домовой по имени Прохор. Он был старым, основательным и несколько ворчливым существом, обитавшим за большой печкой. Его жизнь состояла из наблюдений за хозяйкой, ворчания на слишком шумного Барсика и поддержания незримой гармонии в доме.
Всё изменилось в один дождливый октябрьский вечер. Барсик, которому изредка разрешали выходить в сад, вернулся не один. Он гордо вошёл в дом, неся в зубах маленький, тёмный, промокший комочек. Анастасия, вязавшая на кухне носок, подняла глаза и ахнула.
— Барсик! Что это ты принёс?
Рыжий кот аккуратно положил свою ношу на половик. Это был котёнок. Очень маленький, настолько грязный и мокрый, что даже нельзя было разобрать его точный окрас. Он дрожал, прижимаясь к полу, и издавал тихие, жалобные писки. Его огромные, испуганные глаза-блюдца смотрели на огромный, незнакомый мир с таким ужасом, что у Анастасии сжалось сердце.
— Бедняжка, — прошептала она. — Совсем замёрз.
Она принесла старое полотенце, чтобы обтереть его, но едва её пальцы приблизились, котёнок отчаянно зашипел, выгнул спину и отполз под ближайший стул. Все попытки выманить его оттуда оказались тщетны. В конце концов, Анастасия смирилась. Она поставила под стул блюдечко с тёплым молоком и мелко нарезанной курочкой.
— Ладно, оставайся, — вздохнула она. — Посмотрим, что из этого выйдет.
Прохор, наблюдавший за этой сценой со своей полки, нахмурил мохнатые брови. Чужая душа. Уличная, дикая. Нарушитель его спокойствия. Он ворчливо поскрёбся за печкой, выражая недовольство. Барсик, довольный своим благородным поступком, улёгся на своём лежаке и сладко заснул.
Ночью, когда в доме воцарилась тишина, нарушаемая лишь мерным дыханием спящей Анастасии и похрапыванием Барсика, Прохор выбрался из своего укрытия. Его неудовольствие улеглось, уступив место любопытству. Он подкрался к стулу, под которым прятался найдёныш. Котёнок не спал. Он сидел, сжавшись в комочек, и тихо плакал — тоненько, по-детски. Он боялся темноты, боялся незнакомых запахов, боялся всего на свете.
И тут в сердце старого домового что-то ёкнуло. Странное, забытое чувство. Он смотрел на это крошечное, несчастное существо, и его хозяйская, защитническая натура восстала против этой несправедливости. Этот малыш был слаб, голоден и напуган. А Прохор был хранителем этого дома. И раз уж этот котёнок переступил его порог, значит, он попал под его опеку.
Осторожно, чтобы не напугать, Прохор приблизился. Он не был видим, но котёнок, обладающий особой чувствительностью, почувствовал его присутствие. Он насторожился, перестав плакать. Прохор медленно, невесомо протянул свою мохнатую ладонь и коснулся влажного, взъерошенного бока. Котёнок вздрогнул, но не отпрянул. Прикосновение было тёплым, сухим и удивительно добрым.
Прохор начал тихо мурлыкать. Не так, как кошки, а по-своему, низко и глубоко, словно был работающим мотором старого, но исправного трактора. Этот звук был полон такого спокойствия и умиротворения, что котёнок постепенно начал расслабляться. Его дрожь утихла. Он улёгся на полотенце, подложенное Анастасией, и его глазки начали слипаться. Прохор сидел рядом, невидимо убаюкивая его, пока тот не погрузился в глубокий, исцеляющий сон.
С этого вечера жизнь Прохора кардинально изменилась. Все его мысли были теперь о котёнке, которого Анастасия в шутку назвала Угольком. Пока хозяйка была на работе, а Барсик лениво наблюдал за птицами из окна, домовой занимался своим новым подопечным.
