Что для нормального человека означает слово Родина? Это земля, на которой родился, это люди, с которыми живёшь, это ценности, которые у тебя с этими людьми есть. Это какая-то общность понимания вещей, общность ценностей, и ценность этой общности понимания. Это благодарность тем, кто тебе дал возможность жить и иметь то, что для тебя ценно. Чувство обязанности сделать так, чтобы и других на этой земле была возможность жить, и иметь всё это. Чувство обязанности всё это сохранять, приумножать, и при необходимости защищать. А ещё защита этого всего является правом, которое все люди на земле вроде как должны понимать.
Из чего возникает вполне простая человеческая логика: если у тебя есть твоя Родина, на которую у тебя есть право, то аналогичное право должно быть у всех остальных людей на этой земле. Нельзя взять, и прийти, и разрушить у других то, что для них так же важно, как для тебя твоё, потому, что только на основании этого подхода для всех можно требовать аналогичного в отношении себя. У фашиста логика радикально другая: его родину не тронь, а вот с чужими можно творить, что угодно. И в рамках этого он готов идти и делать всё, что поможет его родине чувствовать себя лучше за счёт других стран.
Как же у него это получается? А очень просто: он настолько сильно любит свою родину, что места ни на что другое в его душе уже просто не остаётся. И в этой любви он настолько сильно хочет сделать ей хорошо, что готов сотворить с чужими родинами что угодно, не озадачиваясь никакими угрызениями совести, потому что он весь настолько заполнен любовью к своей родине, что ни на что другое места в его душе уже просто нет. Поэтому суть образцового фашиста (и всего фашистского воспитания) – это сверхсильная любовь к своей родине.
Поэтому фашист постоянно орёт «Родина-Родина-Родина!» громче, чем все остальные. Потому, что только при такой любви он может оправдаться в том, что он делает. Оправдаться естественно, для себя и своих, потому, что никто другой такие оправдания не примет. Просто сам он находится в таком состоянии, когда мнение всех остальных его так же не волнует по той же причине, как и их благополучие.
Фашист может рассуждать «Какой же я плохой? Я же Родину люблю! Плохой тот, кто не любит свою Родину!» Но нормальный человек так не рассуждает. Нормальный рассуждает: «Ты сначала сделай, чтобы твоя родина не позволяла себе в отношении других то, чего бы на их месте сама бы не потерпела, а потом люби, сколько влезет. И вот тогда будешь хорошим». Но только фашиста так не устраивает. Потому, что ему обязательно надо сделать то, что в эти рамки не вписывается, а значит, логика у него будет совсем другая. Он любит родину, значит, он хороший. И если все в его стране такие же, как он, значит, они хорошие тоже. А если все они хорошие, значит, родина их тоже хорошая. Ну а если хорошая воюет с другими, значит, плохие те, с кем она воюет. Значит, всё правильно делает.
Поэтому суть фашиста (и всего фашистского воспитания) постоянно петь на все лады «Родина-Родина-Родина!» И петь так, чтобы привить к ней такую любовь, при которой какие-либо сомнения в её правоте просто недопустимы. Чего бы она не делала, она всегда права, и в этом основная суть фашисткой любви к родине.
В связи с этим у нормальных людей, если речь заходит о любви к Родине, должен (наверное) возникать вопрос: а о какой любви речь идёт: о человеческой или о фашисткой? Потому, что вещи-то совершенно разные получаются. И если первое, то да, одобряем и поддерживаем, а если о втором, то извините, вы сначала весь фашизм свой уберите, а потом поговорим. У фашистов такого принципиально нет; у них есть только «Ну-ка быстро отвечай: любишь или нет?», и если да, то обязан делать всё, что их система прикажет, а если нет, то ты неправ, потому, что родину не любишь. Ну а кто не любит, тот плохой, и тогда те, кто ему противостоят, получается, как бы хорошие.
Поэтому суть фашиста (и всего фашистского воспитания) сводится к тому, что всё время кричать «Родина-Родина-Родина!» так, чтобы человек отупел до состояния, когда сможет соображать только в рамках этой дилеммы. И чтобы всё внутри него было настолько заполнено такой любовью к родине, что ни на какие другие размышления его уже просто не хватало.