Вы знаете, я всегда считал себя человеком современным, продвинутым. Читаю книги по позитивной психологии, смотрю мотивационные ролики, где улыбчивый тренер в обтягивающей футболке убеждает меня, что «мир – это джентельменский клуб возможностей». Стараюсь. Ищу поводы для радости. А потом приезжаю к своей бабушке, Галине Петровне, в гости, и все мои западные методики летят к чертям собачьим перед лицом настоящей, дремучей, былинной русской жизнестойкости.
Завязка произошла на прошлых выходных. Заскакиваю к ней на чай, с коробкой конфет «Белочка», которые она, как я знаю, обожает. Открываю дверь – а у нее в прихожей стоит таз с картошкой. Не просто стоит, а занимает стратегическую позицию, как будто это не корнеплод, а опорный пункт обороны.
– Бабуль, привет! – говорю. – А это что у нас тут? Укрепрайон?
Бабуля выходит из кухни, вытирая руки об фартук с зайцами, которые у нее такие же вечные, как и сама советская власть, которую она до сих пор иногда в разговорах вспоминает.
– А, внучек, привет! – отвечает она бодро. – Это я оптимизм тренирую.
Я думаю: «Ничего себе! Бабушка и тут в тренде!» Представляю, что она, наверное, аффирмации шепчет над этим тазом: «Я самая обаятельная и привлекательная картофелина в мире».
– Как тренируешь? – интересуюсь.
– А очень просто, – говорит Галина Петровна. – Смотрю на эту картошку и думаю: «Вот ведь гадость! Проросла! Гнить начинает! Весь балкон завоняла! Выбрасывать надо!» А потом делаю глубокий вдох, закрываю глаза и говорю себе: «Зато на Новый год будем с елкой!»
Я стою, конфеты в руке замирают. Мой мозг, напичканный установками «мысли позитивно» и «найди возможность в проблеме», просто завис, как старый компьютер. Какая еще елка? До Нового года, как до Пекина раком.
– Бабушка, – осторожно начинаю я, – до Нового года еще полгода. Эта картошка уже через неделю в жидкое удобрение превратится.
– Ну и что? – парирует она, ставя на стол чайник. – Значит, удобрим огородик! А на огородике лук вырастет! А из лука суп сварим! Круговорот картошки в природе, внучек. Вечный двигатель оптимизма.
Садимся пить чай. Я не выдерживаю и делюсь с ней своей наболевшей проблемой. Говорю, мол, на работе проект горит, начальник злой, дедлайн вчера был, я уже паникую, нервы сдают. Рассказываю это все, ожидая услышать что-то вроде: «Успокойся, внучек, все наладится» или «Выпей валерьяночки».
Бабуля наливает мне чай в кружку с надписью «Лучшему папе», доставшуюся ей еще в 1982 году по блату, смотрит на меня своими мудрыми, чуть подслеповатыми глазами и выдает:
– А ты посмотри на это с другой стороны. Твой проект – он как мой компот.
– Как компот? – я уже боюсь спрашивать.
– А вот смотри. Вчера сварила. Ягоды закончились, фрукты тоже. Одна сушеная рябина и пол-яблока, которое ты на прошлой неделе не доел. Вроде бы – ерунда. Каша из топора. А я взяла, кинула туда веточку мяты и ложку меда. И получился напиток! Не компот, конечно, но что-то похожее. Так и твой проект. Ты найди свою «веточку мяты», кинь начальнику. Может, и про дедлайн забудет.
Я сижу, пытаюсь найти в этой аллегории хоть какой-то смысл. «Веточка мяты»… Может, это тимбилдинг? Или свежие данные? Или просто принести ему баночку меда? Бабушка, видя мои терзания, продолжает наставлять.
– Вот вы, молодые, все ищете сложные пути. У вас оптимизм – это когда все хорошо. А у нас, старых, оптимизм – это когда все плохо, но мы из этого борщ сварим. И еще и соседке тарелку отнесем, чтобы похвалила.
И тут начинается кульминация. Раздается звонок в дверь. Бабушка идет открывать. На пороге – соседка, тетя Люда, с лицом, как после просмотра трагического сериала.
– Галя, – говорит она трагическим шепотом. – У меня беда. Стиральная машинка сломалась. Воду на пол льет. Ремонт на три тысячи рублей!
Я уже готов мысленно посочувствовать. Представляю, каково это – остаться без машинки. Катастрофа.
Моя бабушка Галина Петровна смотрит на тетю Люду, и на ее лице расцветает улыбка такой искренней, неподдельной радости, что я поначалу думаю – не ослышался ли я.
– Людочка, да это же замечательно! – восклицает она.
Тетя Люда замирает с открытым ртом. Я тоже.
– Это… что замечательного? – выдавливает она.
– А то, что ты теперь, как в старые добрые времена, в тазике постираешь! – бабушка сияет, как будто сообщила о выигрыше в лотерею. – Вспомнишь молодость! Руки разомнешь! А то ты все на кнопки давишь, а они, эти кнопки, от них радикулит бывает, я по телевизору слышала. И три тысячи сэкономишь! На эти деньги ты себе норковую шапку купишь! Ну, или пол-шапки, сейчас норка дорогая, но все равно!
Она произносит это с такой непоколебимой уверенностью, что тетя Люда сначала смотрит на нее как на сумасшедшую, а потом ее лицо медленно-медленно начинает проясняться. Словно тучи разошлись, и выглянуло солнце необъятного бабушкиного оптимизма.
– Действительно, – задумчиво говорит тетя Люда. – А я и забыла, как в тазике белье мять… Это ж какая физзарядка… И для поясницы полезно… И шапка… а ведь правда, шапку хотела…
И они уже вдвоем, довольные, идут на кухню обсуждать, какую именно шапку купит тетя Люда на сэкономленные деньги. Я остаюсь один на один с недопитым чаем и с крушением картины мира.
Вот вам и финал. Мораль, как говорится, с пылу, с жару. Мы, образованные, ищем сложные формулы счастья, платим психологам, чтобы они научили нас видеть стакан наполовину полным. А наши бабушки знают один простой секрет. Они не стакан наполовину полным считают. Они этот стакан, если он наполовину пуст, просто доливают кипятком из вечного чайника, который стоит на плите их жизненного опыта, и получают еще одну кружку горячего, согревающего душу напитка под названием «Жизнь продолжается». И главный их афоризм, который перевешивает все тома Карнеги: «А ты посмотри, какую шапку можно купить на деньги, сэкономленные на ремонте сломанной машинки!» И ведь не поспоришь. Действительно, можно купить отличную шапку.