Он заметил, что Уголёк боится подходить к миске, когда Барсик ест рядом. И тогда Прохор стал незаметно подсыпать в блюдечко Уголька лишнюю горсточку корма, чтобы тот всегда был сыт. Он видел, как котёнок мёрзнет по ночам, и устраивался рядом с ним, согревая его своим теплом. Когда Уголёк, исследуя комнату, пугался собственной тени или неожиданного скрипа, он тут же чувствовал то самое успокаивающее прикосновение и слышал тихое, бормочущее ворчание, которое теперь ассоциировалось у него с безопасностью.
Анастасия была в недоумении.
— Смотри, Барсик, — говорила она, насыпая корм, — опять в миске Уголька больше. Или мне кажется?
Барсик лишь благосклонно мурлыкал в ответ. Он принял малыша и даже иногда вылизывал его шёрстку, когда тот спал.
Шли дни. Уголёк всё так же дичился людей. При виде Анастасии он пулей уносился под диван или за шкаф. Но в её отсутствие он стал вести себя иначе. Он начал исследовать дом. Сначала робко, крадучись вдоль стен, потом всё смелее. Он играл с пылинками, танцующими в солнечных лучах, гонялся за воображаемой мухой и даже, к ворчанию Барсика, пытался поймать его хвост.
Он чувствовал себя в безопасности. Он не знал, кто его защитник, но он знал, что этот дом — его крепость. Стены здесь были добрыми, пол — тёплым, а воздух — наполненным незримой заботой.
Однажды вечером Анастасия сидела на диване и читала книгу. Уголёк, уже почти привыкший к её присутствию, сидел под тем же диваном, в безопасности. Вдруг с верхней полки книжного шкафа с грохотом упал тяжёлый том. Это был Прохор. Он нечаянно задел его, наблюдая за своим подопечным. Анастасия вздрогнула. Уголёк от испуга выскочил из-под дивана и оказался прямо посреди комнаты, на виду.
Он замер, готовый броситься обратно в укрытие. Но тут он почувствовал знакомое, тёплое прикосновение к своей спине. Это был Прохор. Он подошёл и невидимо обнял его, словно говоря: «Всё в порядке. Не бойся».
И Уголёк не побежал. Он остался стоять. Его взгляд упал на Анастасию. Она смотрела на него не с укором, а с удивлением и лаской. Она медленно, очень медленно протянула к нему руку.
— Иди ко мне, малыш, — тихо сказала она. — Всё хорошо.
Уголёк посмотрел на неё, потом почувствовал, как невидимая ладонь мягко подталкивает его вперёд. Это был знак. Знак доверия. Сделав несколько неуверенных шагов, он подошёл к дивану и потёрся щекой о её протянутые пальцы.
Анастасия замерла, боясь спугнуть этот миг. Она осторожно провела рукой по его шёрстке. Уголёк зажмурился и издал своё первое, тихое, дребезжащее мурлыкание.
С этого дня лед был сломан. Уголёк стал подпускать к себе Анастасию. Сначала на расстоянии вытянутой руки, потом ближе, а вскоре он уже забирался к ней на колени и засыпал, сладко посапывая. Он понял, что люди в этом доме не опасны. Они были частью той общей безопасности, что дарил ему дом.
Прохор наблюдал за этим с высоты своей полки, и его мохнатая грудь наполнялась странной, тёплой гордостью. Он не приручил котёнка. Он подарил ему чувство дома. А дом, полный любви и защиты, сам становится лучшим приручателем.
Уголёк вырос в красивого, уверенного в себе кота с бархатной чёрной шерстью и спокойным взглядом. Он любил Анастасию, уважал Барсика и обожал тёплое место за печкой. Он часто сидел там, прикрыв глаза, и тихо мурлыкал, будто разговаривая с кем-то невидимым. Он так и не узнал, кто был его тайным крёстным, тем, кто согрел его в первую, самую страшную ночь и научил не бояться мира.
А Прохор, старый домовой, больше не ворчал. У него появилось новое, приятное занятие — наблюдать за своим воспитанником. И иногда, по ночам, он всё так же спускался с полки, чтобы посидеть рядом со спящим Угольком, убедиться, что тому не снится ничего плохого, и тихонько, по-своему, промурлыкать ему колыбельную. Он был хранителем. И он справлялся со своей работой как нельзя лучше